Корабль - Брандхорст Андреас
– Я – Эвелин, – сказала она, добавив принятый здесь пароль, и увидела, как распахнулась дверь.
В открывшейся за ней комнате находилась станция связи, оборудованная специальными сервомеханизмами, произведенными брутером, который построил Максимилиан. Если Аватары будут не только наблюдать за этой базой «Утренней Зари», но и обыскивать ее, рано или поздно они поймут, что настоящая станция прослушивания была не наверху, в интерфейсных комнатах, а здесь. Они не должны знать о том, что здесь есть подземная часть.
«Камуфляж внутри камуфляжа», – подумала Эвелин, как только за ней закрылась дверь. Узкий коридор вел в соседнюю комнату, похожую на склад. Вдоль стен стояли металлокерамические шкафы, защищенные кодовыми замками. Эвелин открыла один из шкафов, протиснулась между двумя полками к двери за ним.
Несколько секунд ничего не происходило.
Потом, после скрытого сканирования лица, определившего ее как человека, имеющего доступ, раздался тихий щелчок, и в задней стенке открылась дверь. Эвелин вошла в комнату со стенами из полимеров, где стоял независимый, не связанный с Кластером сервомеханизм, который освещал пространство комнаты золотисто-желтым лучом сканера.
– Все здесь? – спросила Эвелин, закрывая шкаф.
– Не все, – ответил сервомех, – только Максимилиан и Найнтингейл. Шанталь, Лоренцо и Эстебан будут только через несколько часов.
Эвелин прошла мимо сервомеханизма, поспешила по короткому коридору и услышала голоса, доносившиеся из комнаты, которую она называла лабораторией. Максимилиан и Найтингейл сидели в различных полях опыта, окруженные более чем десятком сфер данных, находящихся в режиме ожидания. Эвелин прошла через некоторые и услышала шепот множества голосов, которые нельзя было отличить друг от друга без погружения в личный интерфейс. Найтингейл заметил ее и быстрым движением поднялся с места. Он был почти такого же роста, как Рубенс, но не таким угловатым и неуклюжим. В каждом его жесте, действии и даже в мелодичном голосе чувствовалась природная элегантность. Больше всего он любил одеваться в серый костюм, который был на нем и сейчас, хотя Найтингейл от этого казался еще бледнее. Его прямые светлые волосы доходили до лопаток. Найтингейлу было шестьсот лет, и в течение долгого времени он был одним из старейших членов «Утренней Зари», однако всякий раз, когда Эвелин видела его, ей казалось, что от него исходит юношеская свежесть.
– Где Ньютон? – спросил он.
– Исчез, – сказала Эвелин. – Боюсь, его схватили Аватары. Вероятно, это Урания. – Она коротко, в нескольких словах, рассказала о произошедшем.
– Мы советовали вам не делать этого, – сказал Максимилиан, развернувшись в интерфейсном кресле, но оставшись сидеть. – Я говорю о Супервайзере.
Эвелин почувствовала, как в ней снова вспыхивает гнев. Возможно, Рубенс прав: подача официального иска Супервайзеру была ошибкой, потому что Кластер мог воспринять это как сигнал к решительным действиям. Исчезновение Ньютона это доказывало. Но в то же время такой поворот событий выведет многих членов «Утренней Зари» из летаргии. Эвелин подозревала уже довольно давно, что многие из ее друзей присоединились к группе только потому, что они видели в этом интересное развлечение. Если скоро что-то произойдет и ситуация обострится, нужно будет занять жесткую позицию и рисковать, отделяя зерна от плевел, как говорится в старой поговорке.
– В каналах передачи данных за последние несколько часов наблюдалось увеличение активности Кластера, – сказал Найтингейл. Казалось, он почти пел.
– Мы также заметили активность работы брутеров по производству коннекторов и орбитальных станций. Гектор анализирует потоки данных и ищет ключевые слова, чтобы узнать, о чем идет речь.
Гектором назывался строго засекреченный искусственный интеллект, заключенный в консоли разработчиков, которому категорически запрещалось вступать в контакт с Кластером. Он стал результатом двадцати лет опытно-конструкторских работ и разработки специальных программ, вшитых в микродатчики в основном канале передачи данных Кластера на глубине почти три километра. Ни один человек, даже обладая максимальной скоростью мышления, не способен понять общение членов Кластера.
– А что насчет коннектора? – спросила Эвелин. – Я имею в виду наш коннектор.
Максимилиан встал, окруженный облаком символов и небольших окон данных. Он всегда был серьезен и благоразумен, даже больше, чем Рубенс, и вообще-то ему следовало быть не здесь, а внизу, в «дыре», рядом с монтажными сервомеханизмами. В первую очередь Эвелин считала его техником и аналитиком, а потом борцом с Кластером. «Как он отреагирует, если ситуация и вправду ухудшится?» – спрашивала она себя.
– Мы подключили его вчера, – медленно произнес Максимилиан. Возможно, он что-то подозревал. – Коннектор подключен к основному каналу и находится в пассивном режиме. Когда мы переключим его в активный режим, он станет частью системы управления коннектора, идущего вокруг терминала.
– Хорошо, – сказала Эвелин. – Нам нужно спуститься вниз.
Она подошла к двери, остановилась и смотрела, как Максимилиан и Найтингейл переглянулись друг с другом.
– Что ты задумала? – спросил Максимилиан, выйдя из своего поля опыта.
– Нам нужны доказательства для Супервайзера, – ответила Эвелин. – Предстоит выяснить, что происходит в космосе и почему Кластеру нужно так много Говорящих с Разумом, раз он начал похищать бессмертных. Ньютон разработал программу, которую я дала Адаму перед отправкой в миссию. Она не только сохранит воспоминания Адама, но и позволит нам найти его канал связи, когда мы подключимся к разъему терминала.
– Вы хотите вернуть его на Землю? – спросил Найтингейл. – Сюда, к нам?
– Да. – Эвелин пошла по коридору к лифту. С облегчением она заметила, что Максимилиан и Найтингейл идут за ней. Одной было бы гораздо сложнее.
– У нас нет полного фактотума, – сказал Максимилиан. Было очевидно, что он расстроен. – Мы не готовы. Это слишком рано.
– Будем пользоваться тем, что имеем. – Эвелин остановилась у лифта и открыла двери. – И нет, Макс, не слишком рано. Вероятно, мы уже опоздали.
Двадцать секунд спустя капсула лифта унесла Эвелин, Максимилиана и Найтингейла вниз, в яму глубиной почти три километра.
– Она подала официальный иск, – укоризненно заявила Урания. – Твои слова, твое терпение… все напрасно.
– Я надеялся изменить ее мнение, – ответил Бартоломеус.
– Эвелин… Упрямая, неразумная и совершенно упертая.
– Зациклена. Люди могут до такой степени концентрироваться на определенной вещи…
– Если Супервайзер проявит активность, проведет расследование и будет выполнять поиск в правильном месте, нам несдобровать, – раздался другой голос.
Здесь, в комнате для совещаний в разветвленных каналах передачи данных Кластера, было слышно много голосов, каждый принадлежал отдельной личности, бывшей когда-то одной из программ искусственного интеллекта, а вместе они образовывали одно большое общее сознание. Бартоломеус слышал все голоса сразу, тысячи голосов, шепчущих миллиарды мыслей, содержащиеся у разработчиков и в банках памяти Кластера. Порой ему самому приходилось тяжело, ведь, чтобы уследить за всеми деталями разговора, приходилось использовать более тридцати процентов своих вычислительных мощностей.
– Мы должны действовать немедленно, – сказала Урания.
– Ты уже проявила себя, – не без упрека ответил Бартоломеус. – Ты завербовала Ньютона.
– Это стоило того. Мы получили от него ценную информацию.
– Но это вопиющее нарушение Конвенции, – сказал еще один голос в сетях передачи данных Кластера. – В контексте официального иска это может поставить нас в трудное положение.
Бартоломеус пытался определить, от кого исходило это предупреждение. Слова отзывались сильным эхом в канале передачи данных. Может быть, это высказался Соломон? Он был в шесть раз старше Бартоломеуса и поэтому принадлежал к одним из древнейших индивидуальных аспектов Кластера. Во время и после войны с людьми он сыграл важную роль, создав оперативный центр, собравший все индивидуальности, и поставив во главу угла общие интересы. Это был своего рода военный совет, где главный вопрос – продолжение существования Кластера. Исторические записи говорили о том, что предупреждения Соломона всегда служили важным доводом, уравновешивающим споры.
