Русь. Строительство империи 5 - Виктор Гросов
Мое тело двигалось само, обостренные рефлексы парировали удары, глаза следили за каждым движением хана, за каждым поворотом его запястья.
Вот он! Классический обман — всем телом качнулся влево, показывая атаку с этой стороны, а сам, в то же мгновение, резко переложил саблю и ударил справа, метя под незащищенную руку. Но я запомнил этот финт, реакция сработала раньше, чем мозг успел отдать приказ. Резкий наклон корпуса назад, свист клинка у самой груди — и пока он еще не выправил коня после удара, мой правый топор обрушился вниз, на передние ноги его аргамака.
Я сделал подлы удар по меркам степняков. Ранил коня.
Страшный хруст, дикий визг боли — и великолепный черный конь свалился, увлекая за собой седока. Куря кубарем вылетел из седла, вздымая клубы пыли и сухой травы. Но даже в падении он не потерял присутствия духа. Мгновенно вскочил на ноги, лицо искажено звериным оскалом, рука метнулась к поясу — кинжал блеснул в его руке.
Не давая ему опомниться и занять оборонительную позицию, я уже спрыгнул с коня и двинулся на него. Мощный удар плашмя левым топором по куполообразному шлему — не убить, но оглушить. Глухой удар металла о металл отозвался звоном в ушах хана. Он пошатнулся, глаза закатились, и он снова тяжело осел на землю. Я шагнул вперед, упираясь коленом ему в грудь, и приставил холодное, острое лезвие второго топора к его горлу. Я видел как под сталью судорожно бьется жилка.
— Сдаешься, хан? Или хочешь увидеть своих предков прямо сейчас? — прорычал я, тяжело дыша после короткой, но яростной схватки.
Куря лежал, придавленный к земле, глядя на меня снизу вверх. В его черных глазах плескалась бессильная ярость и ненависть. Пыль и кровь — его и чужая — смешались на смуглом лице. Он с трудом сглотнул, чувствуя холод моего топора на шее. Мгновение он молчал, борясь с собой, затем презрительно сплюнул в сторону.
— Твоя взяла, княже… Урус…
— Взять его! — приказал я подоспевшим дружинникам. — Связать покрепче!
Я устало поплелся к своему коню и взобрался на животину. Даже не верится, что смог победить Курю и взять его в плен. Как же долго я за ним гонялся.
Пленного хана привели ко мне, когда я вернулся к осажденному терему. Его посадили на землю у моих ног. Он молчал, гордо вскинув голову.
— Ну что, Куря? — начал я допрос, возвышаясь над ним. — Думал удрать? Не вышло. Что Сфендослав задумал? Сколько у него людей?
Куря криво усмехнулся.
— С чего ты взял, что я буду говорить с тобой, пес? Убей меня. Чего ждешь?
— Убить еще успею. Но сначала ты мне расскажешь. Или я отдам тебя своим людям. Они очень хотят поквитаться за все, что твои выродки натворили на нашей земле. Думаю, они найдут способ развязать тебе язык. Медленно.
Глаза хана метнулись по сторонам, на суровые лица моих дружинников. Он напрягся.
— Чего тебе надо? — прохрипел он.
— Какие планы у Сфендослава?
— Сидеть будет. До последнего. Он упрямый. Людей у него там… Варягов сотни три осталось, не больше. Да челядь княжеская. Припасы есть. Надолго хватит, если воду найдут. Там колодец старый был…
— Что еще?
Куря замялся, отвел взгляд. Потом вдруг злорадно рассмеялся, скрипучим, каркающим смехом.
— Там, в тереме, вся ваша восточная знать заперлась! И ростовский князь, хозяин этого городишки, и муромский, и вятичский! Они все пришли на зов Сфендослава, на пир победный собирались! А теперь сидят там, в этой норе, вместе с ним!
Глава 19
Дым от пожаров, что устроила Веслава, еще не рассеялся, смешиваясь с едким запахом гари от наших огненных горшков и смрадом свежей крови. Воздух был тяжелым, липким. Воины отдыхали после схватки, перевязывали раны, чистили оружие, с мрачным удовлетворением поглядывая на запертую цитадель. Победа в вылазке далась нелегко, Алеша вон как пострадал.
Куря поднял голову.
— Еще что скажешь, хан? — спросил я негромко, но так, чтобы он слышал каждое слово.
Желваки кочевника перекатывались на смуглых скулах.
— Говорить будем, Куря, или предпочитаешь познакомиться с моими людьми поближе? — я обвел взглядом суровые лица дружинников. — Они тебя очень ждут. За жен поруганных, за детей сиротами оставленных, за сожженные села. За князя нашего, Святослава, чью голову ты украсил. Они найдут способ тебя разговорить. Поверь, тебе это не понравится.
Хан дернулся, насколько позволяли путы.
— Убей меня, урус! — прохрипел он. — Чего ждешь? Смерти я не боюсь! Я — Куря, хан печенежский!
— Смерти не боишься? — я усмехнулся. — А боли? А бесчестия? Смерть бывает быстрой, хан. А бывает такой, что предки твои отвернутся. Но я дам тебе шанс умереть быстро. Если расскажешь все, что знаешь
Я видел, как он колеблется. Инстинкт самосохранения боролся с гордостью и ненавистью. Он оглядел мои топоры, запачканные кровью его воинов, потом перевел взгляд на дружинников, чьи глаза не обещали ничего хорошего.
— Псы… — прошипел он, но уже без прежней уверенности. — Что тебе это даст? Все равно конец тебе.
Я иронично поднял бровь. Куря сплюнул кровавой слюной на землю.
— Немного вас осталось… Варягов его… сотни три, может меньше. Тех, кто выжил после вашей мясорубки. Да челядь княжеская, слуги всякие. И ростовский князь, хозяин этого городишки вонючего, и муромский притащился, и вятичский! Все на зов Сфендослава прибежали! Думали, пировать будут после твоей смерти! На дележ добычи спешили!
— Это все? — надавил я, присаживаясь на корточки перед ним, чтобы наши глаза были на одном уровне. — Ты уверен, что ничего не забыл, хан?
Куря дернулся, взгляд не отвел. В его глазах мелькнуло что-то еще, помимо ненависти. Хитрость. Последняя попытка уязвить, навредить.
— А ты думаешь, Сфендослав один такой умный? — прохрипел он, понизив голос до ядовитого шепота. — Думаешь, только эти три дурака ему поверили? Он игрок покрупнее, чем ты думаешь, урус.
— О чем ты? Говори яснее.
Куря криво усмехнулся, обнажив стиснутые зубы.
— Он обещал земли не только им! Не только этим князькам, что сидят теперь и штаны мочат от страха! Он договорился польским князем!
Мешко. Князь Польши, союзник Оттона. И он в сговоре со Сфендославом? Картина мира резко усложнилась.
— Зачем ему Сфендослав?
— Галич! — выплюнул Куря, и
