Страна Червя. Прогулки за Стену Сна - Гари Майерс
Центр покоя занимал семиступенчатый намост. На самой вершине стояло золотое кресло, почти что трон во всём своём великолепии. И на том троне восседал человек. Из всего, что явилось мне в этом покое, самым удивительным оказался сидящий. Я ожидал увидеть согбенного бородатого отшельника, а взамен обнаружил могучего юного короля. Его безбородое лицо было свежим и приятным. Блестящие жёлтые волосы свивались в кудри. Облачён король был в просторное одеяние — густо-фиолетовую, словно ночное небо, мантию, разукрашенную вышитыми золотом узорами созвездий. Однако такое изобилие и роскошь не вполне скрывали резкие и суровые очертания под ними. Но куда большее удивление ещё подстерегало меня. Король тут же поднялся на ноги, и воскликнул чистым и сильным голосом:
— Приветствую, Эйбон! Приветствую в моём доме!
— Разве ты знаешь меня? — поразился я.
— Кто же не знает Эйбона? — отвечал он, спускаясь по ступеням навстречу мне. — Кому неизвестен славный чародей из Му Тулана? Я знаю тебя и ожидал. Поистине, я следил за тобою с того момента, как ты ступил на мои земли. Но у меня имеется и более личная причина знать тебя, чем одна твоя блестящая репутация. Разве ты не догадываешься? Или не помнишь своего старого друга? Ты и вправду забыл однокашника-подмастерья из дома Зилака?
Я внимательнее присмотрелся к улыбающемуся юноше, выжидающе стоящему передо мной. И внезапно ко мне вернулись все воспоминания.
— Во имя богов, это же Мора!
— Да, — ответил он, сердечно обнимая меня. — Это Мора. Я знал, что ты меня не забудешь. Я безмерно счастлив, что могу принимать тебя в моём скромном жилище.
Такое казалось воистину поразительным. Мора действительно был моим сотоварищем-подмастерьем в доме мастера Зилака. Мы целых два года вместе выслуживали срок и в те времена я с радостью называл его другом. Мора был на год старше меня и уже поэтому я стремился брать с него пример. Однако, по правде сказать, ученик из него вышел посредственный. Причина этого состояла не в недостатке энергичности или талантливости, а скорее в том, что разум его слишком уж отвлекали красочные грёзы о великих замыслах и величайших свершениях, чтобы он с надлежащей тщательностью относился бы к множеству мелких дел, заполнявших каждый день нашего ученичества. В конце концов, одной ночью он сбежал. И, разумеется, мудрый Зилак, вполне способный отыскать и вернуть беглеца, рассудил, что на такую задачу не стоит даже тратить силы. Однако, как видно, в этом юноше что-то было, ибо роскошь, которой он себя окружил, не появилась из ниоткуда. Я с радостью подметил, что моё первоначальное восхищение не было совершенно неуместным.
— Но как такое возможно? — изумлённо поинтересовался я. — С нашего совместного пребывания в доме Зилака минуло уж больше сорока лет. Прошедшие годы значительно изменили меня и не всегда к лучшему. Они прибавили мне опыта и мудрости, но вдобавок наградили брюшком, иссушили мои члены, проредили волосы и прочертили на лице морщины от забот. Но ты нисколько не переменился. А, если и переменился, то лишь превратившись из костлявого нескладного юнца в энергичного мужчину в полном расцвете сил. Какое же чародейство может повернуть годы вспять и превратить старика в юнца?
— Это чародейство — наименьшее из моих достижений. Покинув Зилака, я научился гораздо большему. Со временем я с радостью поведаю тебе обо всём этом. Но теперь нас ждёт более насущное дело. Ты проделал длинный путь, чтобы попасть сюда и я пренебрёг бы своим долгом друга и хозяина, если бы не позаботился о твоём удобстве. О нет, я настаиваю. Нам следует наверстать более сорока лет. И, как видишь, приготовления уже сделаны.
Он махнул рукой в сторону намоста у себя за спиной, показывая на упомянутые приготовления: на одной из нижних ступеней — несколько толстых разукрашенных диванных подушек, сложенных в виде импровизированного дивана, а на другой ступени, повыше — не менее разукрашенный серебряный поднос. На этом подносе громоздились хрустальное блюдо с фруктами и сыром, хрустальный графин с янтарным вином и два стройных хрустальных кубка. На одну сторону дивана сел я, на другую — Мора. Он наполнил из графина мой кубок. Но я не мог пить или есть, меня слишком занимали размышления.
— Ты намеревался поведать мне о своей неиссякающей юности, — напомнил я, — и о прочих, более великих, достижениях. Последние должны оказаться воистину грандиозными, если они затмят диво самого первого. Но самое величайшее чудо — что тебе удалось свершить всё это втихомолку.
— О, не совсем уж втихомолку, Эйбон. Разве ты никогда не слыхал о Мормороте?
— О Мормороте? Разумеется, слыхал. Десять лет назад молва о нём гремела по всему цивилизованному миру, вдоль и поперёк. О его деяниях слагали легенды. Впервые Морморот появился в свите последнего короля Фандиола, где его связывали с гибелью всех, кто стоял между его господином и престолом. Затем, как гласят слухи, он спланировал стремительное возвышение города-цитадели Лофар, стремительное возвышение, а, когда его правители убоялись могущества своего служителя и попытались его укоротить, то и ещё более стремительное падение. После этого весь мир затаил дыхание, в ожидании, каково же будет его следующее деяние. Но молва о том деянии так и не появилась. Морморот больше не на виду и не на слуху у публики. Отчего это ты вспомнил Морморота?
— Потому что я и есть Морморот. Бывают времена, когда имеет смысл переменить имя — это полезно хотя бы затем, чтобы немного отдалиться от не столь уж блистательного прошлого. А прошлое Моры, когда он покинул дом Зилака, не столь уж блистало.
— Но это же изумительно! — вскричал я. — Каждая исходящая из твоих уст фраза, лишь увеличивает таинственность, лишь разжигает моё желание услышать объяснение. Мора, ты должен рассказать мне всё. Как ты стал Морморотом? Какой секрет помог тебе настолько возвыситься над прочими людьми? Зачем ты скрылся от мира? Почему сейчас объявился опять? Но прежде всего скажи мне, отчего ты покинул дом Зилака?
— Годы не лишили тебя юношеской пытливости, Эйбон, что бы они ни забрали взамен. Но нечестно было бы разбередить твоё любопытство и даже не попытаться его удовлетворить. Я в долгу у тебя хотя бы только из-за дружбы. Однако,