Рассказы - Поппи Брайт
Когда-то я стоял на крыше самого высокого небоскреба в городе и смотрел на мерцания ночных огней, не задумываясь о том, что происходит в черных ущельях между зданиями: напыщенные убийства, преднамеренная и медленная боль, банальная мелочность. Жить — значит предавать. Но почему некоторым необходимо делать это с таким удовольствием?
Когда-то я смотрел в зеркало, и на шее не было морщин, впадины на ключицах не были синими, а под глазами не было темных кругов.
Когда-то я раздвигал женщинам ноги и припадал к промежности, как утомленный жаждой путник — к устью реки. Я не смотрел на мертвенно-бледную, испещренную венами внутреннюю поверхность бедер, не слышал запаха соли и крови, смешанных, словно медь с морской водой.
Когда-то я думал, что знаю что-то о любви.
Когда-то мне хотелось знать.
Лия встретила меня в баре отеля «Blue Shell». Шесть часов, как раз перед ужином, и моя одежда до сих пор была в пятнах уксуса и сливочного супа с укропом, который мы подавали на обед. Свежий укроп доставили на грузовике утром, в деревянном ящике, ради сохранности поставленном между молодой морковью и покрытым росой салатом-латуком. Я задумался, сколько же автострад он проехал, чтобы оказаться здесь, сколько миль бескрайнего неба пронеслось перед курьером, доставившим продукты на двадцать первый этаж шикарного отеля. «Blue Shell на 21-м», — говорили вытесненные серебряные таблички размером со спичечный коробок, которые помощники официанта поставили на каждый стол. 21 — не адрес отеля, а количество этажей, возвышающихся над улицей. Кондиционирование было даже здесь, исключение составляло лишь сердце кухни, где никакое количество циркулируемого воздуха не могло сравниться с жаром хлебопечки «Турбо 10». В дополнение к пятнам, оставшимся с ланча, я ощущал себя в оболочке сухого пота, словно на мне была грязная застиранная рубаха.
В баре на первом этаже было прохладно, как и во всем остальном отеле, и от Лии тоже веяло холодком. Таким же, как от кофейных сливок, которые я каждое утро первым делом достаю из холодильника. На сегодняшнюю встречу она тщательно подобрала наряд, в стиле, которого придерживались все модные девушки в том году. В отличие от многих, Лие та мода шла: у нее достаточно узкие и стройные голени для неуклюжей обуви и безвкусных чулок с узором, и худощавая фигура для узких платьев вызывающих цветов (для особых случаев платье блестяще-черное). Изысканные черты лица позволяют носить пучок с начесом, несколько прядей кокетливо сбегают спиралями по спине.
— Там была длинная очередь, — сказала она мне, перебирая пальцами кружево длинного корсажа. Я представил ее сидящей на стуле в клинике, обнявшей себя, как она всегда делает, когда ей некомфортно, — несомненно, подсознательный жест. Моя Лия никогда бы не показала свою уязвленность.
Ожидалось, что у меня возникнет чувство вины. Ожидалось, что я пойму, какой я невнимательный, ведь мне не удалось найти себе замену на время обеда, поэтому пришлось отправить хрупкую Лию в опасную ситуацию незащищенной, ей могло быть больно, а рядом не было мужского плеча, в котором она так нуждалась. Как по команде, во мне что-то съежилось. До этого момента я лишь пригубил заказанный бойлермейкер [6], теперь же я сделал глоток и немного удивился, отпив половину. Вкусно, — кислота пива смылась сладким суслом виски «Bushmills». Кухонный персонал мог бесплатно выпить после смены, а алкоголь в баре чертовски хорош.
— Мне было больно, — продолжила Лия. — Не понимаю, почему я проходила гинеколога. Джинни его не проходила, когда была у частного врача. У нее просто взяли анализ мочи, потом позвонила медсестра и назначила время приема.
— Парень Джинни занимается программным обеспечением, — сказал я ей. — Она может себе позволить частного врача.
— Да, но послушай, — возбужденно говорила она сквозь многочисленные трубочки своего напитка. Пенистый фруктовый коктейль, в котором не чувствуется алкоголь. Таким коктейлям место на десертной тарелке, украшенной взбитыми сливками. Темно-красная мараскиновая вишенка ударялась о ее губы.
— Клив ходил со мной сегодня. Говорит, у него осталось немного денег с последней выставки. Если и ты поможешь, мне хватит. Смогу сделать операцию у частного врача, мне позвонят из клиники и назначат время.
Ее ладонь оставила напиток на барной стойке, нашла мою руку и сжала ее.
Прежде всего, я заметил, как она сказала операция. Совершенно невозмутимо, с таким же выражением она могла бы сказать новое платье, парень, или ****ься. Словно речь шла о чем-то, что, как она думала, всегда при ней и останется. До следующего глотка виски я и внимания не обратил на названное имя.
— С тобой был Клив?
— Да. У тебя же не получилось отпроситься, а идти одной мне не хотелось.
Вспомнил, как два дня назад стоял на кухне, нарезая морковь на кружочки, затем на четверти. Я был сфокусирован на большой деревянной разделочной доске, на ноже, входившем в хрустящую оранжевую мякоть моркови, но боковым зрением я видел Клива, теребящего в руках свою старую шляпу. В его длинных пальцах она выглядела как клочок войлока. Клив на полторы головы выше меня, и своими большими руками он легко может меня придушить или швырнуть через половину кухни. Но я знаю, он позволит мне надрать ему зад, если я того захочу. Если бы мне стало настолько больно, что захотелось бы колотить его головой по полу или измордовать, пока кровь не пойдет. Вот насколько он чувствовал свою вину. И насколько сильно он все еще хотел Лию.
— Не смогу заменить тебя в среду, — сказал он. — Любой другой день — без проблем, ты знаешь. Мне нужно встретиться с владельцем галереи, договорились уже несколько недель назад.
Он не смотрел мне в глаза. Думаю, его расстраивало то, что я управляюсь на кухне в одиночку, принимаю тысячи маленьких решений перед подачей обеда, и все переживаю о Лии. Я представлял, как она сходит с автобуса на конечной остановке, проходит старый промышленный квартал. Другие части города более опасны, но для меня старые заводы и мельницы — самые устрашающие места. Они заброшены, машинное оборудование молчаливо и задумчиво, а двадцатифунтовая паутина, тянущаяся со списанных винтиков и рычагов, похожа на пыльную серую штору. Места, которые большинство избегают, ссылаясь на кладбищенские истории. Порой что-то находили в подвале завода, или втиснутое в каморку склада. Однажды нашли голову, и она так разложилась, что невозможно было разобрать лица. Обгрызенные кости, высушенные сухожилия и другие невкусные части бездомных алкоголиков ревниво охранялись стаей диких собак. Именно там и располагалась бесплатная клиника, именно там доктора с особой специализацией оборудовали свои кабинеты, именно туда
