Иван Логинов - Призванный. Возможно, баллада.
Обхватываем и режем.
Четвертый гад, залегший в травах, превосходит размерами трех предыдущих. И повадками разительно отличается. Он без раздумий выбрасывается навстречу и с лету ударяет башкой в протянутую ладонь. Палец простреливает боль.
Вот же сволочь, кусил-таки!
Роняем нож и правой рукой стискиваем указательный палец у самого основания. На второй фаланге краснеют две точки. Надо выдавить кровь. Не получается. Придется надрезать. Но сначала нужно предотвратить распространение яда. Чем перетянуть? Ах, да, изолента. Достаем и крепко перематываем палец у ладони.
Выдергиваем из земли воткнувшийся рядом нож, вытираем об штаны, приседаем и на левом колене полосуем палец лезвием. Конечно, неплохо бы его прокалить, но пока огонь добудешь, нужно будет уже не надрезать, а отрезать. Выдавливаем кровь, сколько удается, потом тщательно высасываем и выплевываем розоватую слюну.
Оцениваем результаты. Палец распух и побагровел, но жить будет.
Позади дурачок продолжает притопы с прикриками.
Верно, у каждого свое дело.
Обхватываем и режем.
Теперь помимо накапливающейся усталости приходится перебарывать еще и зарождающийся рефлекс. Тянем левую руку к траве, а спиной мозг посылает в мышцы пучок импульсов – отдернуть!
Брайан versus безусловный рефлекс.
Жюри возглавляет сам ак. Павлов.
Обхватываем и режем.
Отдернуть! Шиш тебе с маргарином! Обхватить и резать!
Отдернуть!! Обхватить!!
Отдернуть!!! Резать!!!
Обхватываем и режем. Обхватываем и режем. Обхватываем и режем.
К полудню члены жюри покидают кресла на возвышении и гуськом втягиваются в боковую дверь, как один, плюясь и ругаясь отборным академическим матом – видимо, вслед за патриархом все поголовно ставили на синапсы с коллапсами.
Собрат, проводи почетных гостей! Нам некогда.
Обхватываем и режем. Обхватываем и режем.
Останавливаемся лишь после того, как вырезаем под корень младой куст бузины.
Распрямляемся и оглядываемся.
Нивы сжаты, нищие голы. Нарушение размера: просится «нищи голы». Но разве краткие прилагательные субстантивируются? Или запятая не там? Нивы сжаты, нищи, голы. Нет, интонация другая. Наверное, опять как-то не так запомнилось.
Но в любом случае, дело сделано.
Что и подтверждает навигатор своими колокольчиками.
ЛИЧНОСТЬ
СПОСОБНОСТИ:
4. Воля 3
ЗДОРОВЬЕ:
67 хитов
ОСОБЕННОСТИ:
иммунитет к ядам.
Ситуационный модификатор: 3.
Персональный модификатор: 2.888(8.)
Ситуационное соответствие: 0.962(962)
Похоже, перетяжка на пальце уже ни к чему, мы теперь можем хватать змеюк без последствий, и за хвост, и за морду. Есть у нас такая особенность. Сматываем изоленту и опускаем в нагрудный карман.
Пора возвращаться. Рапортовать о победе и получать заработанные услы. Если они останутся после вычета за поломатый инструмент.
Впавший в транс дурачок все еще длит свои пляски. Змееныш уже совсем сомлел и едва шевелит хвостом.
Подходим и поднимаем вверх. Он обвисает в поднятой руке во всю длину. Роняем на поверхность вросшего рядом в землю валуна. Хлопаем по плечу ратного сотоварища, застывшего с выпученными глазами, и следуем по кромке полегших трав, высматривая брошенную косу.
– Иди тропу тори! – зовем его в путь.
– Бить, бить, бить! – отзывается он истошным криком.
– Будь великодушен, брат, к поверженным.
Но брат не сводит взгляда со свернувшегося в клубок гадюшонка.
Наверное, надо выражаться проще.
– Сам сдохнет, пошли, говорю!
Дурачок неохотно отрывается и направляется к нам, на каждом шагу оглядываясь на недобитую вражину. Вручаем ему черенок и киваем на тропинку, двигай, мол.
Невербальные формы общения более убедительны. Он вскидывает косу на левое плечо и взбирается по склону, в такт шагам бормоча рефрен своей ритуальной плясовой и коротко взмахивая сверху вниз обломком лезвия, зажатым в правой руке уже обратным хватом.
Не порезался бы, дурачина.
– Ух ты! – восклицает плешивый наш работодатель, увидев части косы в двух разных руках. – Минус пять услов. Как поделим?
– По-братски.
– Значит, говорю Харе, чтоб записал на вас ровно по семь услов.
– Двадцать минус пять будет пятнадцать, а семь плюс семь только четырнадцать, – напоминаем мы грамотею основы арифметики.
Плешивый напрягается, но не понимает.
– В смысле?
– В смысле, если ровно, то по семь с половиной.
– Где ж ты видел половину усла? – от души хохочет он. – Это ж надо придумать!
Да мы и целого-то ни разу не лицезрели, но признаваться, наверное, не стоит. Потому просто молчим.
– Ладно, – говорит Плешивый, вытирая слезы, – пусть будет по восемь. Но шутка теперь моя. Договорились?
– Договорились.
Два усла за шутку. Да только ходите следом и записывайте. Через три дня мы у вас вашего мерина вместе с упряжью выкупим. И боевому собрату подарим, не все же ему супротив гадов пешком выходить.
– На что заработанные услы тратить будешь? – обращаемся к нему.
– Он их не тратит, – подмигивает нам сбоку Плешивый, – он их копит.
– На что копит?
Плешивый значительно поджимает губы.
– На меч.
– Ме-еч! – протяжно вторит дурачок, прикрыв глаза, блаженно расплывается лицом и крепко обхватывает обеими немытыми лапами воображаемую рукоять. Щас с плеча рубанет.
Ну как такому молодцу без мерина?
Пока мы гоняли гадов в их родовом логове, на площади перед воротами собрался кое-какой народ.
Привалившись плечом к арке, стоит сурьезный дед в пинжаке на голое тело. Рядом из клеенчатой сумки торчат закрученные горлышки пластиковых бутылок, судя по цвету, с молоком.
Приближаемся любопытства ради.
– Почем?
– А чо есть?
Подумав, вытаскиваем из кармана культурную брошюру.
– Не, – кривит губу дед, – пробки у нас и так имеются. Бабке вон предложи, кульки вертеть.
Он кивает влево от себя, затем добавляет:
– А вот на майку сменял бы.
Брайан поднимает одну бровь.
– А я, значит, с голым пузом ходи?
– Так летом жарко ж.
– А тебе тогда зачем?
– Так на зиму.
– Запасливый ты, дед. Как я погляжу.
– Так не голь же перекатная. Своим домом живу.
В голосе проскальзывает насмешливая интонация.
Брайан прищуривается.
– Поди, и амбар за домом имеется?
– А то!
Вскинув голову, дед уже посматривает свысока.
– Наверное, и по сусекам есть чего поскрести, – задумчиво произносит Брайан. – И по сусалам при желании отыщется за что…
Дед отворачивается и мудро молчит в тряпочку.
Чуть далее у кромки кустов, исполняющих роль забора, на чурбаке пристроилась бабуся с поставленной перед собой корзиной.
Заглядываем. Внутри какая-то черная ягода, но не черемуха и не соответствующая смородина. Покрупнее.
– Черноплодная рябина? – киваем на корзину.
– Нет, милок, черника. Особая ягода. Для острого зрения.
– Она такая крупная?
– У дальних полигонов брала, там и мухоморы чуть ли не по колено.
– А глаза от нее потом не светятся?
– Да что ты, милок, сама постоянно ем, можешь убедиться.
Взгляда она не прячет, смотрит не мигая.
Глаза, действительно, не горят, однако что-то кошачье в них все-таки есть. Не цвет – у нее они карие. Может, форма зрачка, слегка вытянутого по вертикали.
– А где, говоришь, те полигоны?
– Да за подстанцией тропа натоптана.
– А подстанция в какой стороне?
– Я через полк хожу, – кивает она на одноэтажные бараки, проглядывающие справа от нас за деревьями. – Там крапивы поменьше. Но можно и вдоль болотца, через кусты выберешься. Только ежели в самом деле к полигонам пойдешь, смотри поосторожнее, клещи там…
– С кулак? – подсказываем мы.
– Да нет, не больше пальца, но очень прыгучие. Некоторые даже летать выучились. Так и рыщут по лесу. Стаями.
Впечатляющая, должно быть, картина. Если, конечно, нарисована не для того лишь, чтобы отпугнуть от заветного места возможного конкурента.
Черники с дальних полигонов нам определенно не хочется, поэтому отходим, даже не справившись об обменном курсе.
Следующей в торговом ряду сидит на похожем чурбаке крутобокая молодуха, достающая из подле стоящего мешка по одной семечке и выплевывающая шелуху на дальность, скрашивая, видимо, этим упражнением ожидание.
– Семки брать будем? – интересуется она, лениво отвешивая губу.
– Спасибо, не сегодня.
– Тогда просто садись рядом, посоревнуемся.
