Амулет мертвеца - Константин Чиганов
Нет, косметологи мертвых, наверное, поработали отлично. Фигура в гробу, в чернильно-синем блестящем костюме с бабочкой, какой живой Данил не надел бы под страхом бормашины в зубной нерв, вполне походила на целого человека, умершего непостыдно и мирно. А не разорванного стальным драконом почти на куски.
Прощаться с этой куклой, целовать манекен, где не было, не было больше Даньки, и никогда не будет, Дашу не заставят. Это поганый сон, или, как говорят темные личности, дурной приход, но не он сам. Впрочем, никто на нее внимания не обращал. Их общим друзьям она не сообщила специально.
Кроме соседства с гением, еще одно Данил бы одобрил в умилительно-гнусном шоу. Когда крышку закрыли, и дюжие ребята в черном стали опускать гроб в могилу, на обыденных белых грузовых лентах, несколько скромно одетых людей немного в стороне достали из сумок и кофров инструменты, гитары, флейту и сакс, и заиграли. Науменко, Кобейн, Мановар, вечный "город золотой" БГ, и играли, пока забрасывали бурой влажной землей Дашину жизнь, пока негромко, чинно беседуя, расходились модно и дорого одетые гости. Там, за оградой, их ждали неброско-дорогие машины с теплыми роскошными салонами. Дашу не ждал никто.
Она слушала последнее прощание настоящих Даниловых друзей, хотела плакать, очень хотела, но не могла. Глубоко тебя зарыли, до свиданья, милый, милый[13]. Ей захотелось хохотать, вот это и все? Вот этим пикником для тех, у кого золотые ложки во рту, так мы и закончили, Данька? Ты слышишь? Ты ведь тоже ржешь как конь ретивый, просто я не слышу, я стала теперь глухая. Я стала слепая и каменная баба, твое второе Дэ, девочка, играющая со спичками. Трижды плюну на могилу, до свиданья, милый, милый. Эту песню они не сыграли, нет, но последней мелодией была "Полковнику никто не пишет". Потом музыканты сложились и неспешно, о чем-то переговариваясь, ушли. Кое-кто из них поглядывал на блондинку у могилы вопросительно, но беспокоить не стали. Мало ли.
Даша еще стояла, стояла, пока не замерзли до ледышек ноги в сапогах, глядела на большущий дубовый, полированный крест с датами, с прибитым портретом. Данька вышел как живой, в мотокуртке, с несмелой улыбкой, с растрепанными волосами, у него вечно торчал этот темный хохолок, если не пригладить… чертов мотоцикл и шлем просто не вошли в кадр.
Она пошла, почти побежала прочь, словно кто-то гнался. Кто-то, внимательно наблюдающий сверху или снизу, запоминающий все-все. И чего-то ждущий. Рева трубы и воскрешения мертвых?
В экспедицию ее устроила Маринка. Убедила. Тяжелая физическая работа как лекарство. Не сидеть с каменным лицом у окна. Косить-косить-не спать. Даш, ну пожалуйста, ради меня и Пашки. Она поехала. Почему нет, все равно.
Правда, тяжелая ежедневная работа стесала царапающий камень внутри. Даша стала иногда улыбаться шуткам, удавалось даже забыть на полчаса, а то и на час. Это проклятое кладбище и заблюренное пятно на асфальте. Лоботомию ведь давно не делают, такая беда. Не идут навстречу населению. Приходится самой, все самой. Леша вот, милый, недотепистый и преданный, как щенок, готовый услужить и развлечь. Прости меня, подлую суку, пусть у тебя все будет хорошо, и хорошая добрая девочка найдется. Не старуха в двадцать с небольшим лет.
Иногда так накатывало, выть хотелось, все так же без слез, ах если бы пореветь как следует. Как это, "слезный дар", как попы говорят? Дар. После того как оторвал половину души, подло, в спину сунул ножом, дай мне свой дар, Боженька, слава Тебе за все, ага. В душу, в мать.
Ее звали поехать в Петербург на день города. Искренне, от души звали развеяться, милую златовласку-Несмеяну. Посмотреть на корабли в Неве, по улицам погулять в разодетой с походно-полевым шиком компании гробокопателей. Там, где они гуляли с Данилом, по тем же улицам, где он не появится. Не мелькнет черный с золотом рычащий зверь. Зачем улицы нужны тогда? Она отказалась, сославшись на головную боль, о это вечное спасение всех женщин.
Перед отъездом из экспедиции в суматохе все собирали вещи, обменивались адресами и номерами телефонов, обсуждали поход в Эрмитаж перед автобусом в аэропорт для тех, кто прибыл издалека. Хоть по Питеру погулять еще, подышать сырым балтийским небом августа.
Было так нетрудно заглянуть в комнату парней и подменить странный, тяжелый и холодный предмет в сумочке найденной у крыльца железкой подходящего размера. Вряд ли Лешка хватится проверять раньше приезда домой, в свой Новгород. Если догадается, простит? Прости, Леша. Я не могла иначе, ну никак.
От дьявола? Да пусть от комитета объединенных чертей. Может, хоть от вас будет толк. Лягушонок в спирту. Шевелил лапками как живой. КАК или совсем живой? Последнюю неделю перед отъездом, перед сном, ощущая, как ноют руки и вечно согнутые в раскопе ноги, она открывала в телефоне читалку, "Клатбище домашних животных" его величества Кинга. Книга, странное дело, утишала душевную боль.
Прекрасная работа, мэтр. Если бы герой посоветовался с женой… послушал дочку. Или вообще, ушел за просветлением в себя. Его ведь предупреждали. Снова и снова, хоть кол на голове. И с котом неладно получилось. С самого начала ясно, не кот ты, подлая тварь, скверная имитация. Правда, клатбище было бы вечным соблазном. Его ведь не бросишь обратно в Волхов, как эту нелепую штуковину. Тут-то все просто. И не нужны безумные идеи и планы.
Она засыпала, надеясь увидеть Даньку, но он не пришел ни разу. Даже тут ей повезло больше книжного героя, в сущности. Хорошая была попытка, доктор Крид. Но мы ее потеряли. Гуд найт, диар док, не поминайте лихом. Вы-то смогли бы понять и простить.
Глава 4. Некромантия
У каждой уважающей себя красавицы есть набор не до конца отвергнутых, полезных иногда поклонников. Почти некрополь френдзоны. Но со слабенькой надеждой для попавших туда грешников. Полка в холодильнике души, полуфабрикаты быстрого приготовления.
Виталик не был Дашиной первой или какой-нибудь еще по счету любовью. Но именно его она вспомнила после поездки на кладбище. По новому Данилову адресу. Теперь это очень удобно, прийти "повидаться". Всегда застанешь. Третий участок от дорожки, пятый от забора. Координаты можно вбить в поисковую систему. Дом Данила. Частная собственность, не беспокоить. Тесен дом мой у обрыва[14]. Проклятый старый дом. Из шести досок ларец[15]. Саван, крест, и шесть досок[16].
В солнечном свете августа все выглядело нереально живенько, светленько, даже, черт возьми, мило. Желтая церковь
