Изумрудный Армавир - Александр Нерей
— Сам догадаться не мог?
— Оракулы! Погибнет ваше племя, коль не поведаете мне, кто мой непобедимый враг! — вырвалось у меня, незнамо от чего, на тему пророчеств.
— И что там дальше? — деловито, не взглянув на доморощенного предсказателя, поинтересовался папка.
— О, Шейх. Ответ простой. То «время». Или: «Отец. Ответ…» Нет, по смыслу не подходит. Но зато не про Мишку Косолапого.
— Ясный перец, что не про него.
— Сейчас уже октябрь, а ты сам говорил, что раков надо ловить только в те месяца, в названиях которых есть буква «р». Р-раки. Октябр-рь. А сам… Прогул тебе.
— Не «надо» ловить, а «можно». И не я, а умные люди так рассказывали. В следующий раз подготовь, не забудь.
— Как только ты сам предсказывать рыбалку научишься… А давай я сейчас наловлю, а мамке скажешь, что это ты привёз.
— Ни за что не отпустит. Вчера только утром свой ультиматум отменила. Велела без ночёвок.
— Ты меня не понял. Мы никуда не поедем, а раки… Сами появятся. Что-то вроде фокуса, — сперва нагородил я своим языком, а только потом сообразил, что наделал.
— Такое только мой брат умел. Николай. Но он погиб ещё до моего осознания себя. В общем, я его не помню. Ты про такие фокусы? Кто рассказал? Павел? — погрустнел родитель прямо на глазах.
— Павел этот помирать собрался. Считает, что уже всему меня обучил, а, значит, и умереть самое время. Но он стишками баловаться учил, а не чёрной магии, — поспешил я уточнить.
— А чему ещё?
— Ничему. У меня к нему вопросов… Паровоз. А он…
— А у отца родного, почему не спрашиваешь? — ещё больше погрустнел рыболов.
— Меня дед на смех поднимает, и ты такого же хочешь? Хватит с меня песенки про жало. И так мамка адскими муками грозится, чтобы я больше тебя ничему не учил.
— И чему это ты меня научить можешь? Выкладывай, пока про райские муки не узнал. Ха-ха! — пригрозил папка.
— Лучше скажи, что такого смешного у людей отрезают, от чего их потом «обрезанными» называют? Что такое мелодрама? Что такое случка? Что такое астероид? Медина? Третий глаз? Реляция?
Продолжать? Уже смеёшься. А говоришь, спрашивай. Вот и Павел так же, — настала и моя очередь погрустнеть, но тужил я недолго. — Ладно. Не хочешь раков, так и скажи. А что непонятное услышишь – спрашивай, не стесняйся. Я теперь очень-очень много знаю и помню, но мамке об этом молчок.
— От кого, интересно, ты всё это знаешь? От Павла? — дёрнулся в мою сторону родитель и выронил рыбёшку из рук.
— У него же амнезия. Склероз такой. Тут помню, а там забыл. У меня знакомые… У знакомых моих книжки есть. Секретные. Я в них про всё прочитать могу, — похвастался я знакомством с ЭВМ.
— Фантазёр. Я чуть не купился. Ладно, не хочешь помогать, так не мешай, — сказал папка и, вдруг, получил по маковке огромным живым раком. — Где взял? У Вадьки одолжил? — сразу же нашёлся родитель. — Здоровенный. Чистый. Не из наших прудовых нор. Скорей всего, речной. С канала или Кубани.
Я затаился, как партизан. То, что «подарок» был от Скефия, понял сразу, а вот родитель, получив моей шуткой по затылку, отвлёкся и не увидел, что все его карпы и караси мигом растеряли чешую и стали потрошёными. Все до самого последнего.
— Так-так. Заболтался и… Не похоже. Больно много начистил. Что тогда? — начал рассуждать папка, обнаружив, что уже закончил чистку рыбных сокровищ.
— Фух! — напомнил о себе Скефий, вероятно, спрашивая, чем ещё можно насолить папке.
— Хочешь узнать, где судаков видимо-невидимо? — предложил я отцу.
— Дед Лаптун знает. Он там неделями живёт. На водохранилище, в которое Егорлык наш впадает, — отмахнулся папка и от видений очищенного улова, и от меня.
— Я о Маныче тебе. О Красном Маныче. Язь, тарань, судак, окунь. По кило и больше. Раки там тоже должны быть. Вода там, правда, солоноватая. И далековато от дома. Но на Москвиче…
— А кто туда дорогу знает? И как далеко? Кто там рыбачил из знакомых? — перешёл родитель на конкретику.
— Так сразу не скажу, — погрустнел я в то же мгновение.
— Фух! — снова напомнил о себе Скефий.
— Далеко же туда, — поторопился я с мирной отповедью и произнёс её вслух.
— И я говорю, что далеко, — согласился папка, всё ещё косясь на рака и горку чищеной рыбы.
Вот тут-то и пошёл на наши с отцом головушки град из речных раков.
— Чмяк! Чпок! Бум! Хлоп! Хрясь! Тум! — посыпались в тазики, вёдра, на бетон двора зимние самоубийцы крупных и очень крупных размеров, озвучивая каждое своё падение оригинальным звуком.
— Это сейчас взаправду? На весь город так сыплется? — начал бормотать папка, мотая головой.
Я не удержался и рассмеялся в голос. Раки сыпались только на наш пункт рыбообработки у дворового крана, и то уже перестали, нападав общим числом около двух вёдер.
— Тимофеевич ни за что в такое не поверит, — благоговейно произнёс родитель, напомнив мне хоккеистов из Третьей больницы.
— О чём ты? Забыл с ним поделиться? Наловили вместе, а ты всё себе сгрёб? Нехорошо. Подумай над своим поведением. Будешь… Не будешь сыновьям раков ловить, не то ещё получишь. Ха-ха-ха! — не удержался я и испортил воспитание старших.
— Собирайся. Едем к дяде Вите, — выговорил папка, впав в подобие транса, и начал готовиться к отъезду.
Задвигался, как мешком пришибленный. Глазки в одну сторону, а руки и ноги в другую. Если бы не пригляд Скефия, вообще бы, дров наломал. Я так понял, мир сразу же вмешался, когда увидел, что с папкой случилось из-за воскресного дождичка.
«Подурачился? — обратился я к миру. — Теперь ухаживай пока он в себя не придёт. Или не поверит, что сам их наловил».
Переговорив с миром, я метнулся к мамке, чтобы сообщить, что мы ненадолго отчалим в сторону Ефремовой поделиться нежданной радостью о забытом улове.
Москвич заурчал недовольным голосом, что его снова побеспокоили, не дав отдохнуть после дальнего ставропольского похода, но я и ему объяснил нашу внеочередную проблему, пригрозив ещё более дальними путешествиями:
— Не куксись. Кто же знал,
