Скотт Линч - Красные моря под красными небесами
– Ну, если так карта ляжет…
«Ядовитая орхидея», убрав паруса, встала у кормы «Зимородка», под ветром. На борту «Орхидеи» громогласно прозвучало троекратное «ура».
– Слышишь? Так своих приветствуют, – сказал Жан. – Нас с тобой. Мы теперь – не помойная вахта, а пираты.
– Все равно они чужа…
– Нет, не чужаки, – возразил Жан.
– Ну… – Локк взглянул на корму, где лейтенант Дельмастро стояла у штурвала «Зимородка». – Для тебя, может, кое-кто и не чужой, а вот для меня…
– Знаешь что…
– А, мне все равно, за какими развлечениями ты здесь время коротаешь, – поморщившись, сказал Локк. – Главное – о нашем деле не забывай. А наше дело – со Страгосом расправиться.
– Я? За развлечениями?! – сердито выдохнул Жан, готовый с кулаками наброситься на Локка. – О боги, так вот что тебя мучает! Вот почему у тебя на душе свербит! Да, ты себя убедил, что самой желанной для тебя женщины не заполучить, и в своем отчаянии возомнил, что и все остальные о том же скорбят безмерно.
Локк отшатнулся, словно пронзенный клинком в сердце:
– Жан, не смей даже…
– Что – не смей? Сколько можно упиваться своим несчастьем, носиться с ним как со святой реликвией?! Не смей упоминать Сабету Белакорос… Не смей говорить о представлениях… о Джасмере, об Эспаре, о прочих делах, которые мы вместе проворачивали… Между прочим, мы с тобой девять лет бок о бок с ней прожили! И о ней я не упоминаю исключительно потому, что тебя расстраивать не хочу… Тьфу ты! Я обетов воздержания не давал и жить монахом не намерен! В конце концов, я не твоя тень, у меня своя жизнь есть…
Локк отпрянул:
– Жан! Жан, я не… Я не хотел…
– И ради всех богов, прекрати называть меня Жаном!
– Да-да, конечно… – холодно произнес Локк. – Всенепременно. А то мы так увлечемся, что о лицедействе забудем. Нижние палубы я сам осмотрю. Ступай к своей Дельмастро, а то она еле на ногах стоит. Вон, видишь, за штурвал схватилась, чтобы не упасть.
– Ты…
– Ступай уже, – сказал Локк.
Жан собрался было уходить, но остановился:
– Пойми, я любую участь с тобой разделю, никогда тебя не покину, но этих людей ни за что не предам, даже ради нас с тобой. А если ты считаешь, что это ради нас с тобой необходимо, то я тебе не позволю.
– Погоди, я не понял… Что все это значит?
– А то и значит, что тебе есть о чем подумать, – буркнул Жан и ушел.
Моряки «Ядовитой орхидеи» запрыгивали на палубу флейта, сцепляли борта кораблей крюками, закрепляли канатами.
– О Святые Сущности! – воскликнул Утгар. – Равейль, нам лейтенант о твоих подвигах рассказала! Джеремиты… Ну ты и отличился!
Труп Маля по-прежнему лежал у грот-мачты; Жан, бросившись к штурвалу, подхватил на руки обессиленную Эзри. Локк, обведя корабль рассеянным взглядом, с размаху воткнул саблю в палубу; клинок закачался из стороны в сторону.
– Да уж, отличился… – вздохнул Локк. – Победа снова за мной. Ура!
Глава 11
Все остальное – правда
1– Введите пленников, – велела капитан Дракеша.
Глубокой ночью «Ядовитая орхидея» стояла на якоре под безлунным, усеянным звездами небом. У поручней на юте, подсвеченная алхимическими фонарями, грозно высилась Дракеша. С плеч капитана ниспадал кусок брезента, долженствующий изображать мантию, а голову – подобием традиционного парика веррарского судьи – покрывала кипа каболки. Все моряки «Ядовитой орхидеи» столпились вокруг пленников.
Девятнадцать матросов «Красного гонца», уцелевшие в утреннем сражении, сейчас смущенно переминались на шкафуте, связанные по рукам и ногам. Локк неуклюже придвинулся к Жану и Джебрилю.
– Секретарь суда, что за жалкий сброд вы нам доставили? – спросила Дракеша.
– И впрямь сброд, ваша честь, – признала лейтенант Дельмастро, одной рукой сжимая пергаментный свиток, а другой придерживая такую же копну каболки, норовящую сползти с головы.
– Все до одного – задохлики, выродки и забулдыги, – вздохнула Дракеша. – Что ж, ничего не поделаешь. От праведного суда им не уйти.
– Верно, ваша честь.
– В чем их обвиняют?
– О ваша честь, от их жутких преступлений кровь в жилах сиропом слипается! – Дельмастро развернула свиток и провозгласила: – Эти мерзавцы, дерзновенно презрев любезное гостеприимство самого́ архонта Тал-Веррара, бессовестно сбежали из роскошных апартаментов, предоставленных означенным архонтом не где-нибудь, а в Наветренном Утесе, и, более того, нагло похитили линейный корабль военно-морского флота, находящегося в ведении упомянутого архонта, будь он неладен, с коварным намерением превратить его, то бишь украденное судно, в пиратский корабль.
– Какой позор!
– Вот именно, ваша честь. Смею заметить, дело чрезвычайно запутанное. В довершение всего некоторых пленников обвиняют в подстрекательстве к бунту, а некоторых – в преступном невежестве и неосведомленности.
– Как это? Одних обвиняют в одном, а других – в другом? Нет, в моем суде такого беспорядка я не допущу. Всех скопом следует обвинить во всем.
– Есть, ваша честь! Так и запишем: бунтовщиков обвинить в преступном невежестве, а невежд – в непозволительном бунтовстве.
– Великолепно. Нет, превосходно и весьма поучительно. Наверняка мое решение войдет в анналы истории.
– Ваша честь, об этом напишут толстые тома.
– А еще в чем эти охальники замечены?
– В разбойном нападении и вооруженном грабеже под красным флагом, ваша честь. Пиратский набег в водах Медного моря сего двадцать первого дня месяца фесталя нынешнего года.
– Отвратительный, невообразимо гнусный поступок! – выкрикнула Дракеша. – Не забудьте сделать пометку в ваших записях, что от омерзения судья едва не лишилась чувств. А желает ли кто-нибудь выступить в защиту обвиняемых?
– Нет, ваша честь. У пленников нет ни медяка за душой.
– Ах вот как?! А по законам какой державы их следует судить?
– Ваша честь, ни одна держава на свете не признает их существования и не выразит желания их защитить.
– Вот незадача… Что ж, этого и следовало ожидать. Вполне естественно, что эти несчастные создания, лишенные благотворного влияния и вдохновляющего примера своих соплеменников, чуждаются добродетели, как морового поветрия. А нельзя ли изыскать доводы для смягчения наказания?
– Увы, ваша честь, это вряд ли выполнимо.
– В таком случае для создания всеобъемлющего представления о нравственном облике подсудимых необходим еще один, последний штрих. Секретарь суда, что именно известно о сообщниках и ближайшем окружении обвиняемых?
– Ваша честь, по моим сведениям, эти несчастные якшаются с офицерами и матросами «Ядовитой орхидеи».
– О боги! – вскричала Дракеша. – Я не ослышалась? Вы упомянули «Ядовитую орхидею»?
– Да, ваша честь.
– Виновны! Виновны по всем статьям! Виновны в глубочайшей мере! Виновны в самых страшных злодеяниях, известных человечеству! – Дракеша содрала с головы дурацкий каболковый парик и швырнула его на палубу.
– Замечательный приговор, ваша честь.
– Итак, по решению суда, незыблемого в своей верховной власти и неколебимого в своих воззрениях, за прегрешения и проступки, совершенные в море и против моря, преступники будут отданы морской пучине. За борт их! И да не торопятся боги смилостивиться над их пропащими душами.
Толпа с восторженными воплями набросилась на пленников и поволокла их к левому борту, где у поручней лежала грузовая сеть, прикрепленная со всех сторон к разостланному на палубе парусу. Бывших матросов «Красного гонца» согнали на сеть, а несколько десятков моряков, возглавляемые Дельмастро, отправились к кабестану – вертикальному вороту, установленному на палубе.
– К исполнению приговора готовьсь! – отдала приказ Дракеша.
– Навались! – крикнула Дельмастро.
На нижних реях фок– и грот-мачт установили тали – сложную подъемную систему блоков и тросов, – и, как только моряки начали вращать кабестан, углы паруса и прикрепленной к нему сети стали подниматься; через несколько секунд все пленники оказались в прочном парусиновом мешке, будто звери, пойманные в охотничьи тенета. Локк вцепился в грубую сеть, стараясь не попасть в самую гущу тел, плотно прижатых друг к другу. Матросы беспомощно толкались, вертелись и сыпали проклятьями, а тем временем парусиновый мешок, покачиваясь, повис в пятнадцати футах над темной водой за бортом.
– Секретарь суда, приведите приговор в исполнение! – скомандовала Дракеша.
– Опускай!
«Не может быть…» – только и успел подумать Локк.
Мешок с пленниками стремительно погрузился в воду. Те самые люди, которые в относительном молчании вступили в смертельную схватку с джеремитами на борту «Зимородка», сейчас беспомощно вопили и проклинали все на свете. В воде туго стянутый мешок немного разошелся, так что барахтаться стало чуть просторнее, однако странно было ощущать, как парусина с сеткой, просевшая под весом тел, опускалась в толщу воды, будто на пуховую подушку.