Redrum 2018-2019 - Юлия Саймоназари
Майки не отвечал на ее звонки, а на то, чтобы найти мой номер через череду дальних знакомых у Джули ушло три недели. Она позвонила, когда было уже слишком поздно. Впрочем, я ее не виню — она сделала, что могла.
Когда Джули взяла мальчишку в свою приемную семью, она прочла его дело, и ужаснулась. Когда Джули рассказала мне о родителях Майки, ужаснулась я. Там было почти клише из фильма ужасов. Запуганная мать, вымещавшая злобу на маленьком сыне. Агрессивный, психически нестабильный алкоголик-отец, каждый вечер уговаривавший бутылку водки и крушивший все вокруг себя. Такие истории редко хорошо заканчиваются.
Майки плакал, когда его била мать. Плакал, когда мать бил отец. Слыша его плач, отец зверел и начинал избивать и Майка тоже. Мать муштровала Майки, пытаясь научить сдерживать слезы. С маленькими мальчиками, которые плачут, случаются страшные вещи. Она приучала Майки к строгому режиму — к девяти, когда отец возвращался домой, он уже должен был спать. Чтобы не отсвечивать.
Не плакать. Не провоцировать.
В ту ночь Майки не заснул в девять. Ему ужасно захотелось последний кусочек вчерашнего пирога, который стоял в холодильнике. Он прокрался по лестнице вниз. По пути на кухню, он заглянул в родительскую спальню. Там на полу лежала его мать. Ее глаза были широко открыты, а на шее расплывались следы кровоподтеков. Изо рта вывалился ставший чернильным язык. Развалившись на кровати, отец смотрел какое-то комедийное шоу и оглушительно хохотал. В его руке была почти пустая бутылка водки.
Маленький Майки всхлипнул раз, два, а потом разревелся во весь голос. Отец медленно поднялся с кровати.
«Жизнь, Майки, чудовищно несправедлива. Поэтому втяни обратно свои сопли и вертись, вертись, как можешь!»
Разве он его не предупреждал, что ненавидит, когда мальчишки плачут?
Спасли Майки совершенно случайно. Мальчик так и не научился молчать, и пока отец тащил его в ванную, орал, как резаный. Он почти утонул, когда в дом, наконец, ворвались вызванные перепуганными соседями полицейские. Потом были приемные семьи, последней из которых стала семья Джули, назначенные государством психологи, и, вроде бы, прошлое осталось в прошлом.
Милейшая Джули встревоженным голосом порекомендовала мне все-таки поговорить с мужем. Мало ли, старые травмы иногда выстреливают. У меня не хватило сил сказать ей, что травмы уже выстрелили. Я вежливо поблагодарила Джули, и повесила трубку.
Мои худшие опасения оправдались. На записях с видеокамер, которые после этого разговора я, наконец, решилась посмотреть, видно все, что произошло в тот день. Майки заходит в квартиру, проходит в ванную комнату, и через минуту выходит обратно. Он покидает квартиру, а затем заходит обратно всего через пять минут. Как будто в первый раз за день.
На протяжении двух месяцев в Кейпел-Кьюриге я каждый день смотрела в глаза Майки, пытаясь понять. Хладнокровное убийство или временное безумие? Точного ответа у меня нет, но, честно говоря, я склоняюсь в сторону второго. Во всяком случае, мне хочется в это верить. Все это, правда, ничего не значит. Я все равно сделала бы то, что сделала. Любая мать готова убить за своего ребенка. Даже та, у которой был всего четырехмесячный стаж материнства.
Это было просто. Пока Майки убирал из моей жизни все вещи голубого цвета — как будто если вырезать дурацкий цвет можно стереть память о моем мальчике! — и исправно ходил на работу, я не теряла времени даром.
Я вырыла яму. Я рыла ее почти месяц — понемногу каждый день, поэтому яма вышла действительно глубокая. Я присыпала ее землей, но это были излишние меры предосторожности — Майки ее все равно не заметил.
Еще я заказала с «Амазона» штангу, весы и гантели, и тренировалась в нашем саду. Дотащить тело до ямы будет нелегко, но я точно знаю, что справлюсь. Штанга пригодилась и для главного дела — тупая травма затылочной части головы часто летальна. Последующее за ней утопление в ванной с неприятно шипящей на коже бомбочкой из Лаша дает стопроцентную гарантию.
Должна признаться, точного плана у меня поначалу не было. В одну из моих редких вылазок за продуктами, я купила три колокольчика. Конечно, меня привлек цвет ленточек. Я купила их просто назло установленному Майком бойкоту голубого. Но колокольчики заставили меня задуматься, и в голове начала формироваться идея.
Сначала мне никак не удавалось выстроить историю, с колокольчиков начинать было как-то не логично, поэтому в следующую вылазку в город я купила Говарда — ручную серую мышь. Говард был чистым вдохновением, пришедшим ко мне с витрины зоомагазина, мимо которой я проходила.
Поначалу я думала, что вся идиотская мистификация займет гораздо больше времени, но потом Майки сделал мне прекрасный подарок. Правильно говорят, муж и жена — одна сатана. Во всяком случае, думаем мы с ним часто в одном направлении. Когда Майки — как когда-то, с рождением Джеки я, — вдруг купил камеры и утыкал ими весь дом, я не могла поверить своему везению. До ухода в декрет я зарабатывала деньги видео-монтажом и спецэффектами. Ничего особо звездного, но неплохие деньги микро-бюджетные фильмы ужасов мне приносили стабильно.
Соглашусь, особой изобретательностью я не отличаюсь, но работа наложила на меня определенный отпечаток, и что-что, а сюжет третьеразрядного ужастика я могу воспроизвести с закрытыми глазами. А уж сколько таких привидений на дрожащих фидах с камер наблюдения я наклепала за годы работы — не перечесть. Единственной сложностью было взломать трансляцию на телефоне мужа, но пара часов за интернет-мануалами — и дело сделано.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Не боялась ли я, что Майки что-то заметит? Пожалуй, нет. Одержимость, вылезшая на свет Божий из темных детских закоулков его подсознания, и убившая нашего сына, так и не отступила. Утопив Джеки, она принялась за Майка. Маниакальное соблюдение режима и необъяснимый остракизм голубого цвета отнимали все его время и внимание. Бедный Майки не видел дальше собственного носа.
Я не знаю, что меня ждет дальше. Надеюсь, что следующие жильцы этого дома никогда не станут перекапывать сад настолько глубоко, чтобы найти под раскидистой яблоней два скелета — четырехмесячного малыша и тридцатидвухлетнего мужчины. А если их когда-нибудь и найдут, надеюсь, я уже
