Страна Червя. Прогулки за Стену Сна - Гари Майерс
Перевод — Sebastian
Предел мудрости
В юности моей, когда имя чародея Эйбона ещё не столь прославилось по всему миру, превыше всего я ценил знания и отправлялся за ними в далёкие странствия. Я садился у ног великих учителей мудрости, где бы только ни находил их. Впитывал я и науку великих учителей, коих не смог отыскать, уже оставивших мир земной много веков назад, но чьи знания продолжали жить на папирусе и пергаменте. Я добирался до грандиозных гнездилищ цивилизованной учёности — Узулдарума, Кернгота и Оггон-Жая. И не только туда, но и в дикие, пустынные места, лежащие меж ними, где слышнее звучат голоса демонов и чуток сон богов. Но величайшее моё путешествие было предпринято не ради совета с богами или демонами и не ради обучения у живых или мёртвых наставников. Ибо всё это лишь начало мудрости, а я стремился отыскать её предел.
Предел мудрости? Безусловно, кто-то сочтёт само такое понятие несерьёзным. Разве у мудрости может быть предел? Как-никак, она — просто перечень фактов. Исчислённый перечень бесчисленных фактов. Это — круг, который расходится вовне от камушка, брошенного в середину озера. Чем больше знания прирастает внутри круга, тем больше он соприкасается с внешним невежеством. Так нас уверяют и мы этому верим. Но в глубине души знаем, что истинная мудрость — нечто большее. Как круг на глади озера в конце концов достигает берега, так и сама мудрость достигает предела, точки, где мудрый останавливается и рассматривает узор всего бытия, как осмысленное единство. Поэтому, когда я прослышал о древнем монастыре, где, как поговаривали и располагался предел мудрости, то решил сам увидеть это.
Но сперва требовалось отыскать оное место и это могло оказаться нелёгким делом, ибо мои источники противоречили друг другу. Единственное, в чём они сходились — помещали монастырь на южной оконечности Эйглофианских гор, что, в общем-то, значило южную оконечность и самого гиперборейского континента. Это путешествие оказалось бы долгим и тяжёлым для того, кто, подобно мне, начнёт его с оконечности северной. Также в нём грозила опасность от свирепых зверей и ещё более свирепых людей, рыщущих в джунглях посреди континента. Но я был защищён от их нападений, защищён весьма боевитым воинством: небольшим семейством одомашненных вурмисов, громадных и лохматых обезьяноподобных тварей, сопровождавших меня в странствиях.
Эти вурмисы — сами по себе целая история. Я заполучил их в одном из самых первых моих путешествий, на перевале горы Вурмитадрет — горы, названной в их честь. Отряд охотников, возвращаясь из вылазки, где они убили самку и самца, нашёл логово с дюжиной вурмисовских детёнышей. Вместо того, чтобы перебить и молодняк, люди решили оставить их для более зрелищной гибели на арене Узулдарума. Я переубедил тех охотников, что имеющиеся у меня монеты куда ярче и увесистее воображаемого золота горожан, и забрал маленьких чудовищ с собой. Я поступил так просто из прихоти, но мои новые питомцы не умели распознавать подобное различие. За то небольшое одолжение они отплатили мне неистовой оберегающей верностью, которая позже, соединившись с неустрашимой мощью и звериной хитростью взрослых вурмисов, подарила мне личную охрану, устрашившую бы даже самую отчаянную разбойничью шайку.
И то же самое взросление, что создало моих стражей, обрекло их на гибель. Достаточно скверно, когда тот или иной из молодых самцов бросал мне вызов за главенство в стае. А вот когда самки, что были ещё отвратительнее самцов, начали таращиться на мою персону полными похоти глазёнками, мне бы не помогло ничто иное, кроме как положить конец нашему сообществу. Но, когда я решился отыскать предел мудрости, до этого разрыва оставался ещё год-другой.
Мы шагали вдоль восточного склона Эйглофийского хребта, под зелёной сенью прилегающих джунглей, что бьются об его невозмутимое основание, словно волны о скалистый берег. Мои вурмисы, являясь тварями горными, скорее предпочли бы возвышенности. Но джунгли лучше укрывали от бдительных взоров возможных недругов, а также служили более верным источником воды и дичи. Наше пропитание полностью зависело от того, что мы сумеем найти и добыть, ибо путешествие было слишком долгим, чтобы нести запас провизии. И на пути нам не попадалось поселенцев, у которых удалось бы её раздобыть, честными или нечестными средствами. Нигде не было ни духу человеческого жилища. Несмотря на очевидные доказательства обратного, возможно, я был единственным человеком с самого сотворения мира, добравшимся до этих мест. Это наводило на размышления, имели мои источники какую-то действительную основу для своих утверждений или же они впустую направили меня на край света.
А затем, через месяц нашего похода, как-то рано утром наш путь пересекла дорога. Я воспользовался таким названием условно, ибо на самом деле это была просто ещё одна тропа, отмеченная двумя параллельными рядами маленьких чёрных камешков. Подобные тропинки можно найти во многих непритязательных садах. Если не считать того, что садовая тропинка оказалась бы ровной и ухоженной, тогда как эта прерывалась и наполовину исчезла под необузданно разросшимися джунглями. Однако, даже самая запущенная тропа предполагает близость цивилизации. И, поскольку в этом безлюдном краю мне было известно лишь одно цивилизованное место — объект моих поисков, я решил, что тропа — слишком важная зацепка и тут же на неё ступил. Хотя мои вурмисы едва ли походили на спутников, которые помогут завоевать доверие тех, кого я ожидал встретить в конце пути. Поэтому я предоставил их самим себе и в одиночку двинулся дальше.
Чем дольше я следовал по тропе, тем больше надежд она внушала. На равнине вид её почти не менялся, но, когда начался подъём к подножию грозных гор, состояние тропы явно улучшилось. Возможно, это произошло, потому что разрушительным джунглям куда труднее завоёвывать каменистую почву. Но, казалось, кое-где джунгли вдоль тропы вырубили, чтобы её уберечь. Однако, это был пустяк по сравнению с тем, что обнаружилось через несколько шагов. Здесь джунгли поредели настолько, что вышло нечто, вроде поляны, а посреди неё стояла маленькая группка сооружений — первых, увиденных мною за несколько недель. Постройки эти оказались не очень сложными. Немногим больше сельских домишек, со стенами из пальмовых ветвей, сплетённых вместе на остовах из древесных стволов и связанных лианами, да и крыши, тоже были выстелены пальмовыми ветвями, наподобие тростниковых кровель. Но сама их недолговечность показывала, что тут живут люди, ухаживающие за этими хижинами. И через мгновение посреди строений, лицом к лицу передо мной, появился собственно
