Сага о Головастике. Кристальный матриархат - Александр Нерей
Для скромных и малообеспеченных – модели «Мини» и «Дуэт». Для остальных, согласно семейным бюджетам, «Трио» и «Размах». Для высших слоев партии и руководства страны – «Классика» о пяти секциях. Примерно, такая же, какая была у самой Крупской, только из современных материалов, — закончила историю шкафостроения мадам Яблокова.
— Правильно у вас пятёрка была, — только и смог я вымолвить.
— Спасибо, что заставили починить раму, — продолжила разговор Яблокова.
«Я что, не заметил отремонтированное окно? Грузчики-сборщики расстарались, а я ни ухом, ни рылом?» — расстроился я и потерял нить разговора.
— Какие ещё вопросы для проверки? — услышал я мадам и пришёл в себя.
— Никаких. Мне уже пора. Про аренду ледника с вами Настя побеседует, а мне по делам, — решил сбежать при первой возможности.
— А мне у вас спросить можно? Про задание? — завела хитрую песню Яблокова.
— Вы что же, хотите, чтобы из меня сделали боксерскую грушу? И там, где следует, колотили её целыми днями? — отшутился я, продолжая играть роль шизофреника.
В ответ Яблокова так рассмеялась, что её аккуратная прическа разлохматилась, а накладной шиньон, выскочив из шпилек и родных волос, укатился в соседнюю комнату к «Размаху» в гости.
— Ох, и шутник вы, Александр Валентинович. Ох, шутник. Надо же было так меня поддеть. Молодца! Не обидно мне за ваше отбивное боксёрское яблочко. Ну, не прощаюсь, — продолжила хохотать домком и, не обращая внимания на свой взлохмаченный вид, открыла мне дверь.
Я, подобру-поздорову, не мешкая, выскочил на свободу.
— С вашей формой и моим докладом мы сговорились? — услышал вслед от мадам.
— Само собой. И не забывайте о режиме секретности, — напомнил я, улепётывая, куда подальше.
* * *
Стремглав влетел во второй подъезд и покосился на новёхонькую раму, закрашенную, как и положено, с запасом, только вот, краской в подъезде совсем не пахло, зато в воздухе витал аромат алкоголя.
«Водкой облили? Или у них краска на спирту? Ага, и обойный клей на пиве. Тьфу, на меня», — разогнал я ненужные мысли и отдал себе чёткие приказы:
— В квартиру за тюльпанами. Потом в станицу.
Взвалив на плечо увесистый мешок с семенами тюльпанов, стартовал с лоджии. Пролетая над Кубанью увидел нездоровый ажиотаж на левом её берегу, где рядом с двумя новёхонькими лодками собралась гурьба народа. Люди не просто стояли и глазели на «Закубанье-1» и «Закубанье-2», а по одиночке и парами разбегались в разные стороны с мешками на плечах, унося привезённые из станицы овощи, а вместо убежавших, подбегали новые желавшие взвалить на плечи такой же нелёгкий груз.
«Станичники выгружаются? — подумал я. — Тогда почему с мешками в разные стороны убегают?»
Любопытство пересилило, и я, сделав круг, опустился в район капустных военных действий.
— Жги, коли, руби! — услышал сразу же после размагничивания от невидимости, а затухавшим эхом послышалось: «Крест-крест-крест».
— Бог в помощь, — поздоровался я и сразу пожалел о любопытстве и опрометчивом решении приземлиться.
— Жги, коли, руби! — продолжили станичники выказывать уважение секретному агенту КСБ. — Вы в Закубанье? Дирижабль уже отбыл? Вам помочь с поклажей?
— Я к Ольговичу. Это ему посылка из Голландии. Луковицы, как он просил. Самолётом из Амстердама. Издалёка, значит, — начал хвастать тюльпанами, нагоняя на мужичков нездоровый интерес к содержимому мешка.
— Он организует сборку бочек. И капусту командует заквашивать. В этом году мы без потерь урожай запасим и часть его в бочках заквасим. По зиме продадим дороже, и себе вкусней и людям пригоже. И не мять, по многу раз перегружая, в мешках урожая. Стало быть, играем на Кубаночке, аки на скрипочке сразу в два смычка. «Закубанье-1» и «Закубанье-2» после выгрузки тары в работе.
В честь такой радости первая ходка капусты за полцены. И лодок обкатка-освоение и на капусту ажиотажа обострение. А слухами и земля полнится, — всё говорили и говорили станичники, перебивая и дополняя друг дружку, а у меня так и запело в душе при упоминании лодочных названий.
«Когда же я просил их написать? — начал вспоминать, но сразу забросил, когда перед глазами всплыли накладные на получение груза. — За названия точно заплатил, только не глянул за какие. Будущий “я” расстарался за меня прошлого? Нет, не прошлого, а самого настоящего».
— Я самый настоящий, — сказал себе вслух.
— Никто и не спорит, — согласились станичники. — Ты настоящий Крест. Попадья говорит, что теперь у нас все овощи крещёные и очень полезные для человеков и их домашней скотины. И всё это после установки памятного крестика. А на следующий год, вообще, весь урожай животворным будет. Кто скушает, сразу же засветится, как ты, божиим сиянием.
«Не хватало новым Угодником прослыть. Заразился-таки тем светом. Ой, заразился. А глазастые фуфайки сразу разглядели», — встревожился я не на шутку.
— Это вы загнули. И я обыкновенный, и овощи ваши обыкновенные. Только, если с любовью их взрастите, тогда они вам и вкус, и пользу подарят. И здоровье от этого будет. У хороших людей, конечно. А у всяких лентяев, навозом стыдно назвать то, что у них будет, — закончил я в сердцах, а мужики расхохотались зычными голосами.
Лодки закончили выгрузку. Я взял свой мешок, сел в «Закубанье-2» и первый раз в жизни поплыл на лодке через родную реку.
Станичники начали энергично грести веслами, приговаривая, как дворники: «Иттить иху! Иттить иху!», и «Закубанье-2», забрав вправо после старицы, врезалось в бурное течение Кубани.
— Почему вы приговариваете «иттить иху», как все работяги? — спросил я у рулевого.
— Как Макар приговаривает, так и мы. Чтобы знал он, что мы долго жить собрались. А то махнёт косой и скосит, несмотря на то, что он Добрый. Ха-ха-ха! — расхохотались все гребцы и пассажиры.
«Снова опростоволосился, — пожалел я, что спросил. — Где-то это имя уже слышал. Не забыть у Ольговича спросить. У нас, хоть, и пугают им, но никто не знает, с чего это имя такое нарицательное и отрицательное».
Мы приплыли в Закубанье. Киль лодки плавно вмялся в глинистое дно у берега, после чего все пассажиры и гребцы выпрыгнули из лодки, впряглись в верёвку, которой потащили новенькое «Закубанье-2»
