Сага о Головастике. Кристальный матриархат - Александр Нерей
Соседи пожимали плечами, но всегда охотно рассказывали о том, кто и где проживает. Я безбоязненно представлялся то инспектором по жилью, то инспектором по выделению земли для строительства зданий, то инспектором по рубероидным премиям и штрафам. А если оказывался в мире с ещё не построенным домом, становился инспектором по собакам. Особенно меня интересовало, не кусала ли строительных рабочих злющая собака Люська.
Люди везде встречались понимающие и добрые, а непонятных инспекторов всегда побаивались и разговаривали с уважением. Я больше не рисковал «быть» Настиным родственником и продолжал фантазировать на тему доброго инспектора.
Так прогулялся по улице Черноморской у сестёр Аплисии, Лавродии и Киркании, у брата Варгония, снова у сестёр Валыкии и Гласидии, и вот проник в братский Крашелий.
* * *
У Крашелия всё было просто и без каких-либо приключений. Дом стоял, жильцы обитали, окна в подъезде вставлены, в общем, никакой летающей Насти не было и в помине.
Я привычно вышел обратно на Черноморскую и лёгкой походкой отправился якобы в универмаг на Анапскую, а сам на ходу попросил об очередной будничной услуге.
— Мир Крашелий. Я посредник из Скефия. Прошу отправить меня в соседний Валкодий.
Но не получил ни молний, ни мороза в знак отказа, ни тёплого ветра с извинениями о задержке отправки. Ничего. Поначалу вернулся к пятиэтажке, решив, что не заметил, как Крашелий перекинул меня, но нет. Всё то же самое. Даже жильцы, отдыхавшие после инспекции, встретили меня тревожными лицами.
«Ой беда», — подумал я и снова пошагал к универмагу. Ещё раз позвал мир, потом ещё. Безрезультатно. Ноги понесли, куда подальше, в груди всё задёргалось, в голове зашумело, а я продолжал идти в сторону парка с недавно высаженными деревьями.
Так бы и бродил неизвестно сколько, если бы по пути не увидел, как какой-то мужчина, похожий на нашего учителя физкультуры, раздувал костёр из сухой ботвы и веток.
«Неужели, Крашелий в отключке? Теперь веточками креститься и в следующий мир проситься? Не думал, что понадобятся. В какой по счёту мир сверлить?» — кумекал я и шагал, а сам снова и снова пересчитывал имена проверенных миров.
На помощь пришёл список на тетрадном листке. Названия в нём прочитать было невозможно, а вот посчитать по нему миры, запросто. Я остановился, развернул записку и прочитал: «Не умничай!» Вздохнул и начал перечислять по памяти имена миров второго круга, а сам вёл пальцем по строчкам списка, пока не остановился на номере семнадцать – на Крашелии. Стало понятно, что мне нужно в восемнадцатый мир.
Когда поравнялся с костром мужичка, начал осторожно размахивать, ставшим вмиг драгоценным, букетом. Нарисовал перед собой окружность, потом вторую. «Прошусь во второй круг», — прокомментировал про себя, затем перекрестил своё художество и вывел цифру восемнадцать.
Дым от учительского костра загустел, и я шагнул в него, как в облако.
Мужичок за спиной начал ругаться и топать ногами, наверное, пытаясь потушить костёр, а я продолжил шагать в Валкодий.
«Спасибо, мама Кармалия, за драгоценный букет», — подумал я с благодарностью, и тут же затряс этой драгоценностью, обжегшись дотлевавшими библейскими веточками, как обжигаются бенгальскими огнями, догоревшими до кончика.
— Здоров ли, мир Валкодий, — поздоровался я, и сразу же почувствовал тёплое приветствие, означавшее, что переход из спящего Крашелия состоялся, и новый радушный хозяин готов помочь в моём посредническом занятии.
— Мир Валкодий. Прошу о сокрытии от чужих глаз и переносе по воздуху на улицу Черноморскую к пятиэтажке, которую ищу, — договорил я уже в полёте, привычно расправив руки с авоськой и букетиком для равновесия.
«Если Валкодий не спит, значит беды в нём нет. А кто у нас дальше по списку? Крашелий, Валкодий, Амазодия. Значит, прошусь в Амазодию», — закончил я кумекать и приземлился на перекрёстке Анапской и Черноморской.
Не успел и рта открыть, как в глазах засверкали молнии, означавшие что Валкодий услышал мои размышления и, не дожидаясь просьбы, заметнул в Амазодию.
* * *
— Ну, здравствуй, Амазодия, — бодро поздоровался я, когда отошёл подальше от появившихся пешеходов.
«Рабочий день кончился. Теперь народу на улице будет много. Как бы не перепугать их своими появлениями и исчезновениями», — размышлял я, маршируя по Черноморской к такому знакомому и незнакомому месту.
Маршировал-маршировал, и не заметил, как чья-то невидимая рука схватила меня за шиворот и в один миг задрала вверх метров этак на двадцать, а может даже выше. Испугаться толком не успел, как моя уверенность в абсолютной безопасности в мирах второго круга приказала долго жить.
— Слушай сюда, щенок! — задрожало всё вокруг от громоподобного женского баса, начиная с воздуха, потом меня самого с авоськой и букетом, потом новостроек с деревьями, и далее.
Так всё вокруг затряслось и затрепетало вместе со мной, что ни словами не рассказать, ни карандашами расписать. Даже показалось, что воочию увидел перед собой огромную орущую башку презлющей старухи, похожей на ведьму из мультика.
— Запомни раз и навсегда! — продолжила ведьма орать. — Я Амазония! А не какая-то Амазодия, которую ты выдумал. Если ещё раз…
— По мне так Амазодия и есть, — заверещал я с глупым детским упрямством и перебил речь новоявленной хозяйки мира. — Назвала тебя так мама Кармалия, и живи теперь с таким именем, пока замуж не выйдешь. Потом меняй фамилию хоть на Забияку, хоть на Кусаку. Здравствуй, Кусакия!
— Шутки шутишь? — возмутился оглушительный голос. — Сейчас я тебя прокипячу и выжму!
— Ещё милицией меня напугай, — не угомонился я и продолжил дерзить, хотя никогда не был ни отчаянным, ни наглым. — Поставь мирового посредника на тротуар. Потом отправь в Баюлию.
Что началось после этого – ни словами описать, ни в фантазиях представить. То я на поляне встал на смертный расстрел перед женским отрядом в холщовых балахонах с копьями наизготовку. То на вертеле повис и проволокой к нему примотался, а меня поливали маслом и норовили вот-вот зажарить вместо
