Джо Аберкромби - Герои
В паре шагов от Финри властно расставил ноги северянин, уперев руки в бока, а голову слегка откинув назад, в позе человека, привыкшего к неукоснительному и быстрому подчинению. Короткие волосы с проседью, лицо острое, как долото, в зарубках старых шрамов. На плечах мягко поигрывала блеском звеньев массивная золотая цепь. Персона, безусловно, важная. Во всяком случае, таковой себя считает.
За ним стоял человек постарше, продев большой палец в пояс возле рукояти видавшего виды меча. Скулы серебрились не то длинной щетиной, не то короткой бородой, а на щеке красовался свежий рубец, багровый с розовыми краями, прошитый безобразными стежками. Вид у человека был какой-то невеселый и вместе с тем подчеркнуто решительный, как будто он не ожидал впереди ничего хорошего, но не видел способа этого избежать, а потому был намерен нести свою ношу до конца, чего бы это ему ни стоило. Видимо, подручный человека с цепью.
Глаза Финри привыкли к скудному свету, и она различила в затенении у стены третью фигуру – как ни странно, женщины. Причем с черной кожей. Женщина была высокая и худая, в длинном распахнутом плаще, под которым виднелось тело, перемотанное повязками из марли. Впечатление такое, будто она росла прямо из пола.
Несмотря на соблазн, Финри в ее сторону не обернулась. Вместе с тем она чувствовала, что за спиной у нее еще один человек, хрипло дышит на пределе слышимости. Наверняка тот самый, с металлическим глазом. Вот бы знать, держит ли он сейчас в руке свой ножичек, и если да, то как близко от ее спины. От одной этой мысли зачесалась кожа под грязнющим платьем.
– Это, что ли, она и есть? – едко ухмыльнулся человек с цепью.
Когда он повернул голову к чернокожей, стало заметно, что на месте одного уха у него лишь складка от старого шрама.
– Да.
– Что-то она не выглядит спасением от моих передряг.
Женщина немигающе уставилась на Финри.
– Быть может, раньше она выглядела поприличней.
Глаза у нее были как у ящерицы, глянцево-черные и пустые.
Человек с цепью сделал шаг, и Финри заставила себя не отпрянуть и не съежиться. Что-то в облике и повадках этого исчадия исподволь давало понять, что он может вот-вот сорваться на насилие, а каждое незначительное с виду движение может обернуться ударом кулаком или головой, если не хуже. Что его так и тянет ее удушить и он постоянно себя сдерживает, пытаясь как-то отвлечься разговором.
– Ты знаешь, кто я?
Финри приподняла подбородок, пытаясь, наверняка безуспешно, выглядеть неустрашимой. Сердце билось о ребра так, что это непременно слышалось со стороны.
– Нет, – ответила она на языке северян.
– А, так ты меня понимаешь.
– Да.
– Я Черный Доу.
– Вот как, – она даже не знала, что сказать. – Я думала, ты выше.
Доу приподнял бровь с полоской шрама и оглянулся на подручного. Тот с присущей возрасту степенностью пожал плечами.
– Ну что сказать? Ты короче, чем твоя репутация.
– Все мы в основном такие.
Доу, прищурившись, оглядывал Финри, осмысливая ее фразу.
– Ну а твой отец? Он выше меня?
Им известно, кто она. И кто ее отец. Непонятно как, но они все знают. Это или хорошо, или очень-очень плохо. Она взглянула на человека постарше, и тот, кажется, чуть виновато улыбнулся, но тут же болезненно поморщился – видно, напряг швы. Детина с металлическим глазом переступил с ноги на ногу, отчего скрипнула половица. Нет, от этой своры ничего доброго не жди.
– Мой отец примерно с тебя, – ответила Финри сипловатым полушепотом.
Доу осклабился.
– Что ж, получается, рост, черт возьми, в самый аккурат.
– Если ты думаешь добиться от него через меня какой-то выгоды, то будешь разочарован.
– В самом деле?
– Ничто не поколеблет его перед долгом.
– А лишиться тебя ему разве не жалко?
– Жалко. Но он лишь жестче будет сражаться с тобой.
– О, да я такого человека сердцем чувствую! Сильный, преданный, от правильности так и пучится. Снаружи прямо-таки железо, а внутри… – Доу постучал себя пальцем по груди и грустно скривился, – внутри он все чувствует. Все как есть чувствует, вот здесь. Берет на душу. И плачет втихую, когда рядом никого нет.
Финри посмотрела на него как могла твердо.
– Я вижу, вы с ним близки.
Доу выставил оскал, как убийца выставляет нож.
– Сдается мне, мы с ним вообще как долбаные близнецы-братья.
Его подручный фыркнул; женщина обнажила в улыбке полный рот до невозможности белых, безупречных зубов. Детина с металлическим глазом не произнес ни звука.
– Ну вот и хорошо, что ты не надеешься на поблажки от своего папаши. Тем более что в мои намерения не входит тебя выторговывать, просить выкуп или даже отсылать ему твою голову через реку в коробочке. Хотя посмотрим, как пойдет разговор – ты еще можешь изменить мое мнение на этот счет.
Возникла долгая пауза, Доу смотрел на Финри, а она на него. Как обвиняемая, ждущая от судьи оглашения приговора.
– А я тебя, пожалуй, отпущу, – сказал он. – Пусть знает, что мне уже обрыдло лить кровь за эту никому не нужную хренову долину. Передашь ему, что я желаю потолковать.
Он громко втянул воздух и пожевал его губами как что-то скверное на вкус.
– Поговорить насчет… мира.
Финри моргнула.
– Поговорить?
– Точно.
– Насчет мира?
– Ага.
Голова пошла кругом. Словно хмель загулял по телу от внезапной надежды жить, увидеть мужа и отца. Однако это надо отодвинуть в сторону, смотреть глубже. Финри с глубоким вздохом расправила плечи.
– Мне кажется, замысел не самый удачный.
Отрадно было видеть на лице Черного Доу неподдельное удивление.
– Да? А что так?
– Да вот так.
Трудно выглядеть солидно, когда ты в синяках и ссадинах, рванине, грязи, да еще в окружении непримиримых врагов. Но Финри пыталась. Покладистостью здесь не возьмешь. Черный Доу желает иметь дело с кем-то сильным, вроде него самого. Это придает ему силы в собственных глазах. Так что чем уверенней она будет держаться, тем в большей она безопасности. А потому Финри приподняла подбородок и посмотрела прямиком ему в глаза.
– Тебе нужно сделать жест доброй воли. Дать моему отцу убедиться, что твои намерения серьезны. Что ты хочешь вести переговоры. Доказать свое здравомыслие.
Черный Доу фыркнул.
– Слышь, Зобатый? Добрый жест. От меня.
Его подручный пожал плечами.
– Ну а что. Покажи свое здравомыслие.
– Какое еще доказательство может быть, кроме того, чтобы отослать обратно его дочь без дырки в голове? – проскрежетал Доу, оглядывая Финри сверху донизу. – Или даже наоборот, без головы в ее дырке.
Финри пропустила это мимо ушей.
– После вчерашнего боя у тебя должны оставаться пленные.
Если их всех не перебили. Что вполне возможно, если судить по глазам этого изувера.
– Конечно, пленные у нас есть. – Доу, подходя ближе, склонил голову. – Или ты меня совсем уж за зверя держишь?
Честно признаться, да.
– Я хочу, чтобы их освободили.
– Да неужто. И прямо-таки всех?
– Именно.
– Небось еще и за здорово живешь?
– Жест доб…
Он дернулся вперед, чуть ли не нос к носу; на крепкой шее вздулись воловьи жилы.
– Да кто ты такая, чтобы что-то тут себе выторговывать, ты, сучка драная…
– Я ничего себе не выторговываю, понял?! – пролаяла Финри в ответ, показывая зубы. – Это ты, драть тебя, думаешь что-то выторговать у моего отца, и он может потребовать у тебя все, что угодно! Иначе б ты и напрашиваться на переговоры не стал!
Щека у Доу задергалась, и на миг Финри пронзила уверенность, что сейчас ее изметелят в хлам. Или же подадут знак палачу с металлическим глазом, и он рассечет ее от головы до задницы. Доу замахнулся, и она поняла: вот она, смерть, на волоске… Но он лишь оскалился и нежно погрозил ей пальцем.
– Однако ты шустрая.
И, повернувшись к чернокожей, добавил:
– А ты не говорила, что она такая хваткая.
– Я потрясена до самого основания, – сказала та с видом потрясенным, как та стена, что у нее за спиной.
– Ну ладно, – согласился Доу. – Так и быть, отпущу кого-нибудь из раненых. Не хватало еще, чтоб они будили меня своими стонами. Выпущу дюжин эдак пять.
– А у тебя их больше?
– Намного, только добрая воля у меня достаточно хрупка. Больше пяти дюжин может и не вынести.
Час назад Финри не знала, как спастись самой. А теперь выйти из всего этого живой да еще вызволить шесть десятков человек – с ума можно сойти. Хотя надо бы попробовать еще кое-что.
– Там со мной взяли еще одну женщину…
– Нет, на это я пойти не могу.
– Ты еще не знаешь, о чем я хочу попросить.
– Знаю, и ничего не могу поделать. Стук Врасплох, тот тварина-дикарина, что вас пленил? Так ведь он невменяемый, как дикобраз во время случки. И мне он не подчиняется. Да и вообще никому. Ты не представляешь, чего мне стоило заполучить тебя. Ни на кого другого меня уже не хватит.
