Андрей Черноморченко - Интерферотрон Густава Эшера
Погрязшая в готическом романе Филомела не спала и на стук Мориса быстро вышла из спальни, но, спустившись вниз, направилась не к больным, а прямиком в гостиную. Цельный вид букета ее поразил. Труды Рэдклифф в сувенирном исполнении (рисовая бумага, переплет из лосиной кожи, движущиеся гравюры) тоже произвели сильное впечатление.
— Это что — очередная порция из вашей дневной добычи?
— Нет. Я аккуратно выполняю обязанности ночного санитара и домой не отлучаюсь. Книги доставлены по «холовешке».
— Неужели и они не рассыплются? Морис пожал плечами:
— Вполне вероятно.
— Вы меня не разыгрываете? Может быть, вы их тайно обновляете, пока я лежу в спальне?
— Это легко проверить. На обратном пути я занесу их в вашу комнату. Утром сами все увидите. Заодно взгляните на состояние той книги, которую вы сейчас столь увлеченно читаете. Я также могу перенести в вашу спальню вазу, если запах цветов не будет мешать.
Филомела молча вышла из гостиной; Морис последовал за ней. У дверей в палату Богенбрума она резко остановилась и, повернувшись к Вейвановскому сказала:
— Кажется, я догадалась. Вы стащили люпус из поселка. Может, даже не один. Это так?
— От вас ничего нельзя утаить, — развел тот руками. — Вы безусловно правы.
— Там точно не осталось людей?
— Могу рассказать. Как вы думаете, сколько селений между Тупунгато и Оливаресом?
— Не знаю. С десяток, наверное, наберется.
— Я тоже так думал. Их всего пять, и они необитаемы. Всю дорогу я смотрел по датчику. Больше всего народу в городе. Целых семь человек.
«А может быть, уже и никого», — подумал про себя Морис, но свои догадки озвучивать не стал.
— Следовательно, менять каждые два часа обстановку в палатах нет необходимости? — Филомела оперативно делала заключения.
— Я сам хотел вам об этом сказать завтра — или это уже сегодня — вечером. Просто не хотел торопить события. Но от дежурств не отказываюсь.
— А я бы и не стала вас от них освобождать, — строго сказала Венис. — У меня тут пока что палаты интенсивной терапии, и ночные сиделки обязательны.
— Единственное, о чем я хотел бы попросить, так это заменить кресло на небольшой диван. Мне теперь дозволяется немного вздремнуть на вахте?
Филомела задумалась.
— Да, можете. Но не увлекайтесь. И прислушивайтесь к соседним спальням. Диван, к тому же, я вам поставлю только завтра — то есть сегодня — вечером. Пока что я не убедилась окончательно в прочности холовизионных поставок. Если они продержатся сутки — тогда изменим график. А до этого момента все будет по-прежнему. Разбудите меня в три.
Морис слегка поклонился в знак согласия. Венис обновила обстановку в лазарете и ушла к себе, прихватив по дороге пятитомник Рэдклифф.
Следующие два часа Вейвановский, несмотря на изрядное количество употребленного кофе, провел в состоянии полудремы и с трудом успел прийти в себя, чтобы разбудить Филомелу. После ее обхода он вышел на связь с Эшером.
— Чем порадуете, Морис?
— Поездка, на мой взгляд, была весьма успешной. Я насобирал одиннадцать люпусов.
— Превосходно! Они все в рабочем состоянии?
— Похоже, что да.
— Вы проверяли?
— Средств для проверки у меня не было, но после изъятия каждого окрестная архитектура сильно менялась.
— Представляю. Мы со Стивом устроили в Сапале грандиозный погром. Но я так и не смог понять, где находятся психостанции на западе. Очевидно, спрятаны где-то в горах, потому что дома вокруг в основном двухэтажные, а в Кантабиле, в частности, напряженность пси-поля довольно невелика.
— Пять штук я как раз снял в поселках на востоке.
— Надеюсь, никто не пострадал?
— Вымирание человечества в Андах, оказывается, протекает быстрее, чем я полагал. Поселки совершенно необитаемы. Кроме Тупунгато и Оливареса, признаков жизни нигде не обнаружено, а в самом городе менее десятка жителей.
— Вы их не оставили без средств к существованию?
— Я решил не трогать несколько высотных домов.
— Ну и чудесно. Что говорит обо мне Филомела?
— Сегодня мы вас не обсуждали. Я сделал ей несколько подарков и, похоже, она все еще не может свыкнуться с тем, что синтезированные предметы больше не разваливаются.
— Да, действительно, я как-то упустил этот эффект из виду. Меня больше занимают другие проблемы. Так, что у нас на графике?
Кокон Густава повернулся к прикроватному табло и после изучения индикаторов жизнерадостно замерцал:
— Мой личный рекорд! Пятнадцать процентов! Как поживают остальные?
— Як ним не заглядывал. Думаю, неплохо.
— Венис по-прежнему не знает, кто ее пациенты?
— Я держу ее в неведении относительно наших разговоров.
— Насчет интерферотрона она тоже не догадывается?
— Заметила однажды, что я читал инструкцию на дежурстве. Не думаю, чтобы технические трактаты интересовали ее больше, чем мелодраматические романы, в чтение которых она сейчас погружена. Во всяком случае, каких-либо настораживающих вопросов она не задавала.
— Отлично. Это совершенно не женского ума дело. Все знакомые мне дамы, неосторожно попросившие меня рассказать об интерферотроне, на второй минуте разъяснений впадали в летаргию.
— Возможно, дело в талантах рассказчика.
— Ценю вашу иронию, но у вас признаков летаргии за последние дни что-то не замечалось. Какие виды на выздоровление у Стива?
— Пока прогноз не менялся. Богенбрум придет в норму раньше вас двоих.
— Сразу укажите ему дорогу в необитаемые поселки. Даже если я идиотом вернусь в Кантабиле, мне не хотелось бы, чтобы он своим присутствием отравлял мое растительное существование. Забыл спросить: где вы держите психостанции?
— Они закрыты в багажном отсеке гравитоплана.
— Не выгружайте их.
— Придется куда-то лететь?
— Мне будет спокойнее, если они пока останутся под замком.
— Я тоже хотел вас спросить. За счет каких энергоресурсов вы собираетесь смещать траекторию?
— Самых мощных — психических.
— И больше ничего не потребуется?
— По моим оценкам — ничего. Но не думайте, что все так просто. Люпусы нужно будет расставить особым образом. Каким — пока не скажу.
— Вы мне не доверяете?
— Я вам доверяю, но о количестве доставленных психостанций узнал от вас только что. Количество определяет конфигурацию. Мне нужно будет подумать над расстановкой, а на все размышления у меня имеется лишь двадцать минут в сутки.
— Если вам нужно время для расчетов, то скажите, и я не буду вам надоедать.
— Вы обиделись?
— Нет. Я и так последние дни злоупотреблял вашим вниманием, требуя ответов на всевозможные глупые вопросы.
— Вовсе они не глупые. Их до вас задавали постоянно, но никто не мог дать вразумительного ответа. Объяснение можно получить, опираясь исключительно на мою теорию. Вот увидите, как только Стив займется интерферотроном вплотную, его начнут одолевать те же самые сомнения.
— А вы разве не говорили с ним на эти темы?
— Парадоксы, связанные с путешествием во времени, мы не обсуждали. Надеюсь, вы ему сможете все квалифицированно разъяснить.
— Постараюсь. Но у меня есть еще один вопрос. Не хотел бы вас отвлекать, поэтому ответите мне на него после того, как рассчитаете позиции люпусов.
— Спрашивайте сейчас. До сих пор мне удавалось разрешать ваши сомнения сразу.
— Хорошо. Скажите тогда, откуда появились траектории внутри событийного клише?
— Как откуда? Они были всегда.
— Вы в этом абсолютно уверены?
Эшер не нашелся, что сказать. На самом деле, это был тот самый каверзный вопрос, на который у него не было готового ответа и над которым он интенсивно размышлял последние месяцы. Густав вовсе не был уверен, что траектории действительно существовали всегда. Даже самоё слово «всегда» применительно к событийному клише, где времени не существует, для Эшера выглядело некорректно. Всегда, иногда, никогда, периодически, — все эти слова, выражающие оттенки времени, не подходили для описания того, что находилось внутри «слоеного пирога». Если какая-либо траектория отсутствовала, а потом неким образом вдруг образовывалась, то получалось, что она все равно существовала всегда. А если же какая-нибудь существующая трасса исчезала, то выходило, будто ее вообще никогда не было.
Был еще один нюанс. Если с помощью интерферотрона можно влиять на трассы, то это означает, что они вообще допускают воздействие на себя со стороны материального мира. Следовательно, существует теоретическая вероятность такого воздействия помимо интерферотрона, — способом, Эшеру неизвестным. И если Густав планировал изменить свою траекторию, то есть вмешаться в событийное клише извне, то кто мог бы поручиться, что такие вмешательства не происходили ранее? После затянувшегося молчания Эшер сказал:
