Рассказы - Грэм Мастертон
Он вернулся в гостиную, остановился ненадолго, хмуро глядя на диван, и сказал:
— Кася, бога ради, где же ты?
А потом он проснулся. Он лежал на диване, одетый. Лампы ещё горели, как и камин. Рядом, на кофейном столике, стояла на три четверти пустая бутылка мальбека. Он сел, часы на стене пробили пять.
Он поднялся, подошёл к камину и уставился на себя в большое зеркало в позолоченной раме над каминной полкой. Возможно, она ушла в Зазеркалье — как на тех иллюстрациях к «Алисе».
Возможно, ему просто приснился человек, с которым он никогда не сможет быть рядом.
* * *
Бартек вернулся с работы в четверть восьмого. Кася стояла у плиты и перемешивала в миске спагетти под соусом болоньезе. Не снимая чёрного пуховика, Бартек прошёл в кухню и бросил на стойку букет белых роз.
— Это… ну, это вроде как я хочу извиниться, что ударил тебя. Но, думаю, ты понимаешь почему. Я опоздал на работу, а я не могу потерять эту работу, Каська. Мне и так дали два предупреждения.
Кася посмотрела на розы. Он точно купил их по дороге домой в «Бедронке», в паре минут ходьбы от Козановской. Розы выглядели тусклыми и подвядшими, некоторые лепестки уже пожелтели по краям. Бартеку даже не хватило ума содрать наклейку с надписью «przecena» — «уценка».
— В вазу поставишь? — Он все торчал в дверях, явно на взводе. Пока она не возьмёт цветы, он не почувствует, что прощён.
Кася достала из кухонного шкафа дешёвую хрустальную вазу, оставшуюся от прежних жильцов. Налила воды, содрала целлофан и воткнула букет, не став ни подрезать стебли, ни расправлять цветы.
— Ещё раз меня ударишь, Бартек, я уйду и не вернусь.
Он снял куртку и повесил её в тёмной захламлённой прихожей.
— Не дури, Каська. У всех бывают разногласия. Да и куда ты пойдёшь? Кому ты нужна?
Он снова прошёл на кухню, встал за спиной, поигрывая прядями её волос.
— Долго ещё до ужина? Жутко есть хочется.
«Можешь получить ужин прямо сейчас — если хочешь, чтобы я вывалила его тебе прямо на яйца», — подумала Кася.
— Ещё минут десять. Как только спагетти будут готовы.
— Господи! Сколько ещё будем есть спагетти? Неужели в тебе течёт итальянская кровь? Твою бабку что, во время войны пустил по кругу батальон итальяшек?
«Я люблю свою бабушку. Очень люблю. Даже не смей говорить о ней такие гадости».
— Спагетти дешёвые. Приносил бы домой больше денег — купили бы отбивную.
Снова напряжение. Бартек намотал на палец прядь её волос и дёрнул — не вырвал, но причинил ощутимую боль.
— Ладно. Принеси, когда будут готовы. Пойду футбол смотреть. И так уже половину пропустил.
* * *
Ночью Бартек толкнул её в спину и заорал:
— Кто такой, мать его, Леонард?
Кася открыла здоровый глаз. Из правого текло, веки слиплись. Она выпуталась из простыней и села, включила ночник. На улице шёл дождь — лило как из ведра, что отдельно пугало. Если Одер выйдет из берегов, блочные дома семидесятых в Козанове затопит.
— Ну же! — почти крича, потребовал Бартек. — Ты скакала вверх-вниз, будто тебя кто трахал, и кричала: «Леонард! Леонард! О господи, Леонард!»
— Извини. Наверное, кошмар приснился. Извини, пожалуйста, Бартек. Пойду приму «Золпидем».
— Никакой это был не кошмар! Тебе нравилось! Да ради бога, ты почти кончила! Так что — кто этот долбаный Леонард? Ты что, с кем-то встречаешься, пока я на работе? Встречаешься с каким-то dupek за моей спиной и трахаешься прямо в этой кровати?
Бартек откинул одеяло, задрал на Касе рубашку и сунул руку ей между ног. Потом понюхал собственные пальцы и ткнул их ей в лицо, едва не коснувшись кончика носа.
— Вот! — взревел он. — Я чую чужую сперму! Вот и доказательство! Ты и этот Леонард, кто бы он ни был! Башку бы тебе оторвать!
Кася задрожала, стремясь защититься, скрестила руки на груди.
— Бартек, ты это придумал! И вообще я ходила перед сном в душ! Не знаю я никакого Леонарда и никогда не стала бы тебе изменять, клянусь Богородицей!
— Не знаешь никакого Леонарда? А почему тогда звала его? «Ох, Леонард! Ох, Леонард! Засади мне, Леонард!»
— Вот такого я точно не говорила.
— Да ты так подскакивала, что и слов не надо было! Сомневаюсь, что тебе снились прыжки с трамплина!
— Не знаю я никакого Леонарда!
Бартек спустил ноги с кровати.
— Да ну? Тогда докажи. Покажи, что ты там печатаешь в ноутбуке днями и ночами напролёт. Только и делаешь, что печатаешь да глупо лыбишься при этом.
— Я пишу рассказы для детей, я же говорила. Про кролика Люка.
— На английском?
— Про это я тебе тоже говорила. Книги лучше продаются, если писать их на английском.
— Какая жалость, что я английского не знаю. Ну раз так, то показала бы мне, что пишешь. Я переведу это «Гуглом» и пойму, что ты говоришь правду.
— Ночь на дворе! Я устала! Выпью две таблетки «Золпидема», и спать! Просто перенервничала, Бартек, вот и все. Утром всё тебе покажу.
— Я хочу видеть твой ноутбук, стерва. Сейчас. Не завтра. Сейчас!
Бартек обошёл кровать и дёрнул Касю за рукав рубашки, так что швы под мышкой затрещали.
— Может, тебе и второй фонарь поставить, а? — произнёс он, подняв кулак.
Она села и посмотрела ему в лицо. Попыталась понять его настроение, понять, что сделало его таким жестоким и агрессивным. Наверное, все дело в том, что он день напролёт сидит за компьютером, подсчитывает колонки цифр, делает то, что говорят начальники — как забитый Акакий Акакиевич из гоголевской «Шинели». Ей явственно представились бесконечные столбцы цифр в его темно-серых глазах. А вот себя в этом отражении она совсем не видела, хотя сидела прямо перед ним.
Вот тогда-то она и поняла, что он совсем её не любит — по крайней мере, не в том смысле, который она вкладывала в это слово. Он думает только о себе и собственной неуверенности. И женился на ней только для того, чтобы повыделываться перед семьёй и друзьями — показать, что и он может подцепить хорошенькую женщину, — и компенсировать тем самым отсутствие самоуважения. Он никогда спрашивал, чего она хочет от жизни и что сделает её счастливой.
Итак, пришло время перестать его бояться — пусть говорит и
