Смерть и прочие неприятности. Opus 2 (СИ) - Сафонова Евгения

— Нашли тут пережиток! — Ева, приблизившись, шутливо пихнула его кулачком в грудь, прежде чем чмокнуть в щеку над усами. С Эльеном она давно уже особо не церемонилась, воспринимая его эдаким новообретенным добрым дядюшкой. — Для пережитка вы слишком хорошо танцуете.

— Чем, к слову, нам и следует наконец заняться вместо безусловно приятной беседы.

И они занимались, благо настроение у Евы самую капельку да поднялось. Занимались до самого прихода Герберта, ворвавшегося в комнату без стука, точно надеясь застать их за чем-то непристойным.

Впрочем, по тому, как некромант порывисто заключил ее в объятия, вместо приветствия впившись губами в губы, Ева постановила, что он просто соскучился.

— Эльен, фейр, — бросил некромант потом. Дождался, пока призрак безмолвно ускользнет выполнять приказ, и рывком увлек Еву на кровать.

Странный он все-таки эти дни, мельком подумала девушка, отвечая на непривычно жадные, какие-то голодные поцелуи.

Все трое суток, минувших с известия о гибели Гертруды, Герберт то ходил даже безучастнее, чем в первые дни их знакомства, то вдруг являлся с горящими глазами и страстью в порывистых, каких-то нервных движениях. А еще почти непрерывно работал над чем-то в своем кабинете — Ева даже практиковалась теперь одна. Что в заклятиях в тренировочном зале, что в прогулках по воде, на которые она каждодневно вылезала на улицу.

Надо сказать, без Герберта в саду она чувствовала себя неуютно. Внутренний параноик и вовсе время от времени нашептывал, что она ощущает на себе чей-то пристальный взгляд. Хорошо хоть Мэт, пользуясь ситуацией, своими подколками разбавлял обстановку — то предлагал еще и воду в вино обратить, то рассуждал, что Мираклу ни к чему будет нормальное знание экономики, если его будущая женушка откроет в себе талант кормления тысячи страждущих одним жалким багетом. «Ви-идишь, там, на горе-е», — даже пропел демон как-то противным тоненьким голоском: вынудив Еву, от изумления потерявшую равновесие во время тренировочного выпада смычком, искупаться в ледяной воде.

Чего-чего, а знания песен «Наутилуса» она от него никак не ожидала. И зря. Где знания о работе мобильных аккумуляторов, там и до российского рока недалеко; а подглядел ли демон когда-то концерт из Межгранья или просто покопался в Евиной голове, уже не суть важно.

— Как себя чувствуешь? — поинтересовался Герберт, когда утолил свой чувственный голод.

— А я должна чувствовать себя как-то не так? — осторожно уточнила Ева.

— Нет. Но если хорошо, это значит, что все работает. — Вжимая девушку в покрывало, некромант заправил ее выбившиеся волосы за ухо. В льдистых глазах блеснуло непонятное шальное веселье. — Я отрезал тебе доступ к моей энергии, прежде чем вошел.

Ева оторопело замерла.

— Я изменил чары, пока ты спала сегодня, — буднично пояснил Герберт. Действительно, этой ночью она принимала очередную питательную ванну, но для Евы процедура ничем не отличалась от прочих. — Теперь, если лишишься подпитки от меня, ты начнешь питаться от собственного резерва сидиса. Судя по всему, ты ничего не ощутила?

— Нет, — на всякий случай прислушавшись к ощущениям, в некотором замешательстве подтвердила она. — Ничего.

— Как я и думал. — Некромант с задумчивым удовлетворением коснулся поцелуем ее лба. — Переводить тебя на постоянное самообеспечение я пока не рискну, так что завтра повторим привязку на алтаре. Но, судя по всему, на поддержку существования ты тратишь не больше, чем восстанавливаешь — в целом количество сидиса в ауре остается без изменений… Надо еще проверить, как это совмещается с колдовством и с регенерацией. — Вдруг скатившись с нее, он кивнул на планшет, ждавший своего часа на прикроватном столике. — Посмотрим что-нибудь?

Покорно потянувшись за планшетом, Ева покосилась на Герберта.

— А ты как себя чувствуешь? Ты какой-то… странный.

— Я в порядке, — уставившись на подсвечник с волшебными кристаллами, не щуря светлые глаза на белое сияние, без запинки откликнулся тот. Так, точно ожидал вопроса. — В полном. Просто много работы.

Его глаза, вдруг поняла Ева. Что-то с ними не так, но что?

— Какой работы? — она листала папки, выискивая ту, в которой лежала «Волчица», параллельно пытаясь понять, что именно ее царапнуло.

— Сначала дорабатывал чары, чтобы ты не погибла вместе со мной, если что-то случится. Теперь бьюсь над формулой воскрешения.

— И как успехи? — спросила Ева, уже подозревая ответ.

Герберт отозвался не сразу.

— В последний миг от меня всегда ускользает что-то важное. Что-то, что поможет расставить все элементы формулы по местам, — наблюдая, как Ева по традиции устанавливает планшет в изножье кровати, сказал он. — Но я поймаю это. Нужно лишь зайти еще чуточку дальше.

Нотки какой-то одержимой убежденности, скользнувшие в последних словах, Еве совсем не понравились.

— Герберт, только не надо… надрываться ради меня, ладно? Я все понимаю, но ты должен беречь себя. Пожалуйста.

Его улыбка заставила бы ее сердце сжаться, если б только оно могло.

— Я сделал много ошибок. Должен же я наконец и исправить что-то.

— Не сделал ты никаких ошибок! Ты не мог меня спасти, у тебя же клятва, и мы не могли знать, что Айрес в одиночку справится с Гертрудой, и…

Ее заставили замолчать самым бесцеремонным и приятным из возможных способов.

— Не будем об этом, — с мягкой непреклонностью не то попросил, не то приказал Герберт, оторвавшись от ее губ. — Не сейчас. Сейчас я слишком устал, и хочу просто увидеть, как Лоуренс помирится с Хоро. Помирится ведь?

Глядя в его глаза, где в голубом льду чернели узкие точки зрачков, Ева усилием воли заглушила внутренний голос: снова вопивший о том, что происходит что-то катастрофически неправильное. И что ни в коем случае нельзя спускать все на тормозах, и отступать, смирившись с правилами, которые он навязывает, замяв разговор — тоже. Но его бледное, изможденное лицо, на котором лишь глаза горели почти лихорадочно, и правда выглядело таким уставшим…

…и не будет ли это свинством с ее стороны — долбить его расспросами и нравоучениями вместо того, чтобы просто дать отдохнуть…

…и даже если в душе его снова появилась рана, не зарастет ли она скорее, если не пытаться ее ковырять…

…и вообще, об этом с ним поговорить еще успеется, правильно?

— Не скажу, — покорно произнесла Ева, вновь потянувшись к планшету, чтобы нажать на «плэй». Почти ненавидя себя за эту покорность. — Сам увидишь.

Но, как выяснилось позже, внутренний голос ее обманывал редко.

Гром грянул ночью.

Ева привычно лежала без сна. Обычно она коротала ночи в чтениях или занятиях, но теперь Дерозе тихо спал в футляре, а его хозяйка лежала на кровати, созерцая потолок.

С Гербертом они расстались на клятвенном обещании, что этой ночью некромант ни над чем работать не будет, а немедля отправится спать. Правда, тот на все ее настойчивые просьбы отмолчался, но молчание ведь знак согласия, верно? Не может же Герберт просто оставить все ее мольбы без внимания. Если уж действительно ее любит.

В крайнем случае Ева может просто пойти и проверить, спит ли он, и устроить втык, если не спит…

Если бы, конечно, она еще знала, где находится его спальня.

Дверь неожиданно скрипнула. Ева села на постели — и увидела, что к ней, каким-то образом дотянувшись до длинной дверной ручки, бесцеремонно проскользнул Мелок.

— Ты ко мне в гости? — приветливо сказала она, когда кот целенаправленно вспрыгнул на кровать. — Что, хозяин не гладит?

Тот вместо ответа боднулся ей в руку. На белоснежной морде стыло такое тоскливое выражение, будто только что он чудом сбежал от стаи бешеных псов, и теперь ему срочно требовалось утешение.

Есть все же нечто глубоко неправильное в том, что твоему молодому человеку известно местоположение твоей спальни, а тебе его — нет, размышляла Ева, одной рукой старательно наглаживая молчащего кота по спине, а другой почесывая его под подбородочком. Как и в том, что вы встречаетесь и живете вместе, но спите порознь.