Терри Пратчетт - Правда
Меч он оставил в сундуке.
Подумав немного, Вильям достал старые носки и надел один из них на приобретенную в аптеке бутылочку. В его планы не входило порезать кого-либо битым стеклом.
Мята! Неплохая идея, если не знать, что есть и другие субстанции…
Госпожа Эликсир была ярой сторонницей тюлевых занавесок на окнах, которые позволяли ей смотреть на улицу, оставаясь невидимой для прохожих. Вильям спрятался за одной из таких занавесок и долго-долго разглядывал крышу противоположного дома, пока не убедился, что неясный силуэт на ней — это и в самом деле горгулья.
Улица, на которой он жил, не относилась к естественной среде обитания горгулий. Как, впрочем, и Тусклая улица.
Уже спускаясь вниз по лестнице, Вильям припомнил пару интересных фактов про горгулий. Они отличались от других существ тем, что им никогда не становилось скучно. А еще они могли по нескольку дней кряду сидеть на месте, уставившись в одну точку. И могли двигаться быстрее, чем казалось людям, но определенно не могли двигаться быстрее людей.
Вильям пробежал через кухню с такой скоростью, что едва успел услышать удивленный вскрик госпожи Эликсир, вылетел через заднюю дверь на улицу и, перепрыгнув через низкую стенку, оказался в соседнем переулке.
Кто-то там орудовал лопатой. На мгновение Вильяму показалось, что это замаскированный стражник или даже замаскированная сестра Йеннифер, но он быстро осознал, что вряд ли кто по доброй воле выберет для маскировки костюм гнолля. Для начала, пришлось бы привязать к спине компостную кучу. Гнолли могли питаться практически чем угодно. А все то, чем питаться не могли, они одержимо собирали. Никто никогда не изучал этих существ, чтобы выяснить причины их поведения. Возможно, правильно подобранная коллекция капустных кочерыжек была символом высокого положения в обществе гноллей.
— Д'бр д'н, гн Сл'вв, — прохрипело создание, опершись на лопату.
— Э… Привет… Э…
— Хр вгл.
— А? Да. Спасибо. Всего доброго.
Вильям пробежал по переулку, пересек улицу и оказался еще в одном переулке. Он не знал, сколько именно горгулий следило за ним, но они не могли так быстро перелезать с крыши на крышу…
Интересно, откуда гнолль знал его имя? Они явно не встречались — ни на вечеринке, ни где-либо еще. Правда, все гнолли работали на… Гарри Короля.
Понятно. Не зря говорят, что Король Золотой Реки никогда не забывает о своем должнике…
Вильям миновал несколько кварталов, активно используя всевозможные проулки, проходные дворы и шумные площади. Нормальный человек никак не смог бы за ним проследить, в этом он был уверен, но он был бы очень удивлен, если бы за ним следил обычный человек. Господин Ваймс предпочитал говорить о себе как о простом стражнике, а Гарри Король любил называть себя алмазом неограненным. Вильям подозревал, что мир усеян останками людей, которые приняли их слова за чистую монету.
Он замедлил бег, залез по какой-то наружной лестнице на крышу одного из домов и стал ждать.
«Ты полный дурак, — твердил ему внутренний редактор. — Некие типы пытались тебя убить. Ты скрываешь информацию от Стражи. Связался со странными людьми. А теперь собираешься сделать такое, от чего волосы на голове господина Ваймса поднимут не то что шляпу, но сам шлем. Ну и зачем тебе это?»
«А затем, что от этого кровь кипит в моих жилах, — подумал он. — А еще затем, что я не позволю себя использовать. Никому».
Снизу до него донесся странный звук, настолько тихий, что услышать его было практически невозможно. Кто-то принюхивался.
Вильям посмотрел вниз и увидел, как некое четвероногое существо бежит по переулку, прижав нос к земле.
Вильям тщательно отмерил расстояние. Независимость — это одно, а нападение на офицера городской Стражи — совсем другое.
Он швырнул бутылочку так, чтобы она упала перед вервольфом, футах в двадцати. Потом прыгнул с крыши на лестницу, оттуда — на крышу уличного сортира, и как раз в этот момент бутылочка внутри носка, глухо звякнув, разбилась.
Раздался визг, а затем — быстро удаляющий стук когтистых лап.
Вильям перепрыгнул с крыши сортира на соседнюю стену, осторожно прошел по ней и спрыгнул в следующий переулок.
Пять минут потребовалось на то, чтобы он, пригибаясь, прячась за углами и быстро перебегая через открытые участки, добрался до извозчичьего двора. В обычной суете никто не обратил на него внимания. Он был обычным человеком, пришедшим за своей лошадью.
В деннике, в котором мог находиться, а мог и не находиться Вгорлекость, стояла лошадь. Она посмотрела на Вильяма поверх длинной морды.
— Не оборачивайся, господин Бумажный Человек, — раздался голос за его спиной.
Вильям попытался вспомнить, что находится у него за спиной. Ах да… Подъемник для сена. И огромные мешки с овсом. Вполне удобное место, чтобы спрятаться.
— Хорошо, — сказал он.
— «Тяв-тяв», залаяли собачки, — сказал Вгорлекость. — Нет, ты все-таки полный псих.
— Но я иду по верному следу, — возразил Вильям. — Мне кажется, я…
— Ты уверен, что за тобой не было хвоста?
— Капрал Шноббс следил за мной, — ответил Вильям. — Но мне удалось уйти.
— Ха! От Шнобби Шноббса можно уйти, просто завернув за угол!
— О нет, он не отставал. Я знал, что Ваймс установит за мной слежку, — с гордостью заявил Вильям.
— Пошлет Шноббса?
— Да, а кого ж еще… Самого что ни на есть оборотня. Вервольфа.
Ну вот… Он сказал это. Но сегодня был день теней и тайн.
— Вервольфа, значит… — монотонно повторил Вгорлекость.
— Да, только не рассказывай никому. Я буду тебе очень признателен.
— Капрала Шноббса, значит… — все так же монотонно произнес Вгорлекость.
— Его самого. Слушай, Ваймс просил никому…
— Стало быть, это Ваймс сказал тебе, что Шнобби Шноббс — оборотень?
— Ну, не совсем сказал. Я сам догадался, а Ваймс просил никому не говорить…
— О том, что капрал Шноббс — оборотень…
— Да.
— Капрал Шноббс никакой не вервольф, господин. В любом смысле, форме или облике. Человек ли он, это уже другой вопрос, но чем он точно не страдает, так это ликр… линко… ликантро… В общем, не умеет он превращаться в волка, и точка!
— Тогда перед чьим носом я взорвал бомбу-вонючку? — с триумфальным видом вопросил Вильям.
Некоторое время ответом ему была тишина, а потом зажурчала тонкая струйка воды.
— Господин Вгорлекость?
— Какую такую бомбу-вонючку? — раздался голос, который показался Вильяму слегка напряженным.
— Ну, самым активным ингредиентом было скаллатиновое масло.
— Прямо перед носом у вервольфа?
— Да. Более или менее.
— Господин Ваймс просто сорвется с резьбы, — пообещал Вгорлекость. — Он такую библиотеку нам всем устроит. Изобретет новый способ разозлиться, только чтобы испробовать его лично на твоей шкуре…
— Тогда мне же будет лучше, если песик Витинари окажется у меня как можно быстрее, — сказал Вильям. — Я дам тебе чек на пятьдесят долларов. Больше у меня нет.
— А что такое чек?
— Это как легальная долговая расписка.
— Великолепно, — хмыкнул Вгорлекость. — И что мне с твоей расписки, когда тебя упрячут за решетку?
— Прямо сейчас, господин Вгорлекость, двое очень скверных людей отлавливают по городу терьеров. Всех подряд. И, судя по всему…
— Терьеров? — переспросил Вгорлекость, — Всех подряд?
— Да, пока ты, как я полагаю…
— Типа… всех подряд породистых терьеров или всех подряд людей, которые случайно похожи на терьеров?
— По-моему, родословные они не проверяют. Кстати, что ты имеешь в виду под «людьми, случайно похожими на терьеров»?
Вгорлекость снова замолчал.
— Пятьдесят долларов, господин Вгорлекость.
— Ну хорошо, — наконец донеслось со стороны мешков с сеном. — Сегодня вечером на мосту Призрения. Только ты. Один. Э… Меня там не будет, но будет гонец от меня.
— На чье имя выписать чек?
Ответа не последовало. Вильям немного подождал и осторожно переместился так, чтобы можно было заглянуть за мешки. Послышался какой-то шорох. «Крысы, наверное, — подумал он. — Ни в один из этих мешков человек не поместится».
Вгорлекость оказался парень не промах.
Через некоторое время после того, как Вильям ушел, предварительно заглянув во все углы, появился конюх с тележкой и принялся грузить на нее мешки с сеном.
— Положи меня на пол, господин, — сказал один из мешков.
Конюх выронил мешок, а потом осторожно приоткрыл горловину.
Маленький, похожий на терьера песик выбрался из мешка и принялся отряхиваться от прилипших к шерсти соломинок.
Господин Гобсон не поощрял независимость мышления и пытливость ума. И разумеется, за пятьдесят пенсов в день плюс весь овес, который ты сможешь украсть, он не получал ни того ни другого. Конюх тупо уставился на песика.
