Русь. Строительство империи 5 - Виктор Гросов
— Сделаю, — ответила она, надела плащ и ушла.
Торг шумел. Дружинники Ратибора все проверяли, но фальшивки не кончались. К вечеру он вернулся с купцом — толстым, в шубе дорогой. Тот стоял у порога, вытирал пот с лица.
— Этот, княже, — Ратибор показал на него. — За фальшь мед сдавал.
Я сел, посмотрел на купца.
— Говори, откуда взял.
Он заговорил дрожащим голосом:
— Вчера приезжий дал, княже. Сказал, гривны-жетоны твои. Я не смотрел, взял. Серебра полгривны обещал, да ушел.
— Как выглядел? — спросил я.
— Высокий, в плаще темном. Борода русая, глаз кривой. С повозкой был, у реки стоял.
— Ростовский? — я прищурился.
— Не знаю, княже. Говор южный. Больше ничего не скажу.
— В темницу его, — я устало махнул на толстяка. — Пусть подумает.
Купца увели. Надо Веславе сказать, пусть реку проверит. Но сначала — второй задержанный. Я велел страже привести. Его притащили — худой, в синяках, глаза пустые. Я встал, показал ему фальшивый жетон.
— Вчера молчал, — сказал я. — Сегодня тебя виселица ждет. Кто дал?
Он поднял голову:
— Пришлый. Сказал, жетоны пустить по рукам, серебро брать. Больше не знаю.
— Имя?
— Не назвался. Повозку грузил у Волхова.
— Ратибор, на площадь его, — сказал я. — Повесить.
Дружинник уволок его, а я сел.
Позже вернулась Веслава. Вошла, скинула капюшон.
— Нашла, княже, — начала она. — Двое купцов у реки. Жетоны в мешки складывали, серебро раздавали. Потом в лес ушли, на восток.
— Ростов, все же. Сколько их?
— Четверо. Двое купцов, двое охраны. Кочевники, по лукам видно. Я до опушки дошла, дальше не стала.
— Бери десяток дружинников, — сказал я. — Скачи туда. Найди след, узнай, куда идут.
— Сделаю, княже, — она ушла.
Я подошел к окну. Волхов темнел вдали, лес за ним чернел. Через час Ратибор принес весть: «Око казны» нашло склад в Новгороде. Пятьдесят фальшивок в сундуке, хозяин сбежал. Я велел обыскать все вокруг.
— Склад у реки был? — спросил я.
— Нет, княже. В городе, за лавками. Но след к Волхову идет.
— Веслава подтвердит, — сказал я. — Жду ее.
Олег вошел к вечеру, лицо хмурое.
— Княже, еще скупщики на торгу. Трое. Жетоны берут, серебро сыплют. Купцы рады.
Я отпустил его, сел за стол. Взял новый жетон, сжал в руке.
Как же все завертелось. А я всего лишь хотел наладить экономику, а тут такое противодействие. Причем столь ярое. Еще и не от тех, кого я ожидал, не от моего народа, а от внешних врагов.
Да, дела-а…
Скрипнула дверь, вошел Алеша. Лицо в саже, рубаха в крови.
— Сделал, княже, — начал он. — Склад нашли у реки. Сарай бревенчатый, сундуки с фальшивками и серебром. Пятеро печенегов охраняли. Порубили их, все сожгли. Одного живым взял.
— Где он? — спросил я.
— Во дворе, княже. Связанный.
— Веди, — сказал я.
Алеша вышел, скоро вернулся с пленником. Кочевник был худой, лицо в грязи, руки связаны. Я сел, посмотрел на него.
— Говори, чей склад, — начал я.
Он молчал, глаза в пол. Я встал, подошел ближе.
— Молчишь — сгниешь в темнице, — сказал я. — Кто хозяин?
Печенег молчал. Но по нему и так было ясно кто заказчик.
— Ратибор, в темницу его, — сказал я. — Потом проведем экспресс-допрос.
Дружинник уволок печенега, а Алеша остался.
Склад сожгли, фальшь у реки кончилась. Скупщики еще где-то шныряют, Веслава за ними следит. Вскоре и она вернулась. Вошла, шумно уселась на лавку.
— Загонял ты меня, княже. Вести есть. Купцы в лес ушли, повозку бросили. След к Ростову тянется.
— Сколько их? — спросил я.
— Четверо было. Двое печенегов с ними. Я до реки дошла, дальше ждала Алешу.
— Хорошо, ты умница. Отдыхай пока.
Она ушла и вернулась через пару минут вместе с Такшонем. Лицо у него было бледное. Он шел медленно, опираясь на посох. Раны его поджили, но слабость осталась. Я подошел к нему, указал на лавку.
— Садись, княже, — сказал я. — Что случилось?
Он сел, посох к груди прижал. Веслава стояла рядом хмуро разглядывая венгра.
— Вести с юга, Антон, — начал он. — Печенеги Переяславец грабят. Деревни жгут, людей режут. А на западе Мешко Галич хочет. С Оттоном договаривается.
— Откуда знаешь? — спросил я.
— Гонец мой пришел, — ответил он. — Мешко войско собирает, тысячу латников. Оттон ему серебро дает, чтоб Галич взять. Печенеги же сами лезут, пользуются смутой.
Я сел напротив, карту развернул.
— Сколько у нас людей? — спросил я Веславу.
— В Новгороде тысяча, — ответила девушка.
— В Киеве еще тысяча, в Галиче пятьсот, — добавил Такшонь, — Но надо больше. Собери три тысячи, княже. Иначе юг потеряем, а Галич Мешко заберет.
— Три тысячи, — повторил я. — Казна тощая, но вытянем.
— Набор начни. В Новгороде, Киеве, Галиче. Оружие купи, коней. Двести гривен хватит. Печенегов гнать надо, а Мешко пугнуть.
Да что ж такое? Все пошло по наклонной.
Я стоял у стола, сжимая в руках край столешницы, пока пальцы не побелели. Внутри все кипело, жар поднимался от груди к горлу. Хотелось заорать, выплеснуть этот гнев, что копился с каждым новым ударом судьбы. Я ведь стараюсь, впервые за все время пытаюсь не просто махать топором, а строить что-то стоящее — крепкое государство, где казна держится, где люди используют государственные деньги, где Русь не трещит по швам. А мне что? Фальшивки из Ростова, печенеги на юге, Мешко с Оттоном на западе. Да еще и Такшонь напоминает, что Галич вот-вот отберут. Взялся за дело, а мне палки в колеса суют со всех сторон.
На столе стоял кувшин с квасом — глиняный, пузатый, еще с утра принесли. Я схватил его за ручку, крутанул в руке и с размаху швырнул об стену. Глина разлетелась с хрустом, темные брызги кваса залили бревна, пол засыпало осколками. Веслава дернулась, Такшонь замер с посохом в руках, но я уже не смотрел на них. Гнев рвался наружу, я ударил кулаком по столу, аж дерево треснуло.
Полегчало? Да нет, только хуже стало!
— Да сколько можно⁈ — голос сорвался на рык. — Хочу Русь поднять, а мне в палки в колеса! Ростов, печенеги, Византия, Оттон — все как сговорились! Хоть бери дружину да жги все к лешему, пока пепел не ляжет от Киева до Новгорода!
Дверь скрипнула, вошел Добрыня, глаза чуть прищурены. Я резко повернулся к нему, пальцы сжались в кулаки.
— Ну что, Добрыня? И ты с дурными вестями? Если да, то впору бросать все это дело и собирать армию — выжигать огнем всех, кто против! Говори, что там?
Он остановился у порога, потер бороду ладонью и хмыкнул. Не громко, но так, что
