Амулет мертвеца - Константин Чиганов
Но доказать и показать мы должны. Без шума. Теперь… — он махнул рукой куда-то вверх, — никаких праздников, газет, шумихи, выходим в международный эфир только когда долетим. Вот тогда аврал, слава, сенсация, русские всех надули… нравится идея?
— Нравится, — честно сказал Василь, — но причем тут я?
— Нужен мне хороший, не гонористый второй пилот с опытом северных полетов на тяжелой четырехмоторной машине. Надежный. И не болтун. И не так чтоб известный публике. Ты подошел отлично. Да еще… она, понимаешь, о тебе отзывалась хорошо.
Он сам, похоже, не заметил как перешел на ты.
— Вы… ее знаете… близко? — не выдержал Василь.
— А, понимаю. Нет, не близко. Зря не ревнуй, ничего такого меж нами не было. Да ее, думаю, никто по-настоящему близко не знает. Одни слухи. Но мне она пару раз серьезно помогла. Из беды выручила. Ладно, не в том суть. Смотри, согласишься, назад дороги нет. Если не хочешь, никто тебя в трусо…
— Согласен! — сказал Василь. — Сами же говорили, слава, награды, девушки… паек вон, какой богатый! А?
— Паек богатый, — засмеялся Черняков, — да жизнь короткая.
— А мне длинную жить скучно, — ответил Василь.
Глава 19. Красные крылья над белым безмолвием
Перебрался на закрытую для посторонних подмосковную базу Василь через неделю — заехала все та же черная эмка, вещи он собрал давно. Жаль, не придется отметить новый, тридцать восьмой год с Майей. Впрочем, она, только услышав о важной служебной командировке, кивнула и сказала:
— Вернись с победой, так говорят? Под крылом иль на крыле… Не надо, не говори больше, еще выдашь какую государственную тайну. Лучше обними меня.
Обычный аэродром, разве что с охраной при малиновых петлицах. Обычные брусовые домики с печным отоплением, пожилые ангары и пара учебных классов, где пришлось снова заниматься теорией того самого крыла, впрочем, условно-практические занятия на скелете ТБ-1 со снятыми моторами тоже были.
Кроме Чернякова, постоянно где-то занятого, Василь не знал никакого из нового экипажа. Трое кроме них с командиром. Маловато, пожалуй, и радист, суровый белобрысый Яша Граникин, должен был совмещать должность второго, запасного бортмеханика. Связь в перелете бесценна, связь — ниточка жизни в ледяном аду, надежда и спасение. Держать связь понемногу учили весь экипаж, на разных типах станций, своих и иностранных.
Штурман, рыжеватый кряжистый Семен Петров, «проще моих имени с фамилией не найдете».
Первый механик, смазливый, чернявый быстроглазый татарин Амир Зарипов, «имя древнее, значит, «бессмертный», так что не дрейфим, мужики». Молодые, с северным опытом, хоть фамилии ничего ему не говорили. Впрочем, суть он понял сразу.
Взять, кроме командира, никому не известных и не интересных публике, хоть и опытных «поморов», а если что… их никто не вспомнит через неделю, ну кроме Чернякова. Но и он — мало ли, полярная авиация дама жестокая.
Обычная ледовая разведка. На новой машине, тоже, знаете, фактор.
Вот новую машину им не показывали до декабря. Потом — выдали инструкции, основательные тома в клеенчатых обложках, в классе на стене появились здоровенные схемы-«синьки», где они наконец-то могли разглядеть пусть не самолет, пока его бумажный призрак. Зато и это «не из трех пальцев, граждане, фигура», как говаривал штурман.
АНТ-42, обтекаемый, цельнометаллический, с убирающимся целиком шасси. Просторный фюзеляж, считай, двухпалубный, кабина пилотов с отличным обзором, где сидели необычно, тандемом. И пять моторов, пять, только пятый никто снаружи не видел, «большой красный секрет», в свой срок напишут репортеры-янки, шакалы ротационных машин. Пятый, в «спине», сгущал и гнал воздух к остальным четырем.
Черняков обронил, самолет будет второй такой в природе, и готовят его к перелету уже при постройке, а не как срочно-аврально переделывали ДБ-А. АНТ-42Р-бис, «разведчик», на самом деле, меж своими, «рекордный». Туполев опять сумел сваять чудо, жаль, с Леваневским ему не повезло… но тогда бы, наверняка, их полета не было.
«Ну воробушек!» — заключил все тот же штурман. Так «воробышком», «воробьем» АНТ вошел в их жаргон.
Прилет «воробья» стал подарком на новый год. Не иначе, Черняков нарочно подгадал. Пилотировал машину он, с заводским незнакомым испытателем.
В субботу в пять утра их разбудил близкий гром. Выдирающемуся из сна с объятиями Майи Василю показалось — гроза. Декабрь в Подмосковье, гроза? Кой дьявол? Тут он проснулся совсем, ибо в комнату заглянул Амир в майке и трусах и возопил: «это ж прилетел наш птенчик!»
Казалось очень долго — одеваться и натягивать валенки, уже в сенях насаживать ушанку на зябнущую со сна голову. Они не бежали, конечно, но шагали «рысью размашистой», по Семенову присловью.
Птенчик уже зарулил на стоянку. Уже спустились по легкой лесенке трапа из носовой штурманской кабины двое в черных, подшитых овчиной летных костюмах, косолапо ставя унты. Пара трехлопастных пропеллеров еще вращалась, замедляясь, но моторы молчали.
— Нормально, народ, как на трамвае покатались, — сказал едва узнаваемый в летном шлеме Черняков, а второй кивнул, но руки пожимать не стал.
Под низким зимним небом дальний бомбардировщик казался еще больше, чем представлял Василь. Темно-красный, с блестящими голым металлом винтами и серебряной молнией на киле. Черный код на крыльях и фюзеляже: USSR N-217. Уже нанесли.
В первый полет Черняков взял его через три дня — потраченных чтобы освоиться в кабине. Многие приборы, радиополукомпас, рации — иностранные, что поделать. После аскетики гражданского ТБ-3, конечно, многочисленные будильники и кнопки могли смутить менее нахального человека. Ничего, «Дуглас» помог, Василь разобрался быстро, после пары полетов освоится, себя-то он знал. И яркие посадочные фары, не хуже американских… никаких высунутых в ледяной поток рук с ракетницей — подсветить полосу…
Взлетом управлял командир — Василь оказался наблюдателем, зато смог увидеть многое, чего и не видит занятый пилот. Как один за другим слева направо раскручивались винты, услышал и ощутил, как загудел пятый мотор за спиной. Вибрация довольно слабая, на Г-2 сильнее, про удобную кабину и говорить нечего. Стрелки приборов закачались и пошли к тому привычному, выверенному положению, какое глаз пилота и не различает по каждому циферблату отдельно, но охватывает и воспринимает разом, заодно с сигнальными лампами и положением рукояток и тумблеров — «хозяин, летим, все в порядке».
В просторной кабине после «лимузина» Г-2 или уютной, автомобильной почти у ДиСи странно было сидеть одному, видя впереди командира, словно штукаришь на УТ-2 с Борисом. Качнулись элероны, гигант развернулся и по легкому снежку
