Стивен Эриксон - Дань псам
Злобное заклинание заполнило разум, когда он смотрел вниз, на лицо тонущего Чаура. «Слишком поздно!»
Но он плюнул в пасть злобной радости слов. Да, в тот раз он смог. Он сказал «нет» и выиграл. Нет цены подобной победе.
Достаточно, чтобы человек продержался еще немного. Достаточно, чтобы он смог встретить взгляд женщины и не вздрогнуть от увиденного в ее глазах…
Они шли сквозь толпу, и лица мелькали в переплетениях дрожащего света. Разухабистые песни на местном языке, кувшины и фляжки, даримые с пьяной щедростью. Громкие приветствия, кучки бродяг на углах, руки, шарящие под рваными одеждами. Запах секса повсюду. Баратол остановился и повернул голову. Сциллара усмехалась. — Ты завел нас в самые необычные места, Баратол. Что, улица позвала?
Чаур стоял около ближайшей парочки, разинув рот и бессознательно качая головой в характерном ритме.
— Боги, — прошептал Баратол. — Я и внимания не обратил.
— Как скажешь. Ясно, ты был на корабле слишком долго и совсем один, готова поклясться. Или Злоба решила…
— Нет, — сказал он сурово. — Злоба ничего такого не решала.
— Что же, тогда город позвал тебя восторгами плоти! Точнее, вот эта улица…
— Прекрати, прошу.
— Ты не подумал, что и мне здесь неуютно?
Баратол поморщился, кивнул на Чаура: — Его тоже беспокоит…
— Нет! Он восторгается. Почему бы нет?
— Сциллара, тело у него мужское, но разум детский…
Улыбка Сциллары увяла. Она задумчиво кивнула: — Знаю. Неловкий.
— Лучше нам уйти.
— Правильно. Найдем где-нибудь ужин — а потом будем строить планы. Но, полагаю, вопрос еще не снят — он ведь учуял запах всего этого.
Подойдя к Чауру с двух сторон, они развернули его и повели в сторону. Сначала дурачок сопротивлялся, но затем ускорил шаг, присоединив к ближайшему хору громкое мычание, вполне соответствующее по настрою более связному пению горожан.
— Ну, разве мы не заблудились? — сказала Сциллара. — Нужно найти для себя цель… всей жизни. Да, давай обсудим наш главный порок. Никогда не думаем, что будет завтра или через день. Что делать с остатком жизни, вот ценный вопрос.
Он застонал.
— Серьезно. Если бы ты хотел получить что-то одно, тогда что именно?
«Второй шанс». — Бессмысленный вопрос, Сциллара. Я открою кузницу, буду работать день и ночь. Начну честную жизнь.
— Вот с чего надо начать. Список необходимых дел. Оборудование, расположение, взносы Гильдии и так далее.
Он видел, что она старается. Усердно пытается сдержать свои чувства сейчас, и в следующий миг, и в последующий… сколько сможет.
— Я не приму платы, Сциллара, но приму от тебя дар. И дам свой в ответ.
— Отлично. Я готова принять твою помощь и всё такое.
— И хорошо. Смотри: там дворик со столами, я вижу толпу народа. Все едят и пьют. Можем постоять у столика, подождать, пока не уползет какой-нибудь бедняга. Думаю, недолго.
* * *Дымка отвела босую ногу от паха Хватки и не спеша выпрямилась на стуле. — Осторожно, — пробормотала она, — погляди на троицу, что стоит вон там.
Хватка скривилась: — Ты всегда будешь позорить меня на людях, Дым?
— Не глупи. Ты просто-таки сияешь…
— От смущения. И погляди на Дергуна — у него лицо что панцирь у печеного краба.
— Всегда так.
— Мне все равно, — сказал Дергунчик и облизнулся. — Мне все равно, чем вы заняты на людях и в любимой своей комнате, той, в которой тонкие стены и скрипящий пол и щель в двери…
— Двери, к которой ты прямо прикипел, — фыркнула Хватка, только теперь повернувшаяся, чтобы разглядеть новых посетителей. Она вздрогнула и пригнулась над столом. — Боги подлые. Нет, этот медведь выглядит знакомо.
— Я пытаюсь починить. Работаю аж все время…
— Ты больше работаешь глазом, прижимаясь к щели, — сказала Дымка. — Думаешь, мы не знаем, когда ты там потеешь и кряхтишь как…
— Тихо! — зашипела Хватка. — Вы не слышали? Я сказала…
— Да, он похож на Калама Мекхара, — сказал Дергунчик, тыкая ножом в остов курицы посредине тарелки. — Но он ведь же не Калам? Слишком высокий, слишком большой, слишком дружелюбный с виду. — Он нахмурился и подкрутил ус. — Кто нам подсказал сегодня ужинать здесь?
— Тот бард, — ответила Хватка.
— Наш бард?
— Да, на остаток недели.
— Он рекомендовал?
— Сказал, мы могли бы поужинать здесь ночью, вот и все. Это рекомендация? Может, да, может, нет. Он странный тип. Еще сказал, здесь не закроют до утра.
— Цыпленок слишком тощий. Не знаю, как они ощипывали проклятого, но я до сих пор перья жую.
— Надеюсь, ты не притронулся к ножкам. Они их даже не мыли.
— Конечно, мыли! — возмутился Дергунчик. — Это был соус…
— Соус бывает красным. А на его ногах что-то бурое. Если хочешь, чтоб тебя стошнило, Хватка — погляди, как ест Дергун.
— Ножки были самым вкусным, — заявил фалариец.
— Ясно, он с Семиградья, — заметила Хватка. — Как и остальные.
— Толстуха любит ржавый лист.
— Если она толстая, Дергун, то я тоже.
Дергунчик отвел глаза.
Хватка ударила его кулаком в висок.
— Ох, за что?!
— Я ношу доспехи и толстый ватник, забыл?
— Ну, а она нет. Правильно?
— Она прекрасна, — заявила Дымка. — Готова поспорить, она редко когда стыдится.
Хватка послала сладкую улыбочку: — Почему бы не подойти, не проверить?
— О, ревнивая.
Дергунчик вдруг заерзал на стуле: — Если у тебя ноги очень длинные, Дым — достань обоих сразу! Я бы мог…
В стол перед отставным сержантом вонзились два ножа. Он выпучил глаза, кустистые брови высоко взлетели. — Просто идея. Не надо так заноситься. Обеим.
— Возможно, он все же другой Калам, — сказала Хватка. — Коготь.
Дергунчик подавился, закашлялся и замахал руками. Когда перевел дыхание, то лег грудью на стол, чуть не упав. Пожевал усы, пострелял глазами на Дымку и Хватку. — Слушайте, если он тот, надо его убрать.
— Почему?
— Может, он охотится на нас, Хва. Может, прислан покончить со Сжигателями Мостов раз и навсегда.
— Почему бы им заботиться? — спросила Хватка.
— А может, нас бард сдал. Как думаете?
Дымка вздохнула, встала: — Как насчет чтобы пойти и спросить?
— Тебе титьку хочется потрогать, — снова улыбнулась Хватка. — Так иди, Дымка. Иди. Увидишь — она тебе подарит сногсшибательный поцелуй.
Дымка дернула плечом и направилась туда, где трое гостей только что заняли столик.
Дергунчик снова поперхнулся, ухватил Хватку за рукав и прохрипел: — Она идет прям к ним!
Хватка облизала губы. — Я даже не думала…
— Она почти там — они видят — не оглядывайся!
* * *Баратол увидел малазанку, пробирающуюся к ним. Ни цветом кожи, ни чертами лица, ни одеждой она не отличалась от любой женщины из даруджей или обитателей Генабариса; однако он сразу понял. Малазанка, и даже из ветеранов. Треклятая морская пехота.
Сциллара заметила, куда он смотрит, и изогнулась на стуле. — Отличный вкус, Баратол. Кажется, и ей ты…
— Тихо, — шепнул Баратол.
Изящная женщина подошла, спокойные карие глаза уставились на Баратола. Она сказала на малазанском: — Я знала Калама.
Он фыркнул:- Да, он был популярным человеком.
— Кузен?
Он пожал плечами. — Может быть. А вы из посольства?
— Нет. А вы?
Глаза Баратола сузились. Он покачал головой: — Приехали сегодня. Я никогда напрямую не служил вашей империи.
Она вроде бы раздумывала над сказанным. Потом кивнула: — Мы в отставке. Никому не причиняем неприятностей.
— Воистину в отставке.
— У нас бар. «К’рул», в районе Имений, около Суетных ворот.
— И как, процветает?
— Трудно было начать, но мы уже развернулись. Вроде.
— И хорошо.
— Идемте, я плачу за первый круг.
— И мы могли бы.
Женщина глянула на Сциллару и подмигнула. Отвернулась, пошла назад к своему столику.
— И что произошло? — спросила Сциллара.
Баратол улыбнулся: — Ты про подмигивание или про остальное.
— Подмигивание я поняла, спасибо… Остальное.
— Готов спорить, они дезертиры. Боялись, что мы могли быть имперцами. Может, Когтями, доставившими послание от Императрицы — обычное послание дезертирам. Они знали Калама Мекхара, моего родственника, который был сначала Когтем, а потом Сжигателем Мостов.
— Сжигателем. Я слышала о них. Самая страшная изо всех военных сил. Начали в Семи Городах и потом ушли с Даджеком.
— Точно.
— Так они думали, ты приехал их убить.
— Да.
— И одна решилась подойти и поговорить. Это кажется либо невероятно смелым, либо полностью глупым.
— Первое, — сказал Баратол. — Чего еще ожидать от Сжигателей, дезертиры они или нет.
Сциллара повернулась, начав весьма откровенно разглядывать двух женщин и рыжего бородача, что сидели за столиком на той стороне пятачка. И не вздрогнула, когда взгляды всех троих обратились на нее.