Русь. Строительство империи 5 - Виктор Гросов
Я замолчал, внимательно наблюдая за ней. Она поджала губы. Слезы высохли, взгляд стал жестче. Маска невинной жертвы давала трещину. Что ж, посмотрим, что под ней скрывается. Терять мне нечего, а вот узнать правду — необходимо.
Тишина в камере стала почти осязаемой. Капли воды методично шлепались в невидимую лужу, отсчитывая секунды. Искра сидела неподвижно, но ее спина была напряжена, она крепко сжала пальцами колени. Мои слова повисли в затхлом воздухе подвала, и я ждал, что она скажет. Или сделает. Очередная порция слез? Новые клятвы в невиновности?
Она медленно подняла голову. Взгляд был уже не испуганный, а какой-то тяжелый. Усталый. И злой. Тонкие ноздри чуть раздувались.
— Игру? — переспросила она тихо, но в голосе не было прежней дрожи. Звенела сталь. — Ты называешь это игрой, княже? Ты хоть представляешь, каково это — когда вся твоя жизнь — не твоя? Когда за тебя решают, где тебе быть, что говорить, кому улыбаться, а кого предавать?
Она оттолкнулась от стены, выпрямилась немного, насколько позволяло сидячее положение на соломе. Спутавшиеся волосы упали на лицо, она резким движением откинула их назад. Жест был не девичий, плавный, а какой-то рваный, злой.
— Ты сидишь тут, Великий князь, — она выплюнула титул, — судишь меня. Легко судить, когда у тебя сила, дружина за спиной. Тем более, когда ты — из этих, «избранных». Ты думаешь, у меня был выбор? Когда отец решил, что ему выгоднее с византийцами дружбу водить? Он спросил меня? Нет! Он просто приказал. Улыбайся, дочка, гостю заморскому, помоги ему. А что у меня на душе — кого это волновало?
Ее голос крепчал с каждым словом, наполнялся горечью. Она смотрела уже не в пол, а прямо на меня.
— А Сфендослав? Думаешь, я по доброй воле к нему попала? И снова — делай, что велят. Говори, что скажут. И снова — ни слова о том, чего хочу я сама. Ты хоть можешь себе представить это, князь Антон? Жить под чужим кулаком, под чужим взглядом, зная, что ты — всего лишь инструмент.
Она горько усмехнулась, провела рукой по щеке, где алела ссадина.
— Да, я помогла тебе бежать тогда. По-своему. Может, не так, как ты хотел. Но я сделала это! Потому что видеть тебя, такого же… Это дало мне надежду. Глупо, да? Надеяться, что хоть кто-то поймет. А ты что? Снова обвинения. Снова подозрения. Снова я — предательница, интриганка, игрушка в чьих-то руках.
Она вдруг резко подалась вперед, упершись ладонями в грязную солому.
— А если я просто устала от того, что все решают за меня! Устала быть вещью, которую передают из рук в руки! Устала от чужой воли! Я… — она запнулась, голос сорвался от клокочущей внутри ярости. — Я тоже человек, Антон! У меня тоже есть свои желания, свои мысли! Я не хочу больше плясать под чужую дудку! Ни под дудку Сфендослава, ни под дудку византийцев, ни… ни под чью!
Она тяжело дышала, грудь вздымалась под тонкой тканью рубахи. Маска слетела окончательно. Передо мной сидела не сломленная жертва, а женщина, доведенная до предела, полная обиды и непонятной, темной решимости. Это было уже не притворство. Это было похоже на горькую, злую, но правду.
Я переваривал услышанное. Часть меня хотела отмахнуться — мало ли что она говорит в отчаянии. Но другая часть видела в ее глазах что-то настоящее. Огонь загнанного зверя, который больше не хочет бежать, а готов огрызнуться. Она устала от чужой воли. Эти слова отозвались во мне странным эхом. Я сам попал сюда против своей воли, и только Вежа дала мне шанс не просто выжить, а что-то изменить. А что было у нее?
Она все еще смотрела на меня вызывающе, почти дерзко. Ждала моей реакции.
Передо мной открывалась совсем другая Искра, и это все меняло. Кто она теперь? Союзник? Враг? Или просто еще одна сложная фигура в этой безумной игре, в которой надо сохранить Русь? Вопросов стало только больше.
Она выпрямилась, насколько позволяли прутья решетки, ее силуэт в неверном свете факела обрел неожиданную четкость, даже какую-то хищную грацию. Усталость и обида никуда не делись, но теперь поверх них проступили амбиции. Да, именно это слово вертелось у меня в голове. Амбиции, которые она так долго прятала под маской покорности.
Она провела рукой по волосам, но на этот раз жест был медленным, обдуманным. Словно она приводила себя в порядок не для меня, а для себя самой, собираясь с мыслями, готовясь к следующему шагу. Кривая усмешка тронула ее губы.
— Удивлен, князь? — спросила она уже совсем другим тоном — ровным, чуть насмешливым, с едва уловимой ноткой превосходства. — Думал, перед тобой просто испуганная девчонка, которую можно жалеть или подозревать по настроению? Ошибаешься. Я долго наблюдала. За отцом, за Сфендославом, за всеми, что мнят себя вершителями судеб. Я училась их играм и правилам. И знаешь, что я поняла?
Она чуть наклонила голову, глядя на меня исподлобья.
— Поняла, что сила — это не только мечи и дружина. Сила — это знание. Умение дергать за ниточки. Умение заставить других делать то, что нужно тебе, даже если они этого не осознают. Сила — это когда ты решаешь, а не за тебя решают. И я устала быть той, за кого решают. Я хочу решать сама.
Искра поднялась на ноги. Движение было плавным, уверенным. Она подошла к решетке, так близко, что я мог разглядеть темные крапинки в ее глазах, ощутить тонкий, едва уловимый запах полевых цветов. Грязный плащ не мог скрыть стройности ее фигуры, а спутанные волосы лишь подчеркивали дикую, необузданную красоту. Она намеренно сократила дистанцию. Уверен в этом. Прощупывая мою реакцию?
— Ты ведь тоже хочешь решать сам, Антон, — прошептала она. — Ты пришел сюда и начал строить свою империю? Свою Русь? Думаешь, я не вижу? Ты ломаешь старые устои, вводишь свои деньги, собираешь земли. Ты борешься за власть. Так чем я хуже? Почему мне нельзя хотеть того же? Просто потому, что я родилась женщиной? Потому что мой отец проиграл, а Сфендослав оказался сильнее?
Она протянула руку и осторожно коснулась холодного металлического прута решетки. Пальцы у нее были тонкие и изящные.
— Я тоже хочу свой кусок этого мира. Свое место под солнцем. И я готова
