Страна Червя. Прогулки за Стену Сна - Гари Майерс
Но долго моя радость не продлилась. Ибо вскоре я увидел, как по дороге ко мне приближается фургон, запряжённый волами. Фургон был битком набит людьми и кладью. Это могло оказаться фермерское семейство, везущее урожай на рынок Икквы. Я вознамерился было расспросить их о том крае, откуда они прибыли. Но, когда они подкатили поближе, бодрое приветствие умерло у меня на устах. Это и правда оказалась семейство — мужчины и женщины, молодые и старики, а вдобавок дети, животные и всяческий домашний скарб. Однако, праздничной радости у фермеров и в помине не было. Скорее это смахивало на мрачный вид похоронной процессии. Стиснутые губы выдавали их горе. А безжизненные глаза говорили о глухом отчаянии, что не замечало ничего другого, кроме самого себя.
Невзирая на это, я заговорил бы с фермерами. Но потом я заметил другой фургон, едущий за ними немного позади. За тем фургоном следовал ещё один, а за ним ещё и ещё, пока я не насчитал во всей растянутой веренице семь повозок. В некоторые были впряжены тягловые животные, а некоторые тянули люди. Где-то было мало седоков, а где-то много, в одной даже столько, что двоим-троим людям пришлось пешком брести около неё. Но все несли такое же скорбное выражение, как у самых первых. Всех придавливало такое же бремя глухого отчаяния. Я хотел расспросить их, что значит такая процессия, но глубоким чувствам требуется глубокое одиночество. Всё, что я мог — это отойти в сторонку и пропустить их, не задерживая. Всё, что я мог — это проследить, как они проезжают и возобновить своё одинокое странствие.
Эти повозки оставили тень на моём сердце, почти столь же обширную и глубокую как тень мрачных туч, которые теперь простёрлись уже надо мной. Я задумался, не были ли повозки и тучи связаны и в каком-то другом смысле. Разумеется, имелись основания, чтобы так считать. Если два столь необычных явления происходят совокупно, в одном месте и времени, то, естественно и разумно предположить, что они связаны одной причиной. Хотя трудно представить, что это может быть за причина. Я уже какое-то время шагал под тучами и покамест ничто из виденного мной не вызывало желания повернуть назад. Быть может, воздух тут стал прохладнее. Быть может, смолкли птицы и насекомые. А, может быть, всё малые тени накрыла громадная тень сверху. Но, чтобы отпугнуть фермеров, потребовалось бы куда больше этого. Потребовалось бы гораздо больше угрожающей бури, чтобы прогнать людей от домов и очагов, или принудить бросить свои плодородные поля в разгар урожая, от которого зависела сама их жизнь. Но, куда бы я ни бросал взгляд, то видел, что отчего-то это и произошло. Я видел наполовину сжатые поля и наполовину убранные сады, косы и лестницы валялись там, где их побросали жнецы и сборщики. А один раз, самый необъяснимый из всего, я заметил фермерский дом, открытый пасмурным небесам — его соломенная крыша лежала вверх ногами в огороде рядом.
Фермерский дом с сорванной крышей всё же оставался хоть каким-то убежищем. Но во всём просторном краю за ним больше не нашлось ни единого жилища. Поля и сады исчезли. Плоская и бесплодная равнина тянулась до подножия прилегающих к ней холмов, что образовывали самую дальнюю оконечность северных Эйглофианских гор. Вопрос о жилищах был вовсе не праздным. Солнце, так долго скрывающееся за тучами, только-только показалось из-за них и теперь уже опускалось к горизонту. Вскоре ночь накроет меня своим пологом, а день всё сильнее разжигал нежелание позволить ей застать меня в чистом поле. Но где же ещё она могла меня застать? Какие варианты мне оставались? Выскрести яму в каменистой земле под ногами? Или отыскать какую-нибудь расщелину в скалистых холмах, что маячили надо мной? Я поднял взгляд на сами холмы, взвешивая практичность последней мысли. И тут я узрел башню.
Ошибки быть не могло. Удалённость, внешний вид и даже свет были в точности такими же, как виденное мной в магическом зеркале. Я поразился тому, как же смог подойти настолько близко и до сих пор не заметить. Но по-настоящему удивительным оказалось то, что теперь я это осознал. Башня стояла в бухте, обрамлённой скалистыми холмами, лишь чуть-чуть возвышаясь над ними. Сложена она была из такого же серого камня, как и они. И она глубоко утопала в тени тех же самых серых туч, что низко и грузно нависали надо всем вокруг. Вершину башни венчал зубчатый парапет. Окон было немного, да и те тесные. Лишь дверь выглядела мало-мальски гостеприимно, но и её оберегал узкий перешеек — единственный подход к ней. В былые времена башня могла вмещать изрядный гарнизон. Ныне она превратилась в опустевшую раковину. Проёмы окон и двери зияли темнотой и пустотой. Единственным светом был красный блеск багровеющего солнца, которое в эту минуту угасало у меня за спиной.
Затем закатившееся солнце открыло то, что скрывал его угасающий блеск. Мне казалось, что дверной проём был тёмен и пуст. Теперь же я заметил в его глубине неяркое жёлтое свечение.
Это свечение, казавшееся столь тусклым снаружи башни, внутри стало куда ярче. Оно явило мне широкий каменный проход, ведущий вглубь, в недра башни. Но свечение источалось не из самого хода, а из выхода на противоположном его конце. Истинный источник света оставался мне невидим, потому что он располагался выше прохода, в коротком пролёте грубой каменной лестницы. Но, когда я прошёл весь ход до конца и взобрался по ступеням наверх, он явился мне во всём своём сиянии.
Я очутился в просторном округлом покое, весьма высоком и обширном, почти столь же высоком и обширном, как вмещающая его башня. Покой ярко освещали ряды факелов в держателях, закреплённых на одинаковом расстоянии друг от друга по кругу стены. Наверху эта стена осыпалась от ветхости и почернела от издревле горевших огней,
