Сага о Головастике. Кристальный матриархат - Александр Нерей
Наконец, меня снова подвесили над улицей Черноморской, а снизу появилась колонна женщин-милиционеров, которые зарядили чёрные арбалеты и уже прицелились, чтобы залпом стрельнуть в героя-посредника.
— Врёшь! Целёхоньким к маме Кармалии на поклон явлюсь. Пугай сколько хочешь, — рычал я, а сам давно уже дрожал всем телом. — И куда авоську с букетом дела? Зараза, а не девка.
После этих слов в меня тут же ударила молния и напрочь оглушила, а только что облитая маслом одежда покрылась красными языками пламени. Я полетел вниз. Молнии стреляли вдогонку, гром гремел, пробиваясь в оглохшую голову далёким гулом и дрожью. Огонь на одежде вскоре потух, оставив после себя запах жжёного масла и бурые пятна, а я продолжал кувыркаться и падать в разверзшуюся бездну.
— Зато у тебя не холодно, — злобно хохотал я и не сдерживал ни слёз, ни вырывавшихся рыданий.
Меня подхватили у самой земли всё на той же Черноморской, и не успел я поздороваться со следующим миром, как опять оказался высоко над землёй.
— Здравствуй, Баюлия, — прохрипел я и спросил: — Тебе я тоже чем-то насолил?
Вместо ответа вновь мелькнули молнии, и я опять полетел кверху тормашками вниз. Страшно мне не было, а вот обидно было. Особенно за потерянные в Амазодии букет заветных веточек и авоську с пирожками.
«Я же для Димки пирожки берёг. А здесь все недоросли какие-то. Как же маме Кармалии с вами тяжело?»
Меня снова поймали у самой земли. Вместо приветствия мира Перлонии, я чинно выговорил:
— Значит ты, Перлония, тоже в полном порядке? Знал бы, что вас так быстро обойти можно, давно бы беду отыскал.
И в третий раз получил молнии, гром, и прочие атрибуты девчачьего гнева за обиду Амазодии, которой я, будучи в киношном мороке, не выправил в титрах прозвища. Только вот, поднять меня вверх, слава Богу, не подняли, поэтому пролетел всего пару метров и грохнулся в кучу строительного мусора. Как живой остался, сам не понял.
— Ядрёные помидоры, — кряхтел вполголоса, чтобы не привлекать внимания и тут же получил по темечку припозднившимися авоськой с гостинцами и букетом обожаемых веточек. — Слава маме Кармалии, — рассмеялся до слёз и начал выбираться из клочков стекловаты, обрезков рубероида, сломанных досок, мешков из-под цемента, и прочего мусора.
Руки и лицо от стекловаты сразу же зачесались, спина заныла от ушиба при падении, а жалость к испорченной школьной форме заслезилась в глазах.
— Приветствую тебя, Кристалия, сестра Скефия, — поздоровался я с миром, когда перевёл дыхание. — Почему у тебя тихо? Молний не будет?
Но никто мне откликнулся. Зато не схватили за шиворот, как в предыдущих мирах, и это обрадовало, несмотря на болезненное приземление.
Глава 10. Бедовые миры
— Значит, никто со мной не здоровается, — втолковывал я себе пока шагал к Настиной пятиэтажке, но сосредоточиться не получалось.
«В Кристалии беда, только моя она или такая, как у Крашелия?» — размышлял, пока не задрожал от перенапряжения, а, скорее всего, от того, что почувствовал приближение к цели боевого похода.
Сомнения закончились только когда увидел разбитую раму над козырьком второго подъезда. Но, всё равно, что-то было не так. Осматривался снова и снова, но никакой качели или детской горки во дворе так и не увидел. Всё вокруг было чистым, скромным, и, кроме белёных тротуарных блоков вдоль асфальтированной дорожки, виднелись только деревянные лавки перед подъездами, молодые деревья, цветочные клумбы под окнами и пара мусорных баков в дальнем углу двора.
Не успел собраться с силами, чтобы в последний раз подняться на пятый этаж, как дорогу в подъезд преградила очередная хоккеистка.
— Вам что, тоже нужно знать, кто я и откуда? — спросил я почти грубо. — Мне в двадцать вторую квартиру. Остальное не ваше дело.
Прикрикнув напоследок, отстранил раскрывшую рот бабусю, и шагнул в подъезд.
— У вас что, вся семейка сумасшедшая? Одна полоумная бредит, что у неё дочка и в окна выкидывается. Другой нахал, каких свет не видывал, — орала мне вслед обиженная соседка, а я не торопясь поднимался к финишу сверхдальнего забега.
«Интересно, Димка дома? Сколько ему лет? Почему ничего о нём не узнал. Может, зря на соседку наорал?» — спохватился, что напрасно обидел незнакомку.
Когда поднялся на пятый этаж, не раздумывая постучал в квартиру номер двадцать два. За дверью кто-то шумно заёрзал. «Лишь бы не тётка в красном платке», — только успел подумать, как дверь распахнулась, и на пороге появилась Настя собственной перебинтованной персоной, да ещё и с диковинным костылём подмышкой.
— Здравствуй, Настя, — пролепетал я, перепугавшись разительных изменений в её внешности. — Ты уже дома? А я инспектор по рубероиду.
Хозяйка мельком взглянула на меня безумным взглядом, потом молча развернулась и ушла к себе в комнату. Я вошёл в квартиру, затворил за собой дверь и начал озираться.
Коридор был довольно широким, но захламлённым. Баулы, узлы с тряпками, коробки разных размеров, всё это стояло или лежало на полу. Из мебели имелась только вешалка для одежды. Разувшись, решительным шагом отправился на кухню.
Настя ввалилась ко мне, когда уже разворачивал гостинцы бабы Нюры.
— По каким надобностям пожаловал? — брезгливо спросила она.
— По злополучным, — ответил я и протянул ей всё ещё тёплый пирожок.
Вдова бесцеремонно отбросила костыль на пол, закинула забинтованную ногу на другую, здоровую, и принялась за угощение.
— Димка дома или у твоей мамаши? — спросил я без обиняков.
— Какой ещё Димка? — не сразу сообразила беда, а потом отмахнулась от меня, как от мошки. — Спрятался за диваном. А вот Даша потерялась.
— Даша? У тебя же сын, — попытался я образумить женщину.
— И ты туда же? — занервничала Настя. — Никто не верит, что я дочку народила. Подсунули мальчишку и рады. А то что Даша потерялась, никому и дела нет. И что за люди...
— Потерялась? — оторопел я, а тут ещё, ни с того ни с сего, звякнуло над темечком.
— Сколько раз объясняла, что с ног меня сбили и вытолкали через оконную раму на козырёк подъезда. Не сама я стёкла разбивала и выпрыгивала. Не сама! — раскричалась беда, как одержимая. — Хочешь верь, а
