Клетка для лжецов - Сия Кейс
— Я всегда так выгляжу, — Отрезал он, — Со мной все в порядке.
У нее не было шансов вразумить этого идиота. Временами девушке казалось, что в упрямстве Най может потягаться даже с ней самой.
Он поспешно вышел из отсека, оставив ее наедине со своими мыслями. Вот только после одиннадцатой колонии Лорента меньше всего на свете хотела с ними оставаться.
Нет ничего хуже, когда тебе некуда спрятаться в собственной голове. Видения с последнего корабля заполняли все свободное пространство, догоняли ее даже тогда, когда девушка пыталась убежать от них туда, куда бежать бы не стоило…
К тому, что было в тот вечер перед ними. К ее выступлению, к танцу, к поцелую на балконе. Они настигали ее даже там и сжигали в пепел все, за что она пыталась ухватиться.
И все же самым страшным были даже не воспоминания. А то, что эти видения в любой момент могли повториться.
* * *
Времени на бритье и вправду не осталось. Так уж вышло, что по пути на двадцать седьмую жизнь Ная превратилась в балансирование между болезнью и непрекращающейся работой над энергометром. Может, эта работа и не была бы столь трудоемкой и длительной, если бы не он сам, давший волю слабости и позволивший себе раскиснуть.
Производить расчеты с больной головой, когда тебя бьет озноб и постоянно тревожит кашель — та еще задачка. Вэйл с Лорентой, завидев это, в один голос затвердили о том, что нужно дать себе время восстановиться, но Най понимал, что именно во времени вся и загвоздка.
У него попросту его не осталось.
Он готовил себя к этому моменту все четыре года — встретить надвигающуюся смерть достойно, с гордо поднятой головой — но теперь, когда он и вправду настал, все попытки убедить себя в неизбежности происходящего пошли прахом. Най хватался за все, что, как ему казалось, может привести их к Клетке в кратчайшие сроки — он переделывал энергометр снова и снова, проверял датчики и сенсоры, измерял, считал, дорабатывал…
Пока с каждым днем ему становилось все хуже. Паршивости ситуации добавляло еще и то, что скрывать это от Вэйла с Лорентой становилось почти невозможно. Он как мог прятался от их глаз, чтобы эти двое не видели, сколько крови он ежедневно выплевывает на платок, как сильно его колотит дрожь, и скольких усилий ему стоит просто-напросто встать с постели, но Вэйл по-прежнему жил с ним в одной каюте, а Лорента так и норовила заглянуть к нему, чтобы справиться, как идет работа.
Впрочем, идиоту было ясно, что это только предлог — работа над энергометром ее мало интересовала. В отличие от его здоровья. И, может быть, его самого…
Это была еще одна причина, почему он вдруг так испугался смерти. Наверное, прежде Най был слишком глуп и не учел того обстоятельства, что у него может появиться еще один личный мотив жить дальше.
Наивно, конечно, было полагать, что у этой истории может быть продолжение. Лорента с самого первого дня ясно дала им с Вэйлом понять, кто она такая. Дворянка, Хранительница, мечтающая вернуть себе тот мир, в котором она родилась. Все остальное для нее лишь средство достижения цели.
И все же она сильно переменилась после одиннадцатой колонии. И дело даже не в отношении к Наю — должно быть, то, что она увидела во время обряда, всколыхнуло в ней что-то, о чем девушка прежде никогда не думала. Теперь Лорента стала осторожней, вдумчивей, рассудительней…
И Най солгал бы, если бы сказал, что ему это не нравится.
Оттого понимать, как неумолимо и бесповоротно из него вытекает жизнь, было еще больнее. Ночами ученый только и делал, что бессмысленно таращился в потолок, едва сдерживаясь, чтобы не разрыдаться.
Прежде он и подумать не мог, что дойдет до такого…
Лекарства, как назло, тоже почти перестали помогать — в груди болело почти непрерывно, и облегчить эту боль не удавалось ничем. Порой она и вовсе становилась такой сильной, что вытесняла все его мысли. Ни о какой работе над усовершенствованием энергометра в такие моменты не могло быть и речи, но Най не уставал напоминать себе, именно сейчас за все четыре года он просто не имеет права сдаться.
Иногда он загонял себя до такой степени, что просто падал без сил прямо на полу, возле разобранного на шестеренки энергометра, не в силах дотащить свое тело до кровати.
Он позволил себе это и сейчас, едва завершив расчеты порога чувствительности обновленных датчиков, которые еще предстояло установить, но сил на это уже не осталось. Най бросил затупившийся карандаш поверх раскрытой тетради и опрокинулся на спину, осторожно вытянув ноги.
Мысли его затрагивали все и сразу — побывали на двадцать седьмой колонии, где им предстоит искать Клетку вслепую, если не довести до ума энергометр, вспомнили о доме Коллиса, кулаках Тедда и теплых губах Лоренты, вернули его на Последний корабль, где в темноте той чертовой пещеры отец умолял оставить его, и, наконец, привели сюда, к нему самому, такому уставшему и слабому…
— Эй! Ардайк, ты слышишь!? — Най распахнул глаза и повернул голову на голос. Судя по всему, он так утомился, что заснул, сам того не заметив.
Вэйл стоял в дверях и пронизывал его хмурым взглядом. Разобранный энергометр мало его интересовал.
— Слышу, — Опираясь на дрожащие руки, Най сел на полу, — Просто… отвлекся.
— Или вырубился. От тебя скорее этого следует ожидать, — Вэйл зашел в каюту и стал пробираться к своей кровати. На мгновение Най испугался, что он наступит на какую-нибудь деталь, но в своих шагах пилот, несмотря на кажущуюся небрежность, был предельно аккуратен.
— Лапуля говорит, ты двинулся на этой штуке, — Усевшись на кровать, пилот грозно посмотрел ему в глаза, — Целыми днями ее разбираешь.
— Только так я смогу ее улучшить.
— Или окончательно доломать, — Вэйл поднял с пола съемный рычажок и покрутил его в руках, — Так может, ну ее в зад?
— Без этого аппарата мы никогда не найдем Клетку, — Возразил Най.
— С ним — возможно, тоже.
Най прекрасно понимал, чем вызвано их недоверие. Из-за низкой чувствительности датчиков энергометр повел их по ложному пути на одиннадцатой, но и без него им можно было надеяться разве что на везение.
— Лапуля боится, что таким напрягом ты угробишь себя окончательно, — Вэйл вернул рычаг на место, — Я не люблю с ней соглашаться, но в этом она права.
Ну вот опять! Впрочем, чего еще он мог
