Терри Пратчетт - Правда
— Положи меня на пол, господин, — сказал один из мешков.
Конюх выронил мешок, а потом осторожно приоткрыл горловину.
Маленький, похожий на терьера песик выбрался из мешка и принялся отряхиваться от прилипших к шерсти соломинок.
Господин Гобсон не поощрял независимость мышления и пытливость ума. И разумеется, за пятьдесят пенсов в день плюс весь овес, который ты сможешь украсть, он не получал ни того ни другого. Конюх тупо уставился на песика.
— Это ты сказал? — спросил он.
— Конечно нет, — ответил песик. — Собаки не умеют разговаривать. Ты что, совсем тупой? Кто-то решил над тобой подшутить. Уылка ива, уылка ива, вот ведь олух…
— А, это типа передача голоса на расстояние? Да, я как-то видел такой фокус.
— Надо ж, какой смышленый, догадался. Вот и думай так дальше.
Конюх огляделся.
— Том, это ты решил надо мной подшутить?
— Конечно я, — подтвердил песик. — Вычитал этот фокус в книжке. И передал свой голос безобидному песику, который совсем не умеет разговаривать.
— Что? Ты не говорил мне, что научился читать!
— Там картинки были, — торопливо произнес песик. — Языки, зубы, все такое прочее. Очень просто понять. А теперь маленькому песику пора уходить…
Кабысдох принялся бочком пробираться к двери. Конюху показалось, что он услышал слова:
— Вот ведь тупицы, отрастили пару пальцев на руках и уже считают себя венцом творения, вашу мать…
Песик бросился наутек.
— И как это будет работать? — спросила Сахарисса, пытаясь выглядеть умной.
Было гораздо приятнее сосредоточиться на данной теме, чем думать о том, что странные люди могут вот-вот снова захватить словопечатню.
— Медленно, — недовольно пробурчал Хорошагора, ковыряясь в отпечатной машине. — Потребуется куда больше времени, чтобы отпечатать каждый листок.
— Вы хотейт цвет, йа давайт цвет, — обиженно произнес Отто. — Вы ничего не упоминайт про скорость.
Сахарисса посмотрела на экспериментальный иконограф. Уже довольно давно все иконографии рисовались в цвете. Только самые дешевые бесенята еще малевали черно-белые картинки, хотя Отто настаивал, что монохромное изображение «ист отдельный вид искусствования». Но цветная отпечать…
Четыре бесенка сидели на краю иконографа, курили, передавая друг другу крохотную самокрутку, и с интересом наблюдали за копошившимися вокруг отпечатной машины гномами. На троих бесенятах были нацеплены очки из цветного стекла — красного, синего и желтого.
— Но не зеленого… — заметила Сахарисса. — Значит… если нужно нарисовать что-то зеленое, Гатри видит то, что в этом зеленом есть синего, и рисует это синей краской на форме…
Один из бесенят помахал ей лапкой.
— А Антон видит желтое и рисует этот цвет. И когда вы пропускаете все это через машину…
— …Очень, очень медленно пропускаем, — пробормотал Хорошагора. — Быстрее будет обойти дома и сообщить всем новости.
Сахарисса посмотрела на пробные оттиски, на которых был изображен недавний пожар. Пожар определенно был похож на пожар — с красными, оранжевыми и желтыми языками пламени. И големы получились неплохо, такие красновато-коричневые, а вот телесные тона… правда, в Анк-Морпорке понятие телесного тона было несколько размыто, поскольку тело могло оказаться любого цвета, за исключением, пожалуй, светло-голубого… так вот, телесные тона, судя по лицам зевак, намекали на то, что в городе началась эпидемия некой очень заразной болезни. Какой-нибудь Разноцветной Чумоватости.
— Это только начинание, — попытался успокоить всех Отто. — Потом йа улучшайт.
— Улучшить-то можно, а вот убыстрить — вряд ли, — снова вмешался Хорошагора. — Возможно, у нас получится отпечатывать в час по двести экземпляров. В лучшем случае двести пятьдесят, но клянусь, еще до конца дня кто-нибудь расстанется с пальцами. Извините, но на большее мы не способны. Если б у нас был хоть один день, чтобы немного изменить конструкцию…
— Тогда отпечатывайте несколько сотен цветными, а остальные — черно-белыми, — предложила Сахарисса и вздохнула. — По крайней мере, привлечем внимание людей.
— «Инфо» сразу понимайт, как мы это проворачивайт. Один только взгляд бросайт на листок, — сказал Отто.
— Что ж, погибнем с развевающимися знаменами, — пожала плечами Сахарисса и помотала головой, стряхивая сыплющуюся с потолка пыль.
— Слышите? — спросил Боддони. — Чувствуете, как трясется пол? Они снова запустили большую машину.
— Опять под нас копают, — поморщилась Сахарисса. — А мы ведь так стараемся. Это нечестно.
— Я вообще удивлен, как только пол выдерживает, — ответил Хорошагора, — Мы ж не па земле стоим.
— Под нас копают, значит? — переспросил Боддони.
Услышав его слова, один или двое гномов мгновенно вскинули головы. Боддони сказал что-то по-гномьи, Хорошагора резко ответил. Потом к спору присоединились другие гномы.
— Прошу прощения! — раздраженно окликнула Сахарисса.
— Парни говорят… мол, неплохо бы сходить туда, посмотреть, что да как, — неохотно произнес Хорошагора.
— Я тут на днях пыталась к ним попасть, но тролль у дверей повел себя так невежливо, — поделилась Сахарисса.
— К решению подобных проблем гномы подходят… по-своему, — ухмыльнулся Хорошагора.
Сахарисса заметила, что Боддони достал из-под верстака топор. Это был обычный гномий топор. С одной стороны он представлял собой кирку для извлечения из грунта всяких интересных минералов, а с другой — боевое лезвие, поскольку люди, владевшие землей, где содержались всякие интересные минералы, имели привычку вести себя крайне неразумно.
— Вы что, собрались на кого-то напасть? — с удивлением спросила Сахарисса.
— Чтобы нарыть хорошую историю, ты должен копать, копать и еще раз копать. Один умный человек сказал, — ответил Боддони. — Мы просто хотим немного прогуляться,
— По подвалу? — уточнила Сахарисса, когда гномы направились к лестнице.
— Ну да, — подтвердил Боддони. — Как говорится, в темноте да не в обиде.
Хорошагора вздохнул.
— Значит так, все остальные! Продолжаем отпечать, понятно? — крикнул он.
Через минуту или две из подвала донеслись звуки ударов топора, потом кто-то выругался — по-гномьи, очень громко.
— Пойду посмотрю, чем они там занимаются, — не смогла сдержать любопытство Сахарисса и поспешила за гномами.
Когда она спустилась в подвал, кирпичи, которыми был заложен старый дверной проем, уже валялись на полу. В связи с тем, что камни использовались в Анк-Морпорке многократно и самыми разными поколениями, никто и никогда не видел смысла в использовании прочного раствора, особенно для закладывания дверных проемов. Считалось, что нужного результата вполне можно добиться при помощи раствора из песка, грязи, воды и соплей. Во всяком случае, до сей поры этот подход срабатывал.
Гномы всматривались в темноту. У каждого на шлеме горела свеча.
— Кажется, твой мужчина говорил, что раньше старые улицы засыпали, — сказал Боддони.
— Он не мой мужчина, — спокойным голосом поправила его Сахарисса. — Что там видно?
Один из гномов с лампой в руке скрылся в проеме.
— Похоже на… тоннели, — объявил он.
— Старые тротуары, — догадалась Сахарисса. — Думаю, таких много в этом районе. После сильных наводнений вдоль обочин делали заборчики из досок, после чего дороги насыпали песком. Но тротуары оставались на прежнем уровне, потому что не все дома успевали надстроить и люди жаловались.
— Что? — не понял Боддони. — То есть дороги были выше тротуаров?
— Да, — подтвердила Сахарисса, ныряя вслед за ним в проем.
— А что, если лошадь нас… если лошадь вдруг помочилась прям на улице? Что с этим делали?
— Ну, такие подробности мне неизвестны, — фыркнула Сахарисса.
— А как люди переходили через улицу?
— По лестницам.
— Да ладно тебе, госпожа!
— Нет, правда, они использовали лестницы. И делали пару-другую тоннелей. Это ж были временные меры. А затем старые тротуары просто закрывали сверху толстыми плитами. Так и получались эти забытые пустоты.
— Тут крысы, — сообщил из темноты прошедший чуть дальше Дрема.
— Проклятье! — воскликнул Боддони. — Никто не догадался прихватить нож и вилку? Шучу, госпожа. Эй, а здесь у нас что такое?..
Он взмахнул топором, и полусгнившие доски рассыпались чуть ли не с первого удара.
— Видимо, кто-то очень не хотел пользоваться лестницей, — сказал он, заглядывая в образовавшийся тоннель.
— Он проходит прямо под улицей? — спросила Сахарисса.
— Похоже на то. Скорее всего, у кого-то была аллергия на лошадей.
— А ты… знаешь… куда нам идти?
— Я — гном. Мы под землей. Гном. Под землей. Повтори-ка свой вопрос.
