Вспомнить всё - Филип Киндред Дик
Заметно посерьезневший, калека умолк, поджал тонкие губы, погрузился в раздумья.
– Телевизор подолгу смотришь? Как часто? – внезапно спросил он.
– Каждый вечер, кроме пятничных, – послушно ответил захваченный врасплох Чень. – По пятницам я хожу в клуб, осваиваю эзотерическое искусство укрощения быков при помощи аркана, завезенное к нам с побежденного Запада.
Так называемое «родео» было его единственной слабостью: иных поблажек Чень себе не позволял, посвящая все силы и время партийной работе.
Калека, подавшись вперед, выбрал небольшой сверток в дешевой серой бумаге.
– С тебя шестьдесят торговых[40], – подытожил он. – Гарантия полная. Не подействует, как обещано, – верни неиспользованный остаток и получишь обратно всю сумму целиком, до монетки.
– Как же именно это снадобье действует? – язвительно осведомился Чень.
– Дает отдых глазам, утомленным созерцанием бессмысленных чиновничьих монологов, – ответил лоточник. – И вообще успокаивает. Принимай сразу же перед тем, как тебе в очередной раз придется выслушивать скучные, длинные телевизионные проповеди, в которых…
Чень расплатился, забрал сверток и энергично зашагал дальше.
«Тьфу, пропасть! – подумал он на ходу. – Постановление, превратившее ветеранов войны в привилегированный класс, обернулось грабежом среди бела дня. Жируют на нас, молодых, без стеснения… стервятники проклятые!»
Вскоре Чень вошел в солидное, величавое здание Послевоенного Министерства Культурного Наследия и направился к собственному, по чину внушительному кабинету, чтобы поскорее приняться за работу, а серый бумажный сверток, совершенно забытый, так и остался лежать в кармане его пальто.
В кабинете уже дожидался дородный европеец средних лет, в гонконгском шелковом двубортном костюме-тройке оттенка кофе с молоком. Сопровождал незнакомого европейца не кто иной, как непосредственный начальник Ченя, Сыма Цзо-пинь.
– Господин Тун Чень, – заговорил Цзо-пинь на крайне скверном кантонском, как только Чень переступил порог, – познакомьтесь с господином Дариушем Петелем. Господину Петелю предстоит занять пост директора нового культурно-идеологического учреждения дидактического характера, открывающегося в Сан-Франциско, штат Калифорния, можно сказать, на днях. Господин Петель, – пояснил он, – всю свою жизнь посвятил народу, всю жизнь боролся со странами империалистического блока на ниве педагогики, отчего и назначен на столь высокую должность.
Чень с Петелем обменялись рукопожатием.
– Чаю? – предложил Чень обоим, нажимая кнопку инфракрасной жаровни-хибати.
Секунда – и в изящном узорчатом керамическом чайнике японской работы закипела, запузырилась вода. Усевшись за стол, Чень обнаружил, что верная госпожа Цзи приготовила для него краткую справку о товарище Петеле – разумеется, с грифом «секретно» – и положила бумагу так, чтобы он сумел исподволь, не привлекая внимания посетителей, ознакомиться с содержанием.
– Наивысший Благодетель Народа знает товарища Петеля лично и всецело ему доверяет, – подчеркнул Цзо-пинь, – а такое случается нечасто. Вверенная товарищу Петелю школа в Сан-Фернандо займется якобы преподаванием и изучением заурядной даосской философии, но в действительности, разумеется, будет служить нам каналом общения с молодыми либералами и интеллектуалами западной части США. Многие из таковых до сих пор живы: по нашим оценкам, от Сан-Диего до Сакраменто их насчитывается не менее десяти тысяч. Школа примет две тысячи. Обучение для отобранных обязательно. Вам же в программе господина Петеля отводится крайне серьезная роль… э-э… к-хм… у вас чайник кипит.
– Благодарю вас, – пробормотал Чень, бросив в кипяток пакетик «Липтона».
– За содержание образовательных курсов, предлагаемых школой учащимся, – продолжил Цзо-пинь, – отвечает лично господин Петель, однако все экзаменационные работы, как это ни странно, будут передаваться сюда, в вашу канцелярию, для тщательного, беспристрастного изучения с точки зрения идеологии. Иными словами, вам, господин Чень, предстоит определять, кто из двух тысяч учащихся действительно благонадежен, кто принимает наши идеи искренне, а кто – нет.
– Минутку…
Поднявшись на ноги, Чень принялся церемонно разливать чай.
– Тут следует иметь в виду, – зарокотал Петель по-кантонски, с первых же слов продемонстрировав, что владеет сим благородным наречием еще хуже Цзо-пиня, – что, проиграв мировую войну, американская молодежь проявляет немалый талант к… лукавству.
Последнее слово оказалось английским, и Чень, не поняв его, вопросительно взглянул на начальника.
– То есть насквозь лжива, – объяснил Цзо-пинь.
– Вот именно, – подтвердил Петель. – На людях для виду сыплют верными лозунгами, но в глубине души считают их полной чушью. Экзаменационные работы данной группы будут весьма близки к работам искренних…
– Так вы хотите сказать, что мне предстоит заниматься проверкой экзаменационных работ двух тысяч учащихся? – не веря собственным ушам, возмутился Чень. – Это же само по себе тянет на полную занятость, а у меня даже на что-либо отдаленно похожее времени нет! Официальный критический анализ двух тысяч сочинений с отделением искренности от, как вы там выразились, «лукавства»…
Захлебнувшись от негодования, Чень решительно рассек воздух ребром ладони.
– Нет уж. В задницу такое счастье, – подытожил он, перейдя на английский.
Неожиданная грубость на западный манер заставила Цзо-пиня поморщиться.
– На это у вас имеются подчиненные, – напомнил он. – Вдобавок можете затребовать из кадрового резерва еще полдюжины человек. Финансирование нам в этом году увеличили, так что бюджет министерства выдержит. И помните: господин Петель избран на данный пост лично Наивысшим Благодетелем Народа.
Последняя фраза прозвучала угрожающе – слегка, самую малость, однако этого оказалось достаточно, чтобы привести разбушевавшегося Ченя в повиновение. Дабы подчеркнуть важность сказанного, Цзо-пинь отошел в дальний угол кабинета и остановился перед трехмерным портретом Наивысшего Благодетеля в полный рост. Спустя недолгое время его появление поблизости привело в действие лентопротяжный механизм, спрятанный за портретом, и Благодетель, чуть встрепенувшись, с до боли знакомыми интонациями произнес знакомый каждому с детства призыв:
– Сражайтесь за мир, дети мои! – с отеческой твердостью провозгласил он.
– Хм-м, – старательно сдерживая возмущение, промычал Чень.
Ладно. Пожалуй, с экзаменационными работами разберутся и вычислительные машины министерства. Схема «да – нет – возможно» применительно к оценке соответствия шаблонам идеологической корректности… да, вероятно, свести задачу к рутинной – дело несложное.
– Я, – заговорил Дариуш Петель, щелкнув замками невзрачного, старомодного пластмассового портфеля, – прихватил с собой некоторый материал и хотел бы, чтоб вы, господин Чень, рассмотрели его самым пристальным образом. Вот два экзаменационных сочинения, – пояснил он, вручив документы Ченю, и многозначительно переглянулся с Цзо-пинем. – Насколько мне известно, успешно справившись с данным поручением, вы будете назначены вице-советником министерства, а Его Величие Наивысший Благодетель Народа своей рукой вручит вам орден Кистера[41].
На этом и он, и Цзо-пинь настораживающе дружно, в унисон улыбнулись.
– Орден Кистера, – задумчиво повторил Чень.
Приняв экзаменационные сочинения, он начал неторопливо, с показным равнодушием листать страницы, но сердце в его груди трепетало так, точно вот-вот вырвется наружу.
– Почему именно эти? Вернее сказать, что в них особенного, сэр?
– Одно из них – работа искреннего сторонника передовых идей, лояльного, от и до проверенного члена Партии. Второе принадлежит перу юного
