Вспомнить всё - Филип Киндред Дик
Мистер Шоколадерри!
Посчитав меня плодом извращенной фантазии вашей супруги, вы безвозвратно упустите ни много ни мало всю свою жизнь.
С совершеннейшим к вам почтением,
КЭРОЛ
«Что ж, довод – серьезнее некуда, – подумал Шоколадерри, прочитав и перечитав записку. – Хотя, надо заметить, практически так же мог бы ответить и плод извращенной фантазии моей жены, Хильды… и к чему мы, спрашивается, пришли?»
Дорогая мисс Липкопятто!
(Так написал он в ответ.)
Я люблю вас и верю вам. Однако на всякий случай, для полного моего спокойствия, не могли бы вы переслать мне отдельным пакетом (можно, если желаете, наложенным платежом) какой-либо предмет – мелочь, вещицу, не оставляющую места разумным сомнениям в вашей личности, если я не прошу слишком многого? Будьте добры, постарайтесь войти в мое положение! Уж очень я опасаюсь второй ошибки наподобие той катастрофы с мисс Хрупкинс-Юбкинс, так как на сей раз наверняка вместе с «Гермесом» вылечу за окошко сам.
Обожающий вас… и т. д.
Отправив это послание вниз по ручью, на северо-запад, он принялся с нетерпением дожидаться ответа. Однако в ожидании ему еще следовало – по настоянию Хильды – снова наведаться к доктору Проппади-Проппу.
– Ну, и как там у вас, возле ручья, делишки? – в благодушной, располагающей манере осведомился доктор Проппади-Пропп, закинув на стол длиннющие мохнатые задние лапы.
«А почему бы не поговорить с психиатром честно и откровенно? – внезапно подумалось Шоколадерри. – Что я теряю, рассказав доктору обо всем? Ему и платят за то, чтобы выслушивал правду во всех подробностях – хоть возвышенных, хоть неприглядных!»
– Я полюбил Кэрол Липкопятто, – признался он. – Полюбил, но в то же время, хотя любовь моя абсолютна и вечна, меня терзает неотвязное беспокойство, страх перед тем, что она окажется плодом извращенной фантазии моей жены, выдумкой наподобие мисс Хрупкинс-Юбкинс, приманкой, подброшенной Хильдой, чтобы я раскрылся, явил ей свою истинную сущность, которую нужно прятать, сдерживать любой ценой, поскольку… Поскольку, если моя истинная сущность вырвется на свободу, я ж до беспамятства ее, тварь мерзкую, отлупцую!
– Хм-м-м, – только и смог вымолвить доктор Проппади-Пропп.
– И с вас за компанию тоже всю шкуру спущу, – добавил Шоколадерри, вываливая наружу разом всю корзину накопившейся на сердце неприязни.
– То есть вы не доверяете никому? – уточнил доктор. – Отчуждены от всего человечества? Свернули на жизненный путь, исподволь, тихой сапой уводящий в полную изоляцию? Не спешите с ответом, подумайте. Ответ вполне может оказаться положительным, а это, знаете ли, крайне, крайне тревожный звоночек!
– От Кэрол Липкопятто я вовсе не изолируюсь, – горячо возразил Шоколадерри. – В этом-то вся и суть: я стараюсь покончить с изоляцией. Вот когда мои мысли были заняты только синими фишками, я и впрямь жил в отчуждении, а продолжение знакомства с мисс Липкопятто может положить конец всему дурному в моей жизни, повернуть ее к лучшему, и если вы действительно хоть самую малость во мне разбираетесь, то радоваться должны, что в тот день я додумался пустить по ручью ту жестянку из-под нюхательного табака. Просто прыгать должны от радости, – закончил он, смерив длинноухого доктора мрачным, многозначительным взглядом.
– Между прочим, мисс Липкопятто – моя бывшая пациентка, – заметил доктор Проппади-Пропп. – В Мадриде ей так сорвало резьбу, что ее пришлось везти домой в чемодане. Согласен, она весьма привлекательна, но у нее столько эмоциональных проблем… и вдобавок левая грудь больше правой.
– Однако вы признаете, что она настоящая?! – в восторге от неожиданного откровения вскричал Шоколадерри.
– О да, вполне настоящая, с этим я соглашусь, но как бы вам не обнаружить, что овчинка не стоит выделки… как бы еще о разрыве с Хильдой не пожалеть. Куда могут завести отношения с Кэрол Липкопятто, не скажет наверняка никто, кроме, разве что, Господа Бога. Включая саму Кэрол.
Все это казалось чертовски заманчивым, и к практически поваленному осокорю на берегу ручья Шоколадерри вернулся в самом прекрасном расположении духа. Если верить стрелкам водонепроницаемого «Ролекса» на запястье, время едва подошло к десяти тридцати, а значит, у него в запасе почти весь день – целый день на раздумья о дальнейших планах. Теперь, убедившись, что Кэрол Липкопятто не выдумана женой, чтобы еще раз подловить его на горячем, за дело можно взяться всерьез.
Неизведанных мест на побережье ручья хватало, и Шоколадерри благодаря роду занятий знал эти места как собственные пять пальцев. До того, как настанет время явиться домой, к Хильде, еще добрых шесть, а то и семь часов… почему бы, временно отложив дела с осокорем, не начать спешное строительство небольшой, но уютной хатки для себя с Кэрол, укрытой от всего мира там, где ее никто не отыщет, не опознает и даже не заметит со стороны? Пора действовать: время для размышлений прошло!
Ближе к концу дня, целиком поглощенный работой, обустройством небольшой, но уютной хатки в укромном месте, Шоколадерри углядел на середине ручья плывущую к юго-востоку жестянку из-под «Настоятельского Личного». Подняв высоченную волну, он прыгнул в воду и погреб за жестянкой, пока не уплыла.
Содрав с коробочки липкую ленту и подняв крышку, он обнаружил внутри нечто завернутое в салфетку и записку, с очевидным сарказмом гласившую:
Вот вам доказательство.
В салфеточном свертке лежали три синие фишки.
Целый час с лишним Шоколадерри грыз, точил дерево, почти не чувствуя собственных зубов – настолько его потрясло доказательство подлинности Кэрол, залог верности ему и всему, что он олицетворял. Будто в беспамятстве, Шоколадерри перекусывал ветви старого дуба одну за другой, расшвыривая листву во все стороны. Всем его существом овладело странное, непривычное исступление. Он отыскал, отыскал себе подходящую пару, сумел ускользнуть от Хильды: вот, путь открыт, осталось только пройти… вернее, проплыть его до конца.
Связав обрывком бечевки с полдюжины пустых жестянок из-под нюхательного табака, он бросил их в ручей и нырнул следом. Связка жестянок поплыла примерно на северо-запад, и Шоколадерри, шумно сопя в предвкушении скорой встречи, погреб за ней следом, ни на миг не упуская жестянок из виду. Под мерные взмахи лап в голове его складывалось рифмованное четверостишие по случаю долгожданного личного знакомства с Кэрол:
Порой в любви клянутся смело.
В отличие от слов иных,
Мои-то – докажу я делом —
Весомы, искренни, верны.
Какое дело имелось в виду, он себе даже не представлял, однако много ли подходящих по смыслу слов рифмуются со «смело»?
Между тем связка жестянок из-под нюхательного табака вела, вела его за собой
