Корпорация любит нас - Андрей Валерьевич Скоробогатов
На стене висел календарь за пятьдесят четвёртый год, из чего Ник сделал окончательный вывод, что его сознание вернулось в страну Корпорации.
— Путник, значит. Ты в Императорском зверинце, дружище, — Анастас показал значок в форме ежа на отвороте пиджака.
— Императорском? — переспросил Ник.
Станислав удивлённо посмотрел на Ника и сказал.
— Странный он. Нафига ты его подобрал?
— У парня отшибло память! — воскликнул Анастас. — Я сразу на мусорке понял, что он нормальный, что это его шавки шокером вырубили. А нам как раз работник нужен.
— Зверинец? Только в клетку меня не надо снова, хорошо? — попросил Ник, удивляясь своему странно-весёлому настроению.
— «Снова»? — заинтересовался Станислав. — А ты, дядя Анастас, говорил, что у него память отшибло. А он из тюряги сбежал.
— Так ты Николай или Никита? — спросил мулат.
Ник понял, что не знает, какое из этих имён ему больше нравится.
— Не знаю. Но память у меня не отшибло, — покачал головой Ник. — Точнее, у меня диссоциативная амнезия, я не знаю, кем я был раньше, где родился и как попал в этот город. Но я очень чётко помню всё, что было со мной в последнюю неделю.
— Ну-ка, поподробнее, — поинтересовался Станислав. — Какие умные слова — «диссоциативная».
Крутаков двинул подчинённому в плечо, от чего очкарик чуть не потерял равновесие.
— Ты погоди парня расспрашивать, лучше поставь жратву греться. Чего у нас там осталось, курятина? Потом мы его и расспросим, и сами расскажем, чего не знает.
* * *
Путник рассказал своим спасителям почти всё, что случилось с ним в последнюю неделю — умолчал лишь про разговор с Толстым и про фразу, что он способен разрушать миры.
— Бред какой-то, — заявил Станислав после того, как Ник закончил свой длинный рассказ. — Бред обкуренного кролика. Видать, тебя не только шокером обработали, но и препаратом каким.
Анастас покачал головой.
— А я ему верю. Мне рассказывали подобную историю, которая приключилась пятнадцать лет назад. К тому же, если это правда — то становится всё ясно с феноменом узбеков. Боюсь только, что Корпорации не понравится, если ты будешь рассказывать об этом на каждом углу.
— Всё равно бред. Даже если правда. Ты же говоришь на одном языке с нами, знаешь много того, что знаем мы тут, как ты можешь быть из другого мира?
Какой-то он высокомерный, подумал Ник про Станислава, дожёвывая третью куриную ножку, и пожал плечами.
— Не знаю. Иногда мне кажется, что я знаю много языков.
— Ладно, Ник, — хлопнул по коленкам Анастас. — Теперь ты задавай вопросы, у тебя их накопилось немало.
— Во-первых, как называется город и государство? И почему зоопарк называется «императорским».
— Город раньше назывался Екатеринбургом, ещё раньше — Свердловском, а теперь это Верх-Исетск. Стаська, принеси с того стола ноут, — попросил Крутаков. — Показывать удобнее.
— Чего я-то?
— Ты ближе сидишь! — рявкнул Анастас.
Станислав нехотя поднялся со стула и неторопясь сходил в другой конец длинной каморки.
— Дядь Анастас, ты же ему сам всё расскажешь? Я пойду, мне фрукты принимать надо. Скоро приедут.
Анастас кивнул, и напарник удалился, махнув рукой. Нет, всё же, не совсем высокомерный, подумал Ник. Ноутбук оказался старым и потёртым, с двумя отсутствующими буквами — «ц» и «м».
— Пользовался когда-нибудь? — спросил Анастас.
Вид у него был серьёзный, как у школьного учителя. Ник подумал и кивнул.
— Система только какая-то незнакомая, но ноутбуки я раньше определённо видел. И работать за ними умею.
Крутаков заварил чай и пододвинул ноутбук к Путнику.
— Это система Болгенос, тридцать первая версия. Самая распространённая система в Урнете. Сейчас, правда, ноутбук от сети отцеплен — шнур с другой стороны вагончика. Ты спросил про государство, давай я тебе расскажу по-порядку, как рассказывают об этом малышам.
Всё началось тридцать девять лет назад, когда мне было два годика. В две тысяча двенадцатом-тринадцатом годах — никто точно не знает, в каком — произошло нечто странное, из-за чего мир сильно поменялся. Поменялся климат, очертания морей, даже длина года. Перестала работать на дальних расстояниях радиосвязь. Судя по рассчётам, сместилась ось Земли. Кто-то называет произошедшее Катаклизмом, кто-то — Ядерный Четверг, потому что последняя дата старого мира, которую помнили некоторые старики — среда. Одним словом, никто точно не знает, как именно произошло, и что творилось потом последующие полтора года. Все жили словно в бреду, и затем забыли эти первые времена.
Всё стало проясняться, когда в пятнадцатом году к власти пришёл первый Император Екатеринбурга — Антон Рябинин. Вообще, императором он себя звал поначалу в шутку, это потом название закрепилось как титул. Молодой парень, энергичный, он сумел сколотить команду из лучших в городе умов, восстановить хоть какой-то порядок. При Рябинине снова заработали больницы, школы, кое-как промышленность заработала. Из-за потепления повысилась всхожесть зерновых, рождаемость начала рости. Мало кто может объяснить — до середины двадцатых в семьях рождалось по три, по четыре ребёнка, именно поэтому сейчас так много тридцатилетних. Через пять лет провели перепись — город снова стал миллионным, но границы новой власти не распространялись дальше пятидесяти километров вокруг города, ну и частично на запад, до Каменска. Там порт рыболовный построили. В бывшей области царила анархия, возникла куча мелких князьков-бандюганов. Кое с кем властям удалось договориться и наладить торговлю, но продовольствия, сырья и топлива всё ещё не хватало, зимами народ часто голодал.
— Тут ещё какое дело выяснилось, — продолжал Анастас. — Стало ясно, что с остальной частью России связи никакой, и поэтому были посланы отряды разведчиков. Жизнь без Москвы, как того желали раньше некоторые отчаянные головы, оказалась далеко не сахарной. Но почти все отряды, пошедшие на запад, в сторону бывшего Пермского края, не вернулись оттуда. За рекой Чусовой начались странные болота, и всё. Немногие из забредших недалеко говорили, что у них начинались галлюцинации. Пробовали лететь — то же самое, и так вдоль всей западной границы. С тех пор ни один отряд, ни одно летающее средство не вернулось обратно из Европы. Что там творится, живы ли Москва и Петербург — никто не знает до сих пор. Похожая ситуация и с югом, хотя оттуда в
