Больничные байки - Ольга Рубан
— Я почти неделю искал этих мужиков, и, наконец, нашел профиль одного «Вконтакте». Мы списались и вот, что он рассказал.
Отец положил еще одну распечатку поверх статьи.
От кого: [email protected]
Кому: [email protected]
Приветствую, Василий!
Сперва я хотел проигнорировать твое сообщение, сочтя его любопытством праздного зеваки, но, узнав подробности, не смог не пойти навстречу, хотя и не люблю вспоминать эту историю. Прискорбно было узнать, что жизнь девочки по-прежнему под угрозой. Впрочем, я не удивлен, и, прочтя это письмо, ты поймешь, почему.
Мы давно исследуем Республику, и на территории Монгун-Тайгинского кожууна далеко не впервые. Местность суровая, но именно тут мы с другом, как несостоявшиеся антропологи, порой натыкаемся на интереснейшие находки. Иногда это древние курганы, иногда заброшенные святилища, но главное богатство — конечно, коренной люд. Почти все коренные очень приветливы и гостеприимны. И накормят, и выделят юрту под ночлег, и расскажут массу невероятных преданий, за которыми мы и охотимся.
Еще издали мы заметили Оршээлдиг чер — горное кладбище. Тувинцы, по большей части, хоронят своих на обычных кладбищах, но некоторые общины по-прежнему блюдут древние традиции. Тела не зарывают в землю, а кладут головой вверх на склон горы и обкладывают камнями. Как правило, это говорит о том, что рядом проживает кочевой аал (небольшое сообщество). Эти погосты, как правило, маленькие — максимум две-три могилки, потому что и общины немногочисленны и постоянно перемещаются. Но тут наша радость от предстоящей скорой встречи померкла. Кладбище было большим и совсем свежим — около пятидесяти могил. Для кочевого племени это очень много. Сразу возникли подозрения, что целый аал скосила какая-то заразная болезнь, а удаленность от цивилизации и отсутствие связи сделали невозможным своевременный вызов подмоги.
Мы поспорили. Валера рвался на поиски поселка, чтобы узнать, не требуется ли там какая-то помощь, я же, признаться, настаивал на том, чтобы развернуться и уйти. Очень уж не хотелось путаться под ногами у скорбящих родственников.
Наш спор прервало появление из-за восточного склона стада баранов. По тому, как они беспорядочно бродили по степи, стало ясно, что никто за животными не присматривает.
Обогнув склон, мы вышли к поселку.
Это было… страшное зрелище. Совершенно безлюдная стоянка, продуваемые всеми ветрами, завалившиеся юрты. К каждой был привязан баран с перерезанным горлом. То ли аал так кормил своих мертвых, то ли пытался откупиться от свалившейся на него напасти.
В некоторых юртах мы обнаружили разлагающиеся останки людей. Было ясно, что хоронить этих — последних — было уже некому.
Тогда-то мы и увидели девочку, бесцельно слоняющуюся между юртами. Худая, как щепка, в каком-то рубище, босоногая, грязная и явно нездоровая. Как говорится, еле-еле душа в теле. Мы пытались ее расспросить, но она то ли не говорила по-русски, то ли сказывались шок и истощение. Валера вызвал по рации МЧС.
Мы укутали ребенка, дали ей воды и, в ожидании помощи, продолжили исследовать поселок в поисках других выживших.
Шамана мы заметили совершенно случайно — на небольшом скальном выступе — и по его стылой неподвижности сначала заключили, что он тоже мертв. Умер за камланием.
Казалось, он не ел и не пил многие недели, потому что высох, как египетская мумия. Стоял на коленях у погасшего костра. Глаза его были зарыты. Рядом валялся изорванный бубен. Когда мы его подняли, ноги его захрустели, как сухие ветки. Он тут же очнулся, слабо закричал и заскрежетал зубами с такой силой, что на губах появилась зубная крошка.
Кое-как мы перетащили его в ближайшую юрту, развели огонь. Туда же отвели и девочку. При виде ребенка он пришел в необычайное волнение, утверждал, что это его дочь, Чусюккей, и что… ей ни в коем случае нельзя покидать аал. Девочка же не выказала ни малейших эмоций при встрече с «родителем», закопалась, как зверек в шкуры и зыркала на нас своими черными глазёнками.
Валера остался с ними, а я обошел оставшиеся юрты, но больше живых не нашел. Зато нашел юрту шамана и документы его семьи. Паспорта старших, свидетельства о рождении младших и понял, что девочка, действительно, его дочь. Среди прочего я нашел и фотографии. На одной из них была в сборе вся семья.
Сам, жена и около десятка разновозрастных детей. Все — пацаны, и только одна, самая маленькая — дочка. Та самая. Удивительно, насколько девочка на фото отличалась от найденного нами «оригинала». Страшно представить, чему пришлось быть свидетелем этому несчастному ребенку прежде, чем она дождалась помощи. Да и после, если верить твоему невеселому письму, ее испытания не закончились…
Когда прибыли спасатели, мы рассказали им все, что узнали в ходе нашего небольшого расследования, и помогли погрузить шамана и девочку в вертолет. Тогда же нам сообщили, что у него свежие переломы колен и лодыжек. Свежие! Ты представляешь, Василий?! Пытаясь ему помочь, мы только навредили. Нельзя было его трогать, но кто бы знал! Это сколько же он вот так просидел без движения у потухшего костра, что его кости превратились в труху?!
На этом, в общем-то, все. Нам не хватило места в вертолете, но мы не слишком и расстроились и пошагали своим ходом до Мугур-Аксы. Это большое село неподалеку от горы.
Мы несколько раз справлялись в МЧС о судьбе мужчины и ребенка, но все, что нам удалось выяснить — это что девочка некоторое время провела в Кызыльской детской больнице, но там произошла какая-то эпидемия, и заведение закрыли на карантин, распределив детей по смежным областям.
Отец же ее, к сожалению, после длительного восстановления был помещен в Республиканскую психиатрическую больницу, где, наверное, находится и по сей день.
От тебя я с прискорбием узнал, что девочка в онкологии. Если вдруг доведется повидать её, напомни о нас — двух бородатых дядьках из Тувинской степи — и скажи, что мы молимся о ее выздоровлении, как умеем.
Так же желаю скорейшего выздоровления и твоей дочке.
С приветом,
Коновалов Алексей.
…
К письму была приложена черно-белая копия фотографии семейства Сарыглар. Видимо, Алексей щелкнул ее на свой смартфон, когда нашел. Сидящий в позе лотоса немолодой мужчина, одетый в ритуальное облачение, которое Ксюше напомнило что-то индейское. Пестрый головной убор из птичьих перьев,
