Русь. Строительство империи 5 - Виктор Гросов
Если фальшивки расползутся, казна моя рухнет, жетоны в цене упадут, а с ними и моя власть. Надо давить это в зародыше.
К полудню Ратибор привел задержанных. Двое мужиков, в грязных рубахах, руки связаны. Один молодой, глаза бегают, второй постарше, смотрит в пол. Я сел, фальшивый жетон положил перед ними.
— Кто дал? — спросил я.
Молодой дернулся и быстро заговорил:
— Да просто дали, княже. Серебром платили. Я не ковал, клянусь! Просто взял, продать хотел.
— А ты? — повернулся я к старшему.
Тот молчал, губы сжал. Я встал, подошел ближе, наклонился к нему.
— Молчать будешь — на площади прилюдно казню. Говори.
Он поднял глаза:
— Не знаю имен. Повозка пришла, мужик в плаще дал. Сказал, на торгу менять.
— В Ростове плащей много, — я отошел к столу. — Ратибор, молодого на площадь. Судить. И повесить. Пусть народ видит. Этого в темницу, потом еще раз спрошу.
Ратибор уволок их. Я сел, уставился на жетон. Сфендослав или Куря, а может, оба. Им выгодно казну мою подорвать, жетоны обесценить. Но они не могли так быстро узнать в Ростове и что-то предпринять, значит кто-то здесь от них воду мутит. Или у меня есть и иные враги? Оттон? Византия?
К вечеру на площади собралась толпа. Народ стекался со всех концов Новгорода — купцы в шубах, ремесленники с мозолистыми руками, бабы с детьми на руках, даже несколько дружинников, что сменились с дозора. Все стояли тесно, плечо к плечу, перешептывались, бросали взгляды то на виселицу, то на меня. Молодого, того, что попался с фальшивыми жетонами, вывели после недолгого княжьего суда. Я сам вынес приговор — быстро, без лишних слов. Ратибор с двумя воинами подвели его к столбу, накинули веревку на шею. Парень дернулся, глаза его бегали, но рот он держал закрытым. Веревка натянулась, дерево скрипнуло, тело качнулось в воздухе. Тишина легла на площадь, только ветер гнал пыль по камням да где-то вдали собака тявкнула.
Народ смотрел по-разному. Кто-то хмурился, отводил глаза, будто не хотел видеть, как жизнь уходит из чужого тела. Кто-то плевал в сторону виселицы, громко цыкал языком, показывая, что одобряет. Бабы шептались, закрывая детям лица подолами. Один старик, сгорбленный, с палкой в руке, пробился ближе к помосту и крикнул: «Так им, ворам, и надо, княже!» Голос у него дрожал, но в нем слышалась злость. Я стоял у края помоста, смотрел на эту толпу с мрачным взором, оглядывая каждого. Олег вышел вперед, развернул бересту с указом и начал читать громко, чтоб даже в задних рядах слышали. Слова его падали тяжело, как камни: «Кто подделывает жетоны князя, тот крадет у народа, тот предает казну. Смерть таким — на площади, прилюдно». Голос его разносился над толпой, и я видел, как люди переглядывались, переступали с ноги на ногу.
Жестоко? Да, жестоко. Я сам это понимал, глядя, как тело покачивается на ветру, как тень его ложится на камни. Но иначе нельзя. Стоило мне дать слабину, отпустить этого фальшивомонетчика с миром — и что дальше? Жетоны мои, что я с таким трудом ввел, превратятся в мусор. Народ перестанет верить в них, казна опустеет, торговля встанет. Все, что я строил — Березовку, Новгород, реформу эту проклятую, — развалится в один день. Мои начинания, мои планы уйдут коту под хвост, а враги — Сфендослав, Куря, Византия — только того и ждут. Они уже сейчас фальшью казну мою травят, а если я не покажу силу, не докажу, что князь здесь я, то завтра они открыто придут с мечами. Нет, пусть лучше один повешенный, чем вся Русь в крови. Я смотрел на толпу, на лица эти — усталые, злые, напуганные, — и понимал: они должны знать, что казна моя нерушима. Что я не дам ее разорить ни чужим, ни своим.
Ночью вернулся Ратибор. Лицо усталое.
— «Око казны» пошло по делу, княже. Пятеро в Киев скачут, трое в Березовку ушли. В Новгороде с утра торг проверять начнем.
— Хорошо, — ответил я. — На торгу каждый жетон щупайте. Фальшь найдете — сразу ко мне.
Он ушел, а я остался с берестой. Написал еще один указ: «Око казны» имеет право обыскивать лавки, допрашивать купцов. Приложил тяжелую печать с соколом. Утром раздам.
Потом я вызвал Вежу. Воздух дрогнул и появилась система
— Звал, княже?
— Фальшивки по рукам ходят, — сказал я. — Дай задание. Чтоб выжечь эту заразу.
Она улыбнулась, шагнула ближе.
— Спешка твоя забавляет. Но раз надо, я ж не против.
Я ждал. Она молчала, будто тянула время. Наконец воздух мигнул, перед глазами вспыхнуло:
'Задание: Укрепить власть казны.
Срок: три дня.
Награда: 4 000 очков влияния'.
— Мало, — бросил я.
— Жадный ты, Антон, — она рассмеялась. — Ладно, держи бонус. Найдешь источник подделок — еще 2 000 сверху.
— Идет.
Она исчезла, а я сел за стол. Три дня. «Око казны» уже пошло по следу, виселица стоит, Степан клеймо меняет. Я взял новый жетон, провел пальцем по рельефу.
Утро началось с гомона на торгу. Я стоял у окна терема, смотрел, как дружинники «Ока» ходят между лавками. Берут жетоны, проверяют. Новые блестят ровно, а фальшивки выдают себя кривым клеймом и облезлым серебром. К полудню Ратибор притащил три подделки, бросил их на стол. Я взял одну, провел пальцем по краю. Работа грубая, но опасная. Если таких больше станет, народ перестанет верить моим деньгам.
— Откуда это? — спросил я, глядя на него.
— С торга, княже. Купец сдавал мед за них. Говорит, вчера взял у приезжего.
— Допроси его, — сказал я. — И найди того, кто дал.
Ратибор ушел, а я сел за стол, развернул в интерфейсе карту. Ростов на востоке. Оттуда фальшь идет, я это чую. Сфендослав с Курей там засели, им выгодно казну мою подорвать. Дверь скрипнула, вошел Олег.
— Княже, вести с торга, — начал он. — Жетоны скупают. Много. Серебром платят, больше номинала.
— Кто? — я встал, подошел к нему.
— Приезжие. Двое в кафтанах богатых. Утром у лавок крутились, жетоны брали пачками. Серебро сыпали щедро. Купцы говорят, ростовские это.
— Веславу зови, — сказал я. — Пусть следит.
Олег вышел, а я вернулся к карте. Скупка жетонов? Да это ж отлично. Хотя. Может это такой своеобразный ход против меня. Вытащить настоящие из рук, оставить меня с фальшью. К обеду явилась Веслава. Вошла тихо, плащ скинула, волосы растрепаны.
— Звал, княже? — устало спросила девушка.
— Жетоны скупают, — я вздохнул оглядывая девушку. — Олег говорит, ростовские. Бери лазутчиков, иди на торг. Найди этих
