Светлана Дильдина - Песня цветов аконита

— Опасные речи ведешь. Да мало ли что болтают… Быть того не может, чтобы из Столицы оборотня прислали!

— Прислали! — Фыркнул товарищ. — Да ты сам подумай. Трудно ли подменить настоящего? Может, и слуги его — не люди, а кто человек и знает, боится до безумия, вот и молчат?

Первый лесоруб покачал головой.

— Как бы там ни было, пусть их… живем в глуши, главное — помалкивать, и все обойдется.

— Так подобные обычно в глуши и охотятся… чтобы следов не оставить.

Огонь ни с того ни с сего начал потрескивать, гаснуть.

— И как часто они… ну, эти… на охоту выходят? — опасливо спросил первый. Товарищ его только рот раскрыл, как с ближайшего дерева сорвалась небольшая черная птица и описала круг над поляной. Лесорубы с криками кинулись в разные стороны.

Записки Юхимэ

Только слепой не заметил бы, что он отличает меня. На меня поглядывали с завистью — я же чувствовала неуверенность. У меня никогда не было увлечений сердца, однако… мне казалось, что он держится вовсе не так, как держатся с девушкой, к которой чувствуют склонность. Он ни разу не сказал мне лестного слова, кроме как об умении держаться в седле. Ни разу не прикоснулся ко мне.

Что ж… я не ровня ему. Он мог бы взять меня в дом… от такой мысли кровь приливает к щекам — да, но женой мне ему не стать.

Дурочка Мышка пришла и заговорила о том, что он опасен. Что он заберет мою душу… и души моих близких, если я не остерегусь.

Он все же во многом отличается от других высокородных. Например, не любит драгоценные камни. Носит только кольцо с изумрудом — знак власти — и больше ни одного камня при нем нет. Странно. Почему? Зато застежки и заколки, серебряные и золотые, делают по его рисункам. Он понимает красоту изящных изделий. Я знаю, лучшие ювелиры города чуть не из рук друг у друга рвут его наброски мелких вещиц. Он мог бы задавать тон в одежде и украшениях, ему подражают, — но он, кажется, не принимает это всерьез. И предпочитает живые цветы драгоценным поделкам.

Как-то сказал мне:

«Цветок — он скоро умрет. Можно сделать драгоценную копию цветка, но, как бы ни был искусен мастер, создавший подобный шедевр, такой цветок не требует нежности в обращении. Золотые лепестки гораздо менее уязвимы. А то, что не так легко потерять, меньше ценишь».

А еще он лучший наездник Окаэры, в седле держится, будто рожден на лошади. Легкий, как перышко, — только вот взгляд бывает тяжелым. И не подступишься.

Глава 2. ВЛАСТЬ

Хэйтэни прибыл из Столицы недавно, годом раньше Йири.

Йири долго приглядывался к нему — тот был довольно молод и неуловимо напоминал Тами — каким тот мог бы стать через несколько лет.

Только был почти лишен честолюбия, хоть и носил звание старшего офицера. Не по своей воле он поступил в военную школу, но обязанности исполнял образцово. С нынешним командиром отношения у Хэйтэни сложились не лучшие — тот поднялся до нынешней должности совершенно самостоятельно, выходец из семьи мелкого торговца — способность сделать подобную карьеру внушала уважение, но не придавала знания тонкостей обращения. Генерал Асахи был груб и выказывал пренебрежение к утонченности, чрезмерное даже для военного. Поэтому и отправили его подальше от Столицы, в провинцию, где требовались умные люди, но не требовалось манер.

Хэйтэни, напротив, был из очень хорошей семьи. Не настолько хорошей, однако, чтобы занять более удобное место. Впрочем, он надеялся отличиться и в этой глуши.

На это и рассчитывал Йири.

Записки Юхимэ

Сорочка, нижнее платье без рукавов, за ним еще одно, из тонкого голубого шелка, гэри-чехол, раскрытый от подола и до колена, темно-голубой, расшитый бутонами. Пелерина из плотного шелка, вышитая серебряной нитью. Чеканные серебряные браслеты с глазками бирюзы. На голову — серебристо-голубая повязка и круглые, звенящие височные подвески в два ряда. Синие бархатные сапожки.

Когда служанка закончила меня одевать и укладывать волосы, я чувствовала себя такой уставшей. А она приговаривала, какая я хорошенькая.

Наверное, она и в самом деле так думает — ведь она служила еще моей матери и любит меня. Но сейчас я и вправду почти красива… Может быть, в Столице посмеялись бы над чем-то в моем наряде, не знаю. Я сейчас нравлюсь себе… только весь этот наряд — для того, чье удовольствие мне безразлично.

Господин Ивара, главный смотритель рынков, покровитель и начальник отца, давно поглядывал на меня. У него нет жены — была раньше, но два года назад умерла. Он сказал отцу, что хотел бы взять меня в дом — конечно, официального брака не будет, но и без того меня ждет почетное положение. Ох… я лучше пошла бы к другому… но даже думать так — слишком дерзко. Но все же… неужели я ему безразлична? Больше года уже, как он здесь…

В доме Ивары был устроен праздник по случаю нового приобретения — фонтана из золотых и серебряных пластин со сложными механизмами внутри. И меня с отцом пригласили на праздник. Наместник появился у Ивары ненадолго — он почти не притронулся к угощению, только самую малость — чтоб не обидеть хозяина. А тот старался устроить все с невероятной пышностью — что же, один из самых богатых людей Гёру.

Потом все любовались чудом — фонтаном, в котором струи окрашены в разные цвета, а сам фонтан похож на цветок — и цветок то раскрывался, то смыкал лепестки.

— Все это меркнет перед диковинками Столицы, Высокий? — с улыбкой поинтересовался хозяин. Тот отозвался вежливо — но, по-моему, фонтан ему не понравился. Слишком роскошный, нарочитый. Я уже знаю, что он предпочитает — хоть и дерзко писать такое.

…Дождь начался внезапно, тяжелые и холодные струи хлестали с такой силой, что казалось, могут остаться синяки. Такой ливень редко бывает в месяце ручейника-Йэн. Я забежала в беседку, а не то мое новое платье быстро превратилось бы в тряпку. Он — тоже укрылся там от дождя и посмотрел на меня с ласковой улыбкой, на сей раз немного насмешливой.

— Хрустальные нити падают с неба, а вы прячетесь от этого чуда.

Я смущенно смеялась, не зная, что и сказать. От него исходило тепло — тепло тела и взгляда. Не знаю, что на меня нашло, но я вдруг повернулась и уткнулась ему в плечо, прижалась, словно ища защиты — от самой себя, вероятно. Почувствовала, что пальцы его коснулись моих волос, пробежали медленно и осторожно. Я в смущении отстранилась — его рука опустилась медленно-медленно.

…У него был взгляд, как у птицы над морем — бесконечно оно, и птица не знает, сумеет ли долететь. Печальный и устремленный куда-то вдаль, не на волны… Не на меня он смотрел.