Тайны старого дома - Ульяна Каршева
Слева возвышалась древняя, но крепкая липа, на низком, толстом суку которой болтались верёвочные качели с дощечкой-сиденьем. Справа, через узкую и потрёпанную асфальтированную дорожку перед домом, расположились углом две длинные скамейки. Над ними нависали пока что голые прутья сирени, и Нина вдруг подумала, как, наверное, здесь здорово летом. Тем более, как объяснила Марья Егоровна, жильцам запрещено оставлять машины здесь… Постояв немного на холодном апрельском ветру, Нина вернулась в комнату, где принялась за готовку. К электрическим плиткам она уже привыкла и пользовалась сразу двумя, а ещё, по совету сердобольных соседей, купила электрический обогреватель, и в комнате стало теплее. С дровами и печью возиться она пока не решалась.
Ещё она научилась стирать в маленькой стиральной машинке и радовалась, что в доме, в общем коридоре, есть водопроводный кран. Марья Егоровна рассказала ей, что всего несколько лет назад за водой ходили к другой остановке, к колонке.
А ещё через неделю Нина попросилась в «группу» няни Галюшки: так захотелось хоть чуть-чуть погулять на воздухе! Нет, на скамейке перед входом в барак она уже посидела, но ведь с прогулкой такое сидение не сравнится.
Няня Галюшка, по своему обыкновению, посмеялась в кулачок и кивнула.
На месте детских игр Нина с любопытством огляделась. Её усадили на одну из скамей, над которыми пока ещё голыми ветвями блестела сирень. Няня же мгновенно организовала своих воспитанников на упорядоченную беготню.
Некоторое время Нина следила за крикливыми малышами. А потом присмотрелась к местности. Монастырский сад здесь, на холме, ещё не обрёл жёстких границ в виде металлического забора. И, кажется, монахини довольно спокойно относились к ребятишкам из барака.
Чуть ниже по склону холма к монастырским воротам вела асфальтированная дорога, через которую словно осела в землю небольшая церковь.
Бездумно разглядывая даже сейчас, в дождливом апреле, ухоженные клумбы и газоны в церковном дворике, Нина вздохнула, мельком помечтав однажды набраться смелости и прогуляться к церкви. Она крещёная, хоть на службы активно не ходила. Как большинство — лишь на праздники. И то редко. Но запомнила, как спокойно становилось, когда замирала возле зажжённых свеч, заворожённо следя за вздрагивающим пламенем.
А когда очнулась от невольной дремоты под тёплым солнцем, удивилась: опершись на трость, толщиной больше похожую на посох, за играющими детьми наблюдал старенький священник. Он был небольшого росточка, почти незаметный в своём сером на солнце одеянии. Неудивительно, что на него не обращали внимания не только обычно остроглазые дети, но и няня Галюшка.
Нина, кажется, всего на секунду отвела взгляд от священника, ища слишком громко визжавшую Анютку. За это время старенький священник ушёл.
Глава 2
Но на улицу она всё же побаивалась выходить. Во всяком случае — слишком часто.
Пока осваивалась в доме.
Нумерация комнат в бараке начиналась с их стороны. Не с внутреннего коридора, потому что в общем коридоре, по бокам от входной двери в барак, имелись ещё две комнаты. Комната, временно принадлежавшая Нине и её детям, числилась под номером «два». Сосредоточенная на детях, быстрее, чем она, привыкавших к новому месту их обитания, Нина поначалу не обращала внимания, сколько комнат вообще располагалось в «её» коридоре. Мельком видела лишь, что сам коридор тупиковый, без окон и заканчивается недалеко. Именно так — недалеко. Ну и привыкла, что в нём всегда темно. Ей-то и соседям напротив легче: свет к ним, как дневной с балкона, так и от двух лампочек, шёл из общего коридора.
Когда она освоилась с житьём в комнате и перестала зацикливаться на страхе перед появлением бывшего, начала вникать и в жизнь соседей. И тогда всегда тёмный тупик в коридоре перестал вызывать в ней тревогу, а лишь некоторое опасение: тёмный же — и неизвестно, что в этой темноте скрывается. А вдруг там бывший муж затаился…
В другом коридоре видела, что там тоже тупик и тоже темно. Но тот тупик был дальше и не так пугал, как здешний, из своего коридора. А потом придумала: именно в её тупике живёт тот псих, из-за которого после двенадцати ночи никто не выходит во двор. Глупая мысль заставляла смущённо улыбаться: а как же здесь справляют Новый год? Но помалкивала и жила дальше.
Постепенно высвобождаясь из сковывавших её цепей длительного стресса, Нина знакомилась с соседями, потихоньку открывая для себя замкнутый мирок барака. С первым этажом она, естественно, не общалась. Больше всего в знакомстве с соседями ей помогали дети: общаясь со своими друзьями по группе няни Галюшки, в лёгкой болтовне они делились потом с матерью информацией и об их родителях, и Нина робко начинала расширять круг общения. Особенно старался Санька, болтавший о своих друзьях и их родителях, да и о делах внутри барачного сообщества.
Не отставала и Анютка.
— Мам, здесь у всех кошки есть! — убеждённо рассказывала она. — А почему у нас кисы нет? Давай возьмём! В другом коридоре, у Хворостовых, кошка с котятами. Они уже взрослые. Пять штук было! И только два котика осталось! Мам! Тётя Хворостова сказала, что тебя подождёт, когда скажешь, что берёшь, а потом раздаст кому-то другому. Мам!
— Вот разберёмся с обстановкой в комнате, — пообещала Нина, — да как придумаем для котёнка своё местечко здесь — так и возьмём. Договорились?
— А вдруг этих двух уже заберут? — проворчала Анютка.
Про себя Нина решила, что котёнка брать не будет. И так — беспокойства выше головы. Но, задетая дочкиными словами «у всех есть», невольно стала приглядываться к представителям кошачьего племени в бараке. И испытала глубокое изумление, когда поняла: Анютка-то права. Здесь в каждой комнате проживали коты и кошки! А порой и в количестве двух-трёх голов!
А потом, дня через три после разговора с Анюткой, к ней подошла Марья Егоровна и небрежно поинтересовалась:
— Котята вам не нужны? А то у Хворостовых последние двое остались. И у тебя детишек-то двое. Неплохо бы — для них-то…
Слегка ошарашенная, Нина всё же кивнула:
— Дня через два, ладно? Купим лоток — и…
— Да разве ж оно обязательно… — пробормотала Марья Егоровна и, вздохнув, вышла из комнаты Нины.
Следя за тем, как медленно закрывается дверь, Нина вдруг подумала, как странно прозвучала последняя реплика управдома. В интонациях женщины отчётливо слышалось недовольство. Но оно, скорее, относилось к самой Марье Егоровне. Та сердилась не на Нину (да и за что бы?). Она еле удерживалась от
