Стивен Эриксон - Дань псам
— Я призвал их, разумеется! — сказал Темный Трон. — Белого звать Блед. Того, что еще белее — Локон. Семь — желаемое число, просто необходимое число.
— Темный Трон, — сказал Котиллион, — ты их не призывал.
— Должен был! Иначе почему они здесь? Я уверен, что сделал это… однажды. Наверное, пожелал, когда шел по лестнице. Так сильно пожелал, что сама Бездна не смогла мне отказать!
— Кажется, остальные их приняли, — заметил Котиллион, пожимая плечами.
— Вам не приходило в голову, — тихо сказал богам Скиталец, — что это могут быть пресловутые Гончие Света?
— Неужели? Почему ты так думаешь? — В этот миг Котиллион встретился с ним взглядом и подмигнул; всякая усталость — а также высокомерие бессмертного властителя — исчезли, и Скиталец спустя кажущиеся бесконечными годы увидел человека, которого привык называть другом. Но он не мог позволить себе улыбки, любого ответа, к которому вынуждал этот взгляд. Не мог позволить себе такой … слабости. Не сейчас. Наверное, никогда снова. Разумеется, не с этими старыми друзьями. Они стали богами, а богам нельзя доверять.
Он склонился, подобрал мех и тючок с провизией. — Кто загнал медведя к берегу?
— Шен. Тебе нужна была пища, или ты даже досюда не добрался бы.
— Я чуть сам не стал обедом.
— Мы всегда верили в тебя, Первый Меч.
Следующий — скорее всего, последний — вопрос, который хотел Скиталец задать богам, оказался самым трудным.
— А кто из вас потопил мой корабль, погубил команду?
Котиллион поднял брови: — Не мы. Дассем, мы до такого не опустились бы.
Скиталец поглядел богу в глаза — они мягче, чем можно было ожидать… но он привык ко всякому. Опустил взор, отвернулся. — Ладно.
Блед и Локон шли позади, словно случайные спутники, когда Гончие повели Скитальца вглубь суши. Темный Трон как-то развернул свой престол, чтобы сидя следить за Первым Мечом и его свитой. Они медленно скрывались за северо-восточным горизонтом.
Стоявший рядом Котиллион поднял руки и вгляделся в ладони, обнаружив блестящий пот. — Совсем близко.
— Э? Что?
— Если бы он решил, что мы устроили кораблекрушение… не знаю, чтобы тут случилось.
— Все просто, Котиллион. Он убил бы нас.
— И Псы не стали бы вмешиваться.
— Разве что мои новейшие питомцы! Пропала старая преданность! Хе, хе!
— Близко, — повторил Котиллион.
— Ты мог бы сказать ему правду. Что Маэл желал его, и крепко желал. Что нам пришлось вмешаться и вытащить его. Он был бы более благодарным.
— Благодарность — бесполезная роскошь. Он не отвлекается, помнишь? Ничто не отвратит Скитальца от намеченной цели. Оставим Маэла на потом.
— Да, хорошо. Подробность, которую мы доведем до Скитальца в миг наивысшей нужды. Мы старались узнать, вдохновленные его упреками, и вот! Смотри! Никто иной, как Старший Бог Морей, виноват в бедствии! Теперь развернись, выхвати меч и поруби указанного врага на кусочки!
— Ну, нам не это следует узнавать сейчас.
— Разумеется, нет. Мы уже все знаем! К чему «узнавать»?
Котиллион повернулся к Темному Трону: — Маэл легко мог его убить, как думаешь? Вместо этого он просто задержал Скитальца. Нам нужно подумать. Нам нужно понять, почему.
— Да, я начинаю видеть. Проснулись подозрения — я оказался беззаботен, забывчив. Задержал, вот как? И зачем бы?
— Я кое-что понял.
— Что? Говори скорее!
— Неважно, что именно на уме у Маэла. Не сработает.
— Объясни!
— Маэл считает, что схватка уже началась…
— Да, должен считать. У него нет иной возможности. Маэл ничего не выгадает! Идиот! Хе, хе! Давай покинем эту кучу пепла. У меня в горле першит.
Котиллион поглядел вслед Гончим и их подопечному, щурясь на ярком свете. — Расчет времени, Темный Трон…
— Идеален.
— Пока.
— Мы не проиграем.
— Да уж лучше не проигрывать.
— Кого из новых союзников ты считаешь слабым звеном?
Котиллион оглянулся на Темного Трона: — Разумеется, тебя.
— Кроме меня, я имею в виду.
Котиллион смотрел. Темный Трон ждал, ерзая на своем троне.
* * *Полночь в единственной таверне Морско подарила Нимандеру воспоминания, от которых не избавиться. Мутноглазые черногубые селяне ринулись вперед, столкнувшись с Нимандером и остальными. Они совали им в лица грязные бутылки. Белки глаз у них желтоватые и какие-то смазанные… а напиток достаточно крепкий, чтобы языки онемели. Несвязное бормотание можно было счесть приглашением хорошенько нализаться, но даже без предупреждений Скола Нимандер не готов был одобрять столь внезапное гостеприимство. Он с немалым облегчением заметил, что его чувства разделяют все родичи. Они стояли в кольце толпы, озадаченные и обеспокоенные. Затхлый воздух таверны был сладковатым, в нем слоями смешивались вонь кислого пота и какая-то гнильца.
Скиньтик встал рядом с Нимандером; оба следили за Сколом — и Десрой — которые пробрались к стойке.
— Кувшин простого вина? Здесь, в таком месте? Непохоже.
Нимандер подозревал, что Скиньтик прав. На всех столах, во всех руках он видел лишь одинаковые фляжки с длинными черными горлышками.
Шум стал сильнее — какофония скота, ведомого на бойню. Нимандер заметил, как один человек — ветхое, согбенное, истощенное создание — упал лицом вниз на дощатый пол, явно сломав нос. Кто-то споткнулся, раздавив пальцы несчастного подошвой башмака.
— А где жрец? — спросил Ненанда за спиной Нимандера. — Он же нас пригласил!
— Лично я рад, — бросил Скиньтик, не оборачиваясь, — что ты стоишь за моей спиной и держишь руку на мече. Мне тут не нравится.
— Никто из здешних нам не опасен, — заявил Ненанда, но по тону было ясно — слова Скиньтика ему польстили. — Слушайте меня, пока Скола нет рядом. Он презирает всех нас.
Нимандер не спеша повернулся. Скиньтик сказал: — Здорово подмечено. И что ты думаешь, брат?
— Он видит то, что хочет видеть.
Нимандер заметил, что Кедевисс и Араната прислушиваются; на лице последней обычное выражение невинной голубки сменилось леденящей пустотой. Нимандер слишком хорошо знал ее, и внезапно пот потек под его одеждами. — Хватит, Ненанда. Все это чепуха.
— Неправда, — возразил Ненанда. — Он должен знать. Почему мы пережили битвы, в которых все остальные пали. Он должен понять.
— С этим покончено, — настаивал Нимандер.
— Нет, — сказал Скиньтик. — Ненанда на этот раз прав. Он прав. Скол ведь желает привести нас к этому умирающему богу. Что бы он ни планировал, мы словно бы не существуем. Безгласные…
— Бесполезные, — встрял Ненанда.
Нимандер отвел взгляд. Падали все новые селяне; те, что лежали на полу, начали дергаться, извиваясь в лужах собственных выделений. Незрячие, запавшие глаза экстатически вращались в орбитах. — Если именно я сделал нас… безгласными, простите.
— Хватит чепухи, — сочувственно произнес Скиньтик.
— Согласен, — заявил Ненанда. — Раньше я не соглашался… я был сердит на тебя, Нимандер. За то, что ты ничего не рассказываешь этому так называемому Смертному Мечу Тьмы. Насчет нас, насчет того, кем мы были. Через что прошли. Я пытался сам рассказывать — но без толку. Скол не слушает. Никого не слушает, кроме себя.
— А Десру? — спросил Нимандер.
Ненанда фыркнул: — Она лелеет собственную тайну.
Такое умное наблюдение удивило Нимандера. Но это не было ответом на его неловкий вопрос.
Скиньтик, однако, понял его. — Она остается одной из нас. Когда наступит нужда, ты не должен сомневаться в ее преданности.
Кедевисс сказала тоном, полным сухого презрения: — Преданность — не главная добродетель Десры, брат. Не придавай ей слишком много веса.
Скиньтик озадаченно спросил: — Но на какие добродетели Десры нам полагаться, Кедевисс?
— Там, где дело доходит до самосохранения, суждения Десры точны. Она никогда не ошибается. Она сделала выживание результатом острого зрения. Десра видит четче и дальше, чем все мы. Вот ее добродетель.
Скол возвращался, Десра повисла у него на локте, словно женщина, одержимая ужасом.
— Умирающий бог скоро прибудет, — сказал Скол. Он спрятал цепочку с кольцами; в нем ощущалось беспокойство, из которого темным облаком росло обещание насилия. — Вы все должны уйти. Я не желаю прикрывать вас, если дела обернутся плохо. У меня не будет времени. Я не стерплю позора, если вы начнете гибнуть. Поэтому убирайтесь. Ради вашего же блага.
Нимандер потом вспоминал: вот момент, в который он должен был сделать шаг вперед, взглянуть Сколу в глаза — смело, показывая дерзость и таящееся за ней обещание. Вместо этого он повернулся к родичам. — Идемте, — сказал он.
Глаза Ненанды расширились, щека задергалась. Затем он резко повернулся и вышел из таверны.
