Больничные байки - Ольга Рубан
…
Павлина провожали в реанимацию всем отделением. Его мать с видом лунатика следовала за каталкой и затравленно озиралась, словно стараясь сохранить в памяти эти светло-зелёные стены, которые теперь — в преддверье зыбкого будущего — казались оазисом благополучия и стабильности.
Другие мамочки прижимали к себе своих малышей и моргали полными слез глазами. Митхун с Петюном, увешанные пакетами и сумками, следовали по бокам каталки, подобно почетному караулу. Лизка стояла позади Ксюши, положив острый подбородок ей на плечо. Правда, давление на плечо пропало в ту же секунду, когда в коридоре появилась Чусюккей. Лиза по-прежнему сторонилась тувинской девчонки.
Та выглядела хуже некуда. Губы запеклись, щеки провалились, противное коричневое платье болталось, как на вешалке, неизменные хвостики совсем истончились. Казалось, волосы на её голове можно запросто пересчитать по пальцам. Удивительно, что при таком истощении она еще была способна самостоятельно ходить.
Почувствовав на себе Ксюшин взгляд, девочка обернулась и приветливо осклабилась. Ксюшу передернуло, но она переборола себя и кивнула, шепнув одними губами: «Спасибо…».
…
Она проснулась среди ночи и тут же испуганно скосилась в ноги, но там было тихо и пусто. Прикрыла глаза и уже более спокойно провела внутреннюю «ревизию». По-прежнему ничего не болит и не беспокоит. Так что же ее разбудило?
Мама разговаривала с доктором о побочках и «мнимом» улучшении, и Анна Николаевна предложила временно вернуться к кетопрофену, чтобы отследить болевой синдром. Ксюше, с одной стороны, хотелось вообще попросить об отмене обезбола, но, с другой, она страшно боялась возвращения болей. Поэтому засыпала, как всегда, пьяненькая и дурная, но, слава богу, ничего пока не болело и не мерещилось.
Со стороны Лизкиной кровати послышался сонный вскрик, и Ксюша совсем расслабилась. Теперь понятно, что ее разбудило. Настал ее, Ксюшин, черёд утром брюзжать и сетовать, что соседка не дала ей спать.
Она собралась отвернуться к стенке и поняла, что не может пошевелиться. В точности, как в первый раз, когда чудовище приходило к Кате! В сонный паралич уже не верилось, только было не понятно, почему в первый раз паралич был, во второй — нет, а в третий…
Она внимательно всмотрелась в темное изножье своей кровати, пытаясь уловить малейшие движения или лишние тени, а потом затаила дыхание и рывком перевела взгляд на Лизку.
Оно было там! Огромная, корявая тень скорчилась за спинкой. Длинная лапа, протянувшись поверх Лизиного тела, целиком накрывала лысую голову и вдавливала её в подушку — совсем как недавно давила ее саму! Меж узловатых, темных пальцев выглядывал неподвижный Лизкин глаз. Было не понятно, в сознании она или все-таки спит с отрытыми глазами. Когда вторая лапа скинула простыню с ее ног, девочка снова глухо, как во сне, вскрикнула.
Огромная, по-звериному вытянутая и кочковатая голова замаячила над изножьем, недовольно зафыркала, обнаружив на Лизкиных ногах носки, и, по-лошадиному задрав пышную верхнюю губу, стянула их зубами.
Ксюше очень хотелось успокоить подругу, убедить довериться жуткому Нечто. Вопреки всем сплетням, Оно вовсе не желает им зла! Оно вылечило и того мальчугана, и её саму. И, вероятно, еще многих в отделении. Сейчас очередь Лизки, а там, глядишь, им удастся достучаться до Чусюккей и упросить её помочь Павлину, пока не поздно. Говорить она не могла, но постаралась взглядом донести эти мысли до подружки, поддержать её, успокоить. Ей даже удалось немного растянуть губы в ободряющей улыбке, которая, впрочем, увяла, как только послышался… треск.
Что-то было не так! Должны быть другие — сосущие — звуки, а треск… Треск — это плохо. Так было…
у… Кати…
Монстр же, крепко обхватив толстыми губами Лизину ногу, шумно забирал ноздрями воздух, а потом с силой выдувал его через рот, словно советский пионер, дующий в горн.
Пустой Лизкин глаз, выглядывающий меж растопыренных пальцев чудовища, закатился и стал медленно закрываться.
Шумный, булькающий вдох через ноздри, словно забитые соплями, потом трещащий, напоминающий громкий пердёж, выдох. Снова вдох, снова выдох.
Неправильно! Не так!
Она собрала всю свою волю в кулак, пытаясь сбросить паралич. От напряжения перед глазами замельтешили серебристые мухи, а в ушах запищало, но все, чего ей удалось добиться — это выпростать одну ногу из-под одеяла и свесить ее над краем кровати.
…
— Ты… хромаешь…, - с трудом ворочая языком, произнесла Ксюша, разлепив глаза. Она только проснулась, и первое, что увидела — заходящую в палату Лизу.
Подруга молча смотрела на нее через толстые линзы очков. Лицо ее было белее обычного.
— Хромаю, — ответила она странным бодрым тоном, который спросонья Ксюша никак не могла разобрать, — А еще у меня вот, что есть…
Она начала стягивать через голову короткую ночнушку, и Ксюша внутренне сжалась от ужаса и вины, приготовившись увидеть собственную болезненную припухлость, перекочевавшую на Лизкину поясницу.
Но та с пугающей гордостью демонстрировала кое-то другое. Оставшись в одних лишь трусиках, она закинула за голову правую руку и повернулась полубоком.
— Что ты…? — растерянно начала было Ксюша и умолкла.
Девочка была очень худая. Бедренные кости растягивали простые хлопковые трусики, подобно плечикам, грудь была совершенно плоской, а каждое ребро отчетливо бугрилось под бледной, сухой кожей. Талия была такой тонкой, что, казалось, даже Ксюша с ее миниатюрными ладонями, сможет легко её обхватить. Но это все с одного боку. Другой пересекал страшный послеоперационный рубец, тянущийся от центра впалого живота до середины спины, заканчиваясь у позвоночника. Несколько ребер отсутствовали, и изгиб талии с того бока должен был быть еще более крутым, чем слева. По идее. Но вместо этого плоть вовсе не выглядела пустой. Наоборот, что-то туго заполняло образовавшееся пространство, проступая под тонкой кожей густой сетью капилляров.
— Спасибо, подружка! — произнесла Лиза со страшной, радостной улыбкой. Лицо ее подергивалось, как от невралгии.
Ксюша молча хлопала глазами. Не было смысла задавать уточняющие вопросы. Она не первый год в теме и прекрасно понимала, что Лиза демонстрирует ей опухоль. Такую огромную, что ее можно видеть невооруженным глазом.
— Боже, Лиза… давай я…
— Натравила?! — прорычала Лизка, отшвыривая ночнушку, — Когда только успела, овца?!
— Я вовсе не…
— Я видела, как ты ночью лыбилась, вместо того, чтобы бежать за подмогой!
— Я не могла… Я пыталась…
Лизка кинулась на Ксюшу, целясь пестрым маникюром в глаза. Девочка успела перехватить ее руки, подтянуть к груди колени, отгораживаясь, и завопила: «Помогите!».
— Я думала, она чистит тебя! Я улыбнулась, только, чтобы подбодрить! А потом поняла, но не могла двинуться! — тараторила перепуганная Ксюша, — У меня и мысли не было натравливать!
В палату ворвались
