Шлимазл - Гульнара Черепашка
Ходить по трехметровым закоулкам было тем еще удовольствием: круговая гравитация там ощущалась своеобразно.
Если диаметр составляет три метра, то радиус — полтора. Круговая гравитация притягивала к стенкам трубы — то есть мостовой — все, что находилось меньше, чем в полутора метрах от этой самой стенки. А большинство взрослых людей таки имеют рост несколько выше полутора метров. И, когда шагаешь по такому суженному проулку, где-то до плеч или шеи — в зависимости от роста — твое тело притягивается к той части стенки трубы, которая на данный момент является для тебя полом. А вот голова уже находится в зоне притяжения «потолка» — сиречь, противоположной стороны улицы.
Местные, жившие в таких местах годами, уверяли, что им нормально. И что в более просторных местах их давит к земле. А вот у непривычного человека от такого гравитационного диссонанса начинала кружиться голова.
Хотя, если привыкнуть, наверное, забавно. Идешь себе по дороге, а голову тянет вверх. Того гляди, отвалится и покатится сама по себе по противоположной стороне. Отменная легкость!
Главное — не стукаться лбами со встречными.
*** ***
Сколь бы ни была просторной улица-труба, а точку расширения ее до целой площади Стефан заметил, лишь пройдя ее.
Уже занося ногу над гребнем перегиба, ощутил, что вот сейчас начнется крутой спуск под горку. Шаг — и перед ним распахнулась внутренняя полость гигантского шара, в которую выводили добрых полтора десятка уличных выходов. Перегибы были не плавными, как при переходах в той же Мантии или Золотом кольце, а резкими. Потому и заметить площадь, шагая по улице, нельзя было, пока не подойдешь к ней вплотную.
Стефан сделал несколько шагов и остановился, оглядываясь.
Похоже, центральная площадь гетто. В эр-гетто тоже была такая. Только там на равном удалении ото всех уличных выходов находилась синагога: население района, из которого он перебрался сюда, было преимущественно иудейским.
В свои семнадцать, живя в большом мегаполисе, Стефан бы и не поверил в такое.
Однако традиции в гетто были сильны. И он подозревал, что не только в том, откуда он приехал, но и во всех двадцати восьми, что окружали район Сан-Винг.
Здесь в условном центре площади находился буддийский храм. Многоярусная пагода высилась едва не до самого центра шара. А совсем рядом с верхушкой острой крыши, точно в центре, сияло рукотворное солнце, закрепленное на длинных тросах, протянутых из восьми разных концов площади — так, чтобы удерживать мощный светильник аккурат посреди полости.
И получившаяся композиция производила мощное впечатление. Особенно, если глядеть на нее впервые.
Яркие лучи растворяли тросы, на которых светильник держался. Лишь на некотором расстоянии те металлически сверкали, производя впечатление особенно удлиненных световых лучей.
Казалось, что над острием конька крыши храма сверкает солнце.
При этом свет не резал глаза и не мешал окинуть взглядом величественное строение в окружении стилизованных каменных садиков и водоемов.
Величественно — при этом дешево и сердито. Установить металлические тросы, протянув их навстречу друг другу из противоположных концов внутренней полости шара, недорогой светильник. И почти дармовая энергия.
Сердце кольнуло непрошеным воспоминанием: на такой же площади, прямо перед синагогой, среди цветочных клумб казнили Соль.
Это была именно казнь — пусть и совершенная по самосуду. Хотя был ли самосуд? Чем дальше, тем сильнее Стефан в этом сомневался. Да, официально — возмущенные жители напали на виновницу трагедии, нарушившую закон. Вытащили ее на площадь и прилюдно казнили, в назидание и устрашение тем, кто попытается последовать ее примеру.
О зачинщиках, как это назвали официальные власти гетто, «акции», никто больше не слышал. Но кто поручится, что их попросту не перевели в другой район?
Скорее всего, так и было. Чем дольше Стефан думал об этом, тем сильнее склонялся к этой мысли.
А еще он часто думал, что Соль предвидела что-то подобное. Не зря ведь был тот их разговор, последний. Она словно прощалась...
Встряхнул головой. Переехал, надеясь стряхнуть прошлое! Собирался думать о будущем.
А воспоминания, притихшие было за годы, затаившиеся — словно только того и ждали. И обрушивались на голову, стоило ослабнуть контролю.
*** ***
В гетто было мало развлечений. Это было общим для всех двадцати восьми закрытых районов.
Маячок здесь был свой, местный. И с сетью мегаполиса он никак не связывался. Пара кинотеатров, пара-тройка кабаков на весь район — вот и вся культурная жизнь. О театрах никто не слышал — не говоря уж о чем-то большем. Клубов, которыми изобиловал тот же Неоновый пояс, здесь тоже не было. Хочешь развлекаться — ступай в кабак: там алкоголь и девочки. Большего уставшему работяге и не нужно.
А основную часть населения гетто составляли именно работяги. Тяжело работавшие и получавшие за это гроши. Потому многие и спивались.
Да он и сам был таким! Днем — работа, вечером — учеба. Регулярная сдача экзаменов, и почти никакого свободного времени.
Как уж так его угораздило?
Стефан сам не понимал, как осмелел настолько, чтобы организовать что-то вроде любительского кружка поклонников искусства. В его небольшой квартире собирались молодые люди, любившие музыку, пение и стихосложение. Кто-то музицировал, кто-то читал стихи собственного сочинения. Иногда включали старомодный плеер, воспроизводивший музыку с флешки, и танцевали.
Даже старшие жители квартала, изначально смотревшие на такие посиделки неодобрительно, скоро сменили мнение. Последнее немало изумило Стефана. И вселило в него уверенность в своих силах.
Кажется, тогда на него впервые посмотрели с уважением.
Стефан помнил день, когда на пороге его квартиры впервые появились жандармы.
Вечер, аккурат собрались практически все, кто бывал у него регулярно. Подозрение в организации притона.
Стефан, сохраняя на лице невозмутимое выражение, проводил стражей порядка в комнату к собравшимся, церемонно представил. Жандармов прием, кажется, удивил.
Позже воспоминание о растерянных физиономиях незваных гостей вызывало улыбку.
Стефан — а чего уж там терять! — решил, что сделать хорошую мину при плохой игре — это все, что в его силах. И любезно предложил жандармам остаться. Присоединиться к компании.
Наверняка в тот вечер от ужаса заледенел не он один. Если бы стажи порядка нашли подтверждение своим подозрениям, наказали бы не только незадачливого хозяина квартиры, но и всех его гостей.
Стефан это прекрасно понимал.
Как понимал и то, что теперь только от его хладнокровия зависит окончание вечера. Он, словно это было само собой разумеющимся, предложил нежданным визитерам кофе.
Заразило ли его фальшивое