Вспомнить всё - Филип Киндред Дик
– Сиськой, – сурово, наставительно заговорила Синтия, наклонившись к сыну, – некоторые называют женскую грудную железу, необходимую матерям, чтобы кормить новорожденных малышей молоком.
– Обычно у женщин их две, – подхватил Иэн. – Рабочая сиська и сиська резервная, запасная, на случай отказа основной. Кстати, всю эту истерию с абортами в отношении предличностей можно минимум на шаг упростить. Взять да отправить все сиськи на свете в окружные детприемники. Молоко, при наличии такового, выдоить – механическими, разумеется, средствами, а после того, как они опустеют, иссохнут, новорожденные, лишенные основного, он же единственный, источника пищи, вымрут естественным образом.
– Для новорожденных разработаны специальные смеси, – напомнила Синтия, пронзив мужа испепеляющим взглядом. – «Симилак» и тому подобные. Довольно. Я иду переодеваться, и едем.
Отвернувшись, она направилась в спальню.
– А знаешь, – негромко сказал Иэн ей вслед, – исхитрилась бы ты меня в предличности записать, я б наверняка тут же туда и отправился. В самый большой детприемник с самой мощной… техникой.
«И далеко не только я, – мысленно добавил он. – Ручаюсь, мне составила бы компанию целая куча женатых калифорнийцев. Целая куча… все те, с кем мы и сейчас в одном, так сказать, мешке».
– По-моему, мысль неплохая, – приглушенно донеслось из спальни: очевидно, Синтия все слышала.
– Ведь дело тут не просто в ненависти к беспомощным, – задумчиво продолжал Иэн Бест. – Причин куда больше. Да, та же ненависть, но к чему? Ко всему, что растет?
«В стремлении погубить их, пока маленькие, пока не нарастили мускулов, не выучились постоять за себя, не стали больше, тяжелее, сильнее тебя – как я, например. Это же куда проще, если другой человек – вернее, предличность – плавает, дремлет в околоплодной жидкости и не способен защищаться, не понимает необходимости дать сдачи!»
Одно непонятно: куда подевались материнские добродетели? Куда ушли времена, когда матери рьяно оберегали маленьких, слабых и беззащитных?
«Наверное, всему виной общество конкуренции, – решил Иэн. – Жри, не то сожрут самого. Выживает сильнейший… только не тот, кто здоров, ловок и мускулист, а тот, за кем власть. А если так, кто же из власть предержащих охотно отдаст ее следующему поколению? Вот вам и результат, логическое продолжение борьбы могущественного, злобного старичья с беспомощной, хрупкой юностью».
– Пап, – заговорил Уолтер, – мы действительно поедем в Канаду, на остров Ванкувер, растить настоящую пищу… и жить, ничего больше не боясь?
– Как только деньги будут, – отрешенно, словно себе самому, ответил Иэн.
– А-а… ясно. У тебя это все равно что «посмотрим». То есть мы никуда не поедем, так? – вздохнул Уолтер, пристально глядя в лицо отца. – Она не отпустит… из школы меня не позволит забрать, и все такое. Как всегда, верно?
– Поедем, – упрямо объявил Иэн. – Настанет время, настанет день, и поедем. Может, не в этом месяце, но обязательно. Слово даю.
– И абортвагенов там не будет?
– Ни единого. В Канаде другие законы.
– Поскорее бы, пап. Ты постарайся, пожалуйста.
Отец Уолтера налил себе еще скотча с молоком и не ответил ни слова. Брови его сдвинулись к переносице, голова поникла, губы скривились… казалось, он вот-вот расплачется.
Тем временем трое мальчишек и один взрослый, съежившись, сгорбившись, тряслись в заднем отсеке спецфургона, мчавшего к окружному детприемнику. Раз вошедшую в поворот машину тряхнуло так, что все четверо попадали на разделявшие их решетки, и отца Тима Гантро, отрезанного стальной проволокой от родного сына, охватило отчаяние – отчаяние немыслимой остроты. Что, если благородный жест не принесет ничего, кроме новых терзаний?
«Кошмар среди бела дня, – подумал он. – Заперли по клеткам, будто зверей…»
– А почему ты сказал ему, будто не знаешь алгебры? – нарушил молчание Тим. – Я же помню: ты разбираешься даже в математическом анализе и триго… как ее там? Ну, во всем, чему учат только в Стэнфордском университете.
– Чтобы показать наглядно: если уж убивать, так убивать нас всех, либо не убивать никого, – объяснил Эд Гантро. – Не сортируя согласно волюнтаристским, самочинным бюрократическим постановлениям. «Когда в тело вселяется душа»… насколько рационален данный вопрос в наш день, в нашу эпоху? Это же средневековье чистой воды!
«На самом-то деле, – продолжил он про себя, – все это только предлог, предлог для охоты на беспомощных и беззащитных».
Ну что ж, он-то отнюдь не беспомощен и не беззащитен. На сей раз в абортваген угодил человек взрослый, при всех своих знаниях, при всем своем хитроумии.
«И как же они намерены разбираться со мной? – рассуждал он. – Очевидно, у меня имеется все то же самое, что и у всех прочих людей: если у них есть душа, значит, и у меня тоже. Разумеется, обратное также верно, но тогда на каком реальном основании меня могут „усыпить“? Я ведь вовсе не маленький, слабый, невежественный малыш, не помнящий себя от ужаса. Я без труда оспорю любую казуистику, любые уловки лучших из адвокатов округа – хоть самого окружного прокурора в случае надобности. Кончат меня, значит, придется кончать и всех остальных вообще, вплоть до самих себя, а затевалось все отнюдь не для этого. Все это – шулерство, с помощью коего власть имущие, особы, занявшие все ключевые посты в политике и экономике, охраняют их от молодежи… не останавливаясь даже перед убийствами. Вся страна, вся земля наша захлестнута ненавистью стариков к молодым. Ненавистью и страхом… и как в подобных условиях поступят со мной? Я ведь их сверстник, однако заперт в заднем отсеке абортвагена санитарно-полицейской службы! Я представляю собой опасность иного типа: один из них, но на другой стороне – на стороне бродячих кошек и псов, новорожденных и малышей. Пусть-ка подумают, пошевелят мозгами. Посмотрим, найдется ли среди них новый Фома Аквинский, способный решить эту задачку!»
– Все мои знания, – объявил он вслух, – ограничены умножением, делением и вычитанием. Даже в дробях, знаешь ли, путаюсь.
– Но ты же все это знал! – возразил Тим.
– Забавно… как быстро оно забывается, стоит только покинуть школу, – посетовал Эд Гантро. – Уверен: вы, ребята, и то дадите мне сто очков вперед.
– Пап, они же тебя прикончат! – в отчаянии вскричал Тим. – Кто тебя усыновит в таком возрасте? Ты ведь взрослый… старый уже!
– Так, дай-ка подумать, – забормотал Эд Гантро. – Бином Ньютона… как это там? Дьявол, не помню. Что-то насчет а и бэ…
Ну да, точно! Вылетели из головы все знания, а вместе с ними и бессмертная душа!
Эд Гантро удовлетворенно хмыкнул.
«С такими разговорчиками проверку на наличие души не пройдешь ни за что, – подумал он. – Выходит, кто я таков? Пес в канаве! Мышь в норке!»
На его взгляд, вся ошибка сторонников абортов от начала
