Корпорация любит нас - Андрей Валерьевич Скоробогатов
— Совсем из другого сектора. Нечеловеческого! Сам узнаешь!
— Я снова забуду всё, что помнил⁈ — вдруг догадался Ник.
— Ага! — крикнул Толстый.
Ник растерялся. Снова терять память ради призрачного счастья в новом, неизвестном мире? Намного ли это лучше сурового мира Корпорации?
— А в том, прошлом мире, я погибну?
Толстый не выдержал, видя сомнение Путника, и подошёл поближе. По-отцовски похлопал по плечу.
— Ты не прав, когда сомневаешься. Да, твой разум больше не сможет вернуться в то твоё тело. Либо не сомневайся, если решил, либо даже не думай делать.
— Скажи мне, этот мир Каменного Пояса — почему ты указал мне пойти туда? Это же ты сделал в прошлый раз, правда?
Синекожий толстяк задумчиво глядел вдаль. Поразмыслив пару минут, он сказал:
— Ты не прав. Это не я, это судьба. Ты всё равно рано или поздно пришёл бы туда, ведь это центральный мир в наших краях. А почему? Потому что там есть человек, способный тебе помочь. Человек, который, возможно, ждал тебя очень долго.
— Кто он? — Путнику снова захотелось схватить Толстого за грудки — настолько раздражала вальяжность при разговоре о столь важных для него, Ника, вещах. Но он сдержался, в конце концов, Толстый был другом — странным, но бескорыстным.
— Ты сам поймёшь, сам увидишь родственную душу.
Путник начал было перебирать в памяти лица тех, кого он видел в городе, но понял, что это бесполезно.
— Чёрт побери, — выругался Ник. — Почему ты сразу не сказал об этом? Нафиг мы топали по этой грязи двое суток⁈
Толстый рассмеялся — по-доброму, широко улыбаясь своей странной синей физиономией. Ник поначалу хотел серьёзно разозлиться на него, но потом не выдержал и тоже рассмеялся.
Из-за дальних деревянных построек начали появляться белые силуэты — Путник пригляделся и увидел хрупкие женские фигурки в белых балетных пачках. Их движения были робкими и резкими, как у странных человекоподобных роботов, и только поэтому Ник понял, что они и есть те самые механические курицы.
— Они так похожи на людей. Почему ты называешь их курицами?
— Ты не прав, они и есть курицы, — обрадовано сказал Толстый. — Ведь наш мир — это курятник. А если они решаться подойти поближе, то ты сможешь рассмотреть клювики на их лицах.
Ник постарался разглядеть лица курочек, но они были далеко.
— Видишь, они перестали бояться тебя, — сказал проводник. — Это очень хорошо.
— Хорошо, но что нам теперь? Идти обратно?
— Ты не прав. Это долго и бессмысленно. Просто жди.
Путник кивнул и огляделся, но вокруг не оказалось ни одной скамейки или бревна, подходящего для того, чтобы пристроиться на них. Возникло знакомое чувство тревоги.
— Что, просто стоять?
Толстый отвернулся и стал смотреть куда-то наверх, где росли консервные деревья. Похоже, пытаться добиться от него чего-то ещё стало совсем бесполезно. Ник поднял из грязи ружьё и посмотрел на него.
— Странно, что я оказался в этом мире с ружьём, — вслух подумал он. — Я, по-моему, ни разу в жизни не умел стрелять. А ещё и разрушителем зовусь.
В душе снова возникло гнетущее чувство тревоги и неопределённости. Чтобы прогнать это чувство, Путник неумело взвёл курок и, уставив дуло в небо, не глядя выстрелил, зажмурившись от грохота.
— Ты не прав! — воскликнул Толстый, отвлекшись от созерцания и попытался выхватить ружьё из рук Ника. — Опять ты за старое! Чтобы быть разрушителем, совсем не обязательно уметь стрелять.
С неба, точнее с потолка мира-курятника, обрушился ливень — ледяные потоки дождя мгновенно намочили одежду Путника. Опять он что-то нарушил в мировом порядке! Механические курочки быстро забегали вдали, прячась под навесами и уцелевшими сараями.
— Надоело! — не с отчаянием, а скорее с ребячьей обидой крикнул Ник, схватившись за голову. От того, что ситуация повторяется, ему хотелось и смеяться, и плакать одновременно. — Ну почему я не могу спокойно жить?
— Ты не прав, — удручённо покачал головой Толстый. — Ты всё можешь, просто ещё не научился. Я прощаюсь с тобой.
Проводник помахал рукой Путнику, и это было последнее, что тот увидел. Потоки дождя над головой слились в один большой водопад, который обрушился на Путника и придавил к земле, точно так же, как прибивает к земле беспомощного муравья струя воды из садового шланга. Ник захлебнулся и почувствовал, как разум покидает тело, закашлялся и вернулся в мир Каменного Пояса.
* * *
Ник закашлялся и продрал глаза, мокрые от воды. Он сидел на ступеньках, прислонившись спиной к двери.
— А ты говорил, не выживет, — послышался бархатистый баритон.
— Да, живуч оказался, — второй голос был помоложе.
Путник проморгался и разглядел своих спасителей. Обладателем баритона оказался коренастый усатый мужик с тёмным цветом кожи. Одет он был в странный бордовый пиджак, а в руке было пустое ведро, из которого, видимо, он только что облил водой Ника. Вторым был худым, высоким и в стильных узких очках. Жилетка на нём была всё того же бордово-красного цвета.
Находились они в каком-то крытом дворике, заваленном ящиками, швабрами, мешкам и другим барахлом. Над головой виднелась деревянная крыша с прорезями наверху, из которых доносился людской шум, странные крики и резкий, незнакомый запах. За спиной оказалась дверь, ведущая куда-то внутрь.
— Так, что это за мир? — спросил Ник, разглядывая свои руки и одежду.
Со стороны эта картина, похоже, получилась потешной. Двое переглянулись и расхохотались.
— Совсем память отшибло, похоже, — покачал головой усатый и подал руку. — Крепко тебя шавки.
— Шавки? — не понял Ник и с трудом поднялся. Мышцы в ногах дрожали, и усатый дядька помог встать на ступеньку лестницы. Ростом он оказался ненамного выше Путника, зато в плечах превосходил юношу почти вдвое.
— Шокером же тебя? — спросил высокий парень и подал руку. — Станислав. А вот этого замечательного дядьку зовут Анастас Крутаков. Он мой шеф. Смотри-ка, дядя Анастас, у него глаза разные.
Ударение в своём имени парень сделал на второй слог, на польский манер. Выглядели двое, вроде бы, дружелюбно. Путник пожал руку своим спасителям и представился:
— Ник. Ник Путник… Так где я?
Анастас сделал жест, рекомендуя войти внутрь. Комнатка, в которую вела дверь, была длинная и узкая, похожая на фургон. По разным углам стояли две