Сага о Головастике. Кристальный матриархат - Александр Нерей
— Твоя работа? — спросил я у главного ракетного конструктора, одетого точь-в-точь как Угодник.
— Нет. Я просто играю.
— А кто в чёрный скафандр вырядился? — не поверил я брюнету.
— Сам в таком же, — огрызнулся Димка.
«Ёжики-морковки, — чуть не заревел я белугой, когда, наконец, обратил внимание на своё скафандровое облачение. — Поэтому мне все вокруг воронами кажутся?»
— Залезай. Глянь, как пульт моргает, — захотел Димка поделиться со мной ракетным счастьем.
— Нам с тобой такие костюмчики в самый раз. Извозчик-то наш расшалился сегодня, — заблудился я в недавних приключениях и проигнорировал просьбу Настевича.
— Вот нажму на красную кнопку и один на Луну улечу! — потерял терпение космонавт-недомерок и пригрозил на полном серьёзе.
— Какую ещё кнопку? — очнулся я, наконец, и подошёл к ракете, чтобы заглянуть внутрь.
— Вот на эту, — указал командир корабля, когда я уже по плечи втиснулся в иллюминатор, и ткнул светившуюся красную кнопку с надписью «Пуск».
Ракета дёрнулась, я получил от мира очередной пинок в спину и в мгновение ока проскользнул в иллюминатор, в котором рухнул головой вниз прямо на Димкины комические ботинки, но всё равно весь в ракете не поместился и остался торчать ногами на улицу.
— Летим! — завизжал расшалившийся неслух, и ясельная игрушка ещё сильнее затряслась.
— Сперва дай мне вылезти, а потом взлетай, — прокряхтел я вниз головой.
— Поздно. Мы уже стартуем на Луну, как ты недавно обещал! — кричал Настевич, не замолкая, и продолжал трясти ракету.
Кое-как изловчившись я сполз на дощатый пол ракеты и развернулся головой вверх. К этому времени вокруг всё свистело от сквозняков, но тряска заметно ослабла.
— Дай в иллюминатор гляну, — попросил я командира.
Но Димка высунулся по пояс в единственный иллюминатор и наотрез отказался влезать назад, в убежище для застигнутых врасплох рекрутов-космонавтов.
— Мы на дирижабле так высоко не летали. Это же настоящий космос, а ты его уже видел. Теперь моя очередь, — брыкался ногами напарник и не давал затащить его внутрь ракеты.
— Где мне такое показывали? В мороке? Так это ночью было. А днём я по космосам ни разу не летал, — как можно жалобнее завёл я песнь новобранца, забранного райвоенкоматом в космические лётчики.
— Минутку глянь. Обещаешь? — поставил он свои условия и освободил иллюминатор.
— Обещаю-у! — заголосил я, увидев, как свет и синева остались далеко внизу, а в глаза начал ползти настоящий, пугавший чернотой, космос.
Ракета стала плавно загибать свой курс, вычерчивая в небе дугу огромного радиуса, и я повалился к иллюминатору, чуть не выскочив из него целиком.
— Мамочка, — только и смог вымолвить, когда увидел красотищу, которую ни словами описать, ни карандашами нарисовать.
Как в цветном научно-фантастическом фильме, который разок видел в кинотеатре, земля превратилась в голубой шар огромного размера, а мы в детсадовской игрушке неслись и оставляли за собой белёсый след, если не в самом космосе, то уж где-то рядом с ним точно.
— Мы как комета, правда? И хвост у нас есть, — подтвердил коллега-космонавт мои худшие за день опасения.
Я кое-как вполз обратно в ракету и наплевал на картины неземной красоты земного глобуса в натуральную величину, с его морями, материками, островами, циклонами, заверченными улитками белоснежных облаков, и прижался спиной к дребезжавшей обшивке корабля «Восток-1».
— Всё на сегодня, Стихия? — спросил я у капризного извозчика. — Нужно было сразу догадаться, что это ты. Глядишь, без космоса обошлось бы, — пенял я себе, огорчившись запоздавшему прозрению.
Димка верещал в голос где-то за иллюминатором, а я стал дожидаться мягкой посадки, на которую очень рассчитывал.
— Давай уже приземляй. Нам сегодня ещё в Голландию за тюльпанами, — прошептал я неожиданно осипшим голосом.
— Ба-бах! — согласилась Стихия и взорвала нашу ракету, разбросав её деревянные осколки во все стороны.
— Ой! — заволновался Димка, оказавшись в свободном падении.
— Глаза береги. Обморозить можно, если с такой высоты… — поспешил я с лекцией опытного падальщика с высоты, но заткнулся, потому как голова оказалась внутри шлема со стеклом перед глазами.
«Мотоциклетный», — решил я о шлеме и, вдруг, дёрнулся вверх с такой силой, что родные мурашки с громким хрустом осыпались со спины куда-то вниз.
Как и положено у космонавтов, выпавших из деревянных ракет, откуда ни возьмись, надо мной букетом расцвёл яркий оранжевый парашют с дырочкой в середине. Он-то и дёрнул меня вверх, когда раскрывшись высоко-высоко над землёй, погасил инерцию свободного падения моего взрослого тела.
Я поискал глазами Димку и увидел невдалеке черное пятнышко с дергавшимися от восторга ногами, плавно опускавшееся на таком же цветке-парашюте.
«Вдруг сразу в Голландии приземлимся?» — размечтался я о семенах тюльпанов.
Потом невольно залюбовался пейзажами с прямоугольниками полей и чёткой линией берега моря. Такой чёткой, что подозрительно просто. Дамбы бесконечной длины, каналы, дома, дороги. Всё уж больно нерусское, несоветское, а прямое, правильное, красивое. Высоченные черепичные крыши, огромные сады, яркие осенние цветы, всё и радовало глаз и раздражало одновременно. Особенно обилие мельниц и тут и там размахивавших руками-крыльями.
«Где столько пшеницы взяли? Мелют без остановки, ироды, — разозлился я, сам не зная на что. — Живут себе на широкую ногу, пока у нас домкомы рулят».
Я задёргался от нетерпения, не желая любоваться заграничными зрелищами, сотворёнными чужими мужиками с их тётками-командирами, и тут же оторвался от парашюта. Не просто оторвался, а кубарем полетел вниз, суча ножками, как до этого Настевич.
Правда, как-то очень медленно летел и терял на лету сначала шлем, потом перчатки, потом штаны и, наконец, куртку-скафандр, снявшуюся через голову не расстёгиваясь.
— Только бы нас никто не увидел. Ещё примут за шпионов и расстреляют! — крикнул я Стихии и свалился в небольшое квадратное водохранилище.
— Бултых! — согласились моя благодетельница и со всего маху окунула меня в прохладную воду.
Хотел уже вынырнуть из далёкой глубины, в которую должен был угодить, но вместо этого, дно под ногами само поднялось, и я оказался в воде всего лишь по пояс.
— Здравствуй, Голландия, — прошипел я змеёй Натуркой и начал выбираться на берег к асфальтной дорожке, на которой уже вовсю скакал
