Больничные байки - Ольга Рубан
— Она… не приходила к тебе?
Митхун пожал плечами.
— Вроде нет. Или я все проспал. Но, мне кажется, если бы приходила, я бы умирал пошустрее…
Ксюша невесело ухмыльнулась:
— Мы ее позовем сегодня же! Уверена, твой козёл ничем не хуже коробки зефира и копеечного лака для ногтей, которыми я купила свою ремиссию. Ты ведь с ней не ругался?
— Ты шутишь?! Я к ней и на пушечный выстрел не приближался! С кем я поругался, так только с Петькой. И то по глупости. Мне казалось, что он, вылечившись, нас с Павлином предал…
— Это были всего лишь эмоции, Мить…, - Ксюша помолчала, потом поймала его взгляд и внушительно заговорила, — Ладно, слушай… Я была в Тыве и виделась с ее отцом. Я знаю, как ее остановить, но мне потребуется твоя помощь. Доверься мне и ничего не бойся. Сегодня ночью тебе предстоит испытание, но, уверяю тебя, завра ты проснешься огурцом, и тогда…
…
Сгорбившись и обхватив руками живот, Ксюша вышла в полутемный коридор, поблескивающий развешенной у потолка мишурой.
— Нин Пална, — позвала она и, не получив ответа, крикнула громче, — Нин Пална!
Дверь ординаторской в конце коридора приоткрылась, из нее высунулась растрепанная голова дежурного доктора.
— Что ты орешь? — громким шепотом отозвалась она. Из-за ее спины пробивались приглушенные звуки музыки и голоса. Дежурные тихонько провожали Старый год.
— Не помогает, — ответила Ксюша и, вспомнив папино изречение, громко добавила, — Ни в одном глазу!
— Тише! — Нина Павловна приложила палец к губам, прикрыла дверь и с плохо скрываемым раздражением зашагала к Ксюше, — Что у тебя? По-прежнему, боли?
Ксюша кивнула. Руки так и норовили отпустить живот и вцепиться, для устойчивости, в дверной косяк, но она не могла себе этого позволить.
— Да! Прошло уже три часа, а мне ничуть не легче! Словно водички влили! — слезливо бормотала она, изо всех сил делая «трезвое лицо», — Можно еще хоть капельку?! Просто, чтобы уснуть…
Нина Павловна покусала губы, глянула на часы и, сдаваясь, кивнула.
— Хорошо! — прошептала она, — Но только «капельку». И, бога ради, если почувствуешь себя хуже, не вздумай вставать, а жми кнопку, поняла? Не хватало еще, чтобы ты расшиблась. Ну, дуй в постель, а я сейчас Владика к тебе пришлю.
Ксюша кивнула и, дождавшись, когда та развернется спиной, пошатываясь вернулась в палату. Спустя пять минут пришел Владик и поставил еще укол. От медбрата отчетливо несло какой-то сладкой выпивкой, хоть он и старательно задерживал дыхание.
— С Новым Годом, Ксюха, — пробормотал он, выходя, — Спокойной ночи…
— И вам, — с трудом отозвалась девочка, чувствуя, как эта новая доза вдогонку к предыдущей, стремительно раскатывает ее по кровати. Во рту пересохло, веки налились свинцом, конечности превратились в бесчувственные культяпки.
Она перепугалась, что её героическая затея закончится, так и не начавшись, и, по-паучьи размахивая руками-ногами торопливо вывалилась из кровати и добрела до палаты детдомовцев.
Чусюккей сидела в постели, подтянув колени к груди и прижимая к себе плюшевого козла. Глаза ее слабо поблескивали.
— Пошли, — прошептала Ксюша и махнула рукой.
Девочка помедлила, потом вылезла из кровати и уставилась на Ксюшу. Странный это был взгляд — пустой, отчужденный, но, одновременно, себе на уме.
Ксюша снова махнула рукой и пошла по плывущему перед глазами коридору. Ноги заплетались, она то и дело хваталась за стену, чтобы остановить головокружение, а когда впереди закачался лестничный пролет, она испытала настоящее отчаянье. Ни за что ей не забраться по этим ступенькам! Но и лифтом не воспользоваться. Он слишком громкий и, более того, придется идти мимо ординаторской…
Она всем телом навалилась на перила и начала подниматься, подтягивая себя на онемевших руках. Чусюккей сопела ей в спину, и Ксюша кожей чувствовала ее хмурый взгляд, полный чуждого, нечеловеческого любопытства.
«Что, если у меня не получится?!», — проскочила трусливая мысль, — «Шаманы не могли с ней совладать, а я… в сущности, всего лишь ребенок…».
Преодолев второй пролет, она подняла глаза и расслабилась. Дверь на магнитном замке, как и всегда, была открыта настежь, подпертая низенькой скамеечкой. Ксюша мысленно поблагодарила пациентов за бесконечные жалобы — слишком громко эта дверь хлопала, будя и тревожа два этажа. Поставить доводчик администрация так и не удосужилась, но проблему худо-бедно решила — дешево и сердито.
Девочка сунула нос в коридор. Такой же полутемный и пустой, как внизу. Разве что мишурой тут никто не озаботился. У сестринского поста собралось несколько белых халатов, но все они стояли к ней спиной, склонившись над столом и разбирая карты.
Чувствуя себя алкашом в последней стадии опьянения, она на заплетающихся ногах сделала несколько торопливых, неуверенных шагов, опустила дверную ручку вниз и скользнула в палату. Чюсюккей просеменила следом.
Во тьме ее совершенно развезло. Далекого света уличных фонарей хватало лишь на то, чтобы различить силуэты стоящих в ряд кроватей и столбики стоек с развешенными на них капельницами. Смартфон она с собой не взяла, опасаясь, что родители сообразят позвонить с поздравлениями в самый неподходящий момент, но тут же вспомнила и, не рассчитав силу, больно стукнула себя ладонью по лбу.
Она вытащила из-за пазухи пресловутый айпад и, оживив экран, посветила по очереди на койки. Лизка лежала на средней и, кажется, крепко спала, как и остальные. Что, если…?
Она тронула ее за плечо и промямлила:
— Лизк, проснись.
Та не отреагировала.
Боже! Что, если они ее погрузили в медикаментозный сон?! Ее тогда и из пушки не разбудишь!
Она затрясла подругу сильнее. Та заворочалась и сонно отмахнулась.
— Лизк… это я!
Девочка приоткрыла глаза.
— Ты! — прохрипела она и закашлялась, — Какого хуя ты…?
Она запнулась, заметив выглядывающую из-за Ксюшиной спины Чуссюккей и внезапно ухмыльнулась. Зубы при этом блеснули меловой матовостью.
— Притащила? Неймется? Медленно подыхаю, да?
Она потянулась к кнопке вызова сестры, и Ксюша поспешно перехватила ее руку.
— Подожди! Я помочь….
— Сестра! — прохрипела Лизка, и Ксюша навалилась на нее, зажав ей ладонью рот.
— Да, послушай ты! — зашептала она ей в ухо, — В тот раз не получилось, потому что надо лично подарок сделать, понимаешь? Я просила за тебя, но она… оно же просто не понимает…
Девочка под ней перестала вырываться, в глазах
