Страна Червя. Прогулки за Стену Сна - Гари Майерс
— И всё же мне непонятно, — отозвался я. — Сейчас ты сказал мне, что Омброс погиб. Но ведь прежде ты говорил о нём так, будто он живой?
— Воображаю твоё недоумение. Но это нетрудно объяснить. Прежде я упоминал своего брата, недавно возвратившегося к нам из своих чужеземных странствий. Поскольку он старший, то носит имя нашего отца: династическая претенциозность, вероятно, чтобы создавать видимость личного бессмертия. И все наши короли уже девять поколений носят имя Юксиор
Но всё это слишком далеко увело нас от твоего послания. Полагаю, ты можешь считать, что доставил его. Но, всё-таки, прошу тебя ещё немного побыть посланником, хотя бы до тех пор, пока ты не отнесёшь своему господину ответ. Мне необходимо тщательно поразмыслить, что же ему ответить. А пока суд да дело, можешь считать себя гостем во дворце. Этой ночью спи тут. Думаю, этот диван придётся тебе больше по вкусу, чем каменное ложе. Покоями на этом этаже не пользовались со времён моего деда, так что никакие соседи тебя не побеспокоят — ни живые, ни мёртвые.
Он поднялся.
— Теперь же необходимо вернуться к моей прекрасной кузине, а не то она станет гадать, что со мной случилось. Не возражаешь, если я заберу свечу?
С этими словами Намброс оставил меня. Он удалился и прикрыл за собой дверь. Миг спустя я явственно расслышал, как в замке повернулся ключ.
3. Преследователь
Я подождал, пока Намброс уйдёт подальше и только тогда потянул за ручку двери. Заперто. Я пересёк комнату и раздёрнул тяжёлые занавеси. Сквозь запылившиеся стёкла виднелся квадратный дворик. Во всяком случае, это походило на дворик, но тьма внутри четырёх его стен оказалась слишком густой, чтобы различить дно. Окна на виду се до одного были пустыми и безжизненными. Лишь немного светилось ночное небо, маячившее чуть ли не над самой моей головой. Тут пути к спасению не обнаружилось. Мне придётся гостить у Намброса так долго, сколько он захочет меня удерживать.
Но не чересчур ли я сгущаю краски? Намброс запер дверь только из осторожности, чтобы ночью по дому не рыскал чужак. Всё прочее — просто моё беспокойство оттого, что я заперт в незнакомой и тёмной комнате, застрял во дворце Юксиора, а его перстни лежат у меня в кармане плаща. Но тревожило меня не это. Я преспокойно пронёс перстни во дворец и питал надежду, что смогу без особого труда и вынести их отсюда. Сейчас несколько часов отделяли меня от рассвета и я могу провести их с такой пользой, как только допускают обстоятельства. Я снял покрывало с дивана, отведённого мне Намбросом, не раздеваясь, улёгся туда и укрылся плащом.
Однако мне долго не удавалось уснуть. Я просто лежал в темноте и перебирал в уме загадки, с которыми столкнулся за последние два часа. Первая из них — это Изодомог. Кто он такой? Я и отправился во дворец отчасти ради того, чтобы это узнать. Но, хоть мне и удалось проникнуть во дворец, к знанию это меня не приблизило. По-видимому, в таком невежестве оставался только я. Намброс определённо знал, кто такой Изодомог, хоть и отрицал это. Равно как и Литэ, судя по её реакции, когда она услышала от меня это имя.
Смерть Юксиора. Это тоже загадка. Как же он умер? То, что сообщил Намброс о его последнем недуге, в сущности переворачивало вверх ногами слухи про убийство короля, но это не значит, что следует такому верить. Это могло оказаться ложью, скрывающей преступление, о котором и говорила молва. Это могло оказаться даже особенно изощрённой ложью, перекраивающей пытки и убийство узника в заботливый уход за умирающим человеком. Но достаточно ли она изощрённая, чтобы одурачить дочь покойного?
Литэ собиралась выйти за Омброса. Это, пожалуй, было наибольшей загадкой. Если обручение выглядело доказательством, что её двоюродный дед не виноват в смерти её же отца, то заявлять о нём в ночь отцовского погребения означало такое бессердечие, которого я не ожидал бы и от своего злейшего врага. И я не считал Литэ бессердечной. Её скорбь за ужином выдавала именно решимость скрывать чувства. И что означал тот взгляд, которым она одарила меня мгновением раньше, чем Намброс увёл меня прочь?
Долгое время мне никак не удавалось заснуть. А когда я всё же погрузился в сновидение, оно оказалось тревожным. Поначалу сон мой ничем не отличался от тревожного бодрствования. Я лежал на том же самом диване и в той же самой тёмной комнате. Однако потом дверь медленно отворилась и в комнату беззвучно пробралась мрачная фигура. Облачена она была в чёрные одежды и почти сливалась с окружающей тьмой. Но я видел её и в темноте. Я видел, как эта фигура приближалась к моему дивану. Видел, как она склонилась надо мной. Неспособный и шевельнуться, я беспомощно следил, как её пустой капюшон опускается, накрывая моё лицо.
Я распахнул глаза и фигура сгинула, убедив меня, что это был сон. Но тревога, исходящая от фигуры, не пропала вместе с нею. Объяснить такое не составляло труда. Очнувшись ото сна, я оказался в такой же обстановке. Как же мне убедиться, вправду ли я проснулся или же это и на самом деле был сон? Но понимание ситуации её не улучшило. От осознания, что я здесь совсем один, легче мне не стало.
Теперь я пожалел, что, покинув катакомбы, не оставил при себе свечу и спички. Тогда можно было бы покончить с этой нелепостью. Свет, что проникал в незанавешенное окно, оказался слишком тусклым. Он превращал накрытую белым мебель в парящих среди темноты призраков. Он заполнил кресло Намброса тенью, настолько густой, что казалось, будто там сидит фигура в чёрной мантии.
Наверное, из-за сновидения я и представил подобную фигуру. Но, с другой стороны, это ведь из-за подобной фигуры я и увидел такой сон. Вероятно, угрозы Изодомога впечатлили меня настолько, что от него не было покоя даже во сне. Впрочем, с чего бы мне его страшиться? Я пострадаю от изодомоговых угроз, только в том случае, если провалю поручение с посланием. А провалить его уже невозможно. Я выполнил его указания, насколько это получилось из-за Намброса.
Но тень в кресле намекала на иное. Она уже почернела больше, чем любая обычная тень. Чем внимательнее я приглядывался к ней, тем чернее она становилась, пока её стало невозможно принять за что-то другое, кроме вещественной и человеческой фигуры. Но
