Стефани Майер - Сумерки / Жизнь и смерть: Сумерки. Переосмысление (сборник)
Я улыбнулся.
– Нисколько.
Я выбрался из пикапа, она обогнала меня, направилась вперед и исчезла. В окнах дома вспыхнул свет.
Она встретила меня в дверях. Странно было видеть ее в моем доме, в привычной будничной обстановке. Я вспомнил игру, в которую мать часто играла со мной, когда мне было лет пять. «То, да не то – один из этих предметов не похож на остальные».
– Дверь была не заперта?
– Нет, я открыла ее ключом из-под карниза.
Ключ из-под карниза я при ней ни разу не доставал. Я вспомнил, как она разыскала ключ от пикапа, и пожал плечами.
– Ты ведь есть хочешь, да? – она направилась в кухню так, словно миллион раз бывала в этом доме. Включив свет, она устроилась на том самом стуле, на котором я ее себе представил. Кухня уже не казалась обшарпанной – возможно, потому, что я смотрел только на Эдит. Я застыл на месте, пытаясь осмыслить ее присутствие здесь, в моей стране Рутинии.
– Съешь что-нибудь, Бо.
Я кивнул и сунулся в холодильник. От вчерашнего ужина осталась лазанья. Сначала я отложил себе на тарелку половину, потом передумал, добавил все, что оставалось в кастрюле, и поставил тарелку в микроволновку. Пока тарелка вращалась в ней, наполняя кухню запахом помидоров и орегано, я вымыл кастрюлю. В животе снова заурчало.
– М-да, – откликнулась Эдит.
– Что такое?
– Постараюсь, чтобы в следующий раз у меня получилось лучше.
Я рассмеялся.
– А разве есть что-то, что у тебя получается плохо?
– Я забыла, что ты человек. Надо было мне… ну, не знаю… прихватить еду с собой, устроить пикник.
Микроволновка звякнула, я вытащил тарелку, но она оказалась горячей, пришлось сразу же поставить ее.
– Об этом не беспокойся.
Я взял вилку и принялся за еду, понимая, что по-настоящему проголодался. Первый же кусок ошпарил мне рот, но я продолжал жевать.
– Ну как, вкусно? – спросила она.
Проглотив то, что было у меня во рту, я ответил:
– Даже не знаю. Кажется, обжег себе язык и теперь не чувствую вкуса. Но вчера было вкусно.
Видимо, мой ответ ее не убедил.
– А тебе случается скучать по еде? По мороженому? Или арахисовой пасте?
Она покачала головой.
– Еду я почти не помню. Даже не могу сказать, что любила когда-то. Сейчас она пахнет… несъедобно.
– Обидно.
– Не такая уж большая жертва, – с грустью возразила она, словно думала о других жертвах, куда более значительных.
Поддерживая тарелку снизу кухонным полотенцем вместо прихватки, я перенес ее на стол, чтобы сесть поближе к Эдит.
– А ты скучаешь по чему-нибудь, что осталось в человеческой жизни?
Над ответом она думала недолго.
– Вообще-то нет: чтобы скучать, надо помнить, а я свою человеческую жизнь припоминаю с трудом. Но есть то, от чего я бы не отказалась. Пожалуй, можно даже сказать, что я завидую этому.
– Чему же ты завидуешь?
– Прежде всего – сну. Это здорово утомляет – все время бодрствовать. Мне хотелось бы хоть на время забыться сном…
Я съел еще несколько кусков, обдумывая ее слова.
– Тяжело тебе, наверное. Чем же ты занимаешься по ночам?
Она смутилась, потом поджала губы.
– Ты имеешь в виду – обычно?
Интересно, правильно ли я угадал, что отвечать ей не хочется? Может, вопрос слишком общий?
– Нет, не обязательно. Например, чем ты займешься сегодня ночью, когда уйдешь отсюда?
Напрасно я заикнулся об этом. Я отчетливо сознавал свой промах. Теперь она наверняка уйдет. Но какой бы краткой ни была разлука, я заранее ужасался ей.
Похоже, и Эдит не понравился вопрос, и поначалу я думал, что по тем же причинам. Но потом она скользнула взглядом по моему лицу и отвернулась так, будто ей стало неловко.
– Ну, так что?
Она состроила гримасу.
– Хочешь услышать приятную ложь или правду, которая может тебя расстроить?
– Правду, – сразу выпалил я, хотя и без полной уверенности.
Она вздохнула.
– Я вернусь сюда после того, как ты и твой отец уснете. В последнее время это вошло у меня в привычку.
Я моргнул. Потом еще раз.
– Ты бываешь здесь?
– Почти каждую ночь.
– Зачем?
– Интересно смотреть на тебя, когда ты спишь, – буднично объяснила Эдит. – Ты говоришь во сне.
Я разинул рот. Шея и лицо вспыхнули. Конечно, я знал, что разговариваю во сне, мать часто дразнила меня. Но я не думал, что и здесь у меня будет тот же повод для беспокойства.
Она внимательно наблюдала за мной из-под ресниц.
– Очень сердишься?
Сержусь? Я не знал. Но чувствовал, что причин сгорать от унижения у меня хоть отбавляй. И к тому же не понимал: откуда она слышала мою сонную болтовню? Из окна? Неизвестно.
– Как же ты… где ты… и что я?.. – вопрос я так и не закончил.
Она приложила ладонь к моей щеке. Под ее прохладными пальцами кровь словно вскипела.
– Не бойся, – попросила она. – Я не причинила бы тебе никакого вреда. Честное слово, я всегда держала себя в руках. И если бы почувствовала опасность, сразу ушла бы. Просто… мне хотелось быть рядом с тобой.
– Я… не об этом беспокоюсь.
– Тогда о чем же?
– Что я говорил?
Она улыбнулась.
– Ты скучаешь по своей маме. А когда идет дождь, шум мешает тебе уснуть. Раньше ты часто говорил о своем прежнем доме, теперь уже реже. Однажды ты пробормотал: «Слишком уж зелено», – она засмеялась тихонько, чтобы не обидеть меня.
– А что еще? – потребовал я ответа.
Она поняла, о чем я спрашиваю.
– Ты повторял мое имя, – призналась она.
Я вздохнул, смирившись с поражением.
– Часто?
– Для тебя «часто» – это сколько?
– О, нет… – простонал я.
Так, словно это было для нее просто и естественно, она обняла меня за плечи и положила голову ко мне на грудь. Я машинально обнял ее. Прижал к себе.
– Тебе незачем смущаться, – зашептала она. – Ты ведь уже говорил, что видел меня во сне, – помнишь?
– Это совсем другое дело. Я помню, о чем говорил.
– А если бы мне снились сны, все они были бы о тебе. И я бы этого не стыдилась.
Я погладил ее по голове. В сущности, я ничего не имел против. Я и не ждал, что она будет следовать обычным человеческим правилам. Достаточно и тех правил, которые она установила для себя.
– И я не стыжусь, – шепнул я.
Она издала невнятный звук, почти замурлыкала, прижимаясь щекой к моей груди на уровне сердца.
В этот момент мы оба услышали хруст гравия под шинами, по окнам скользнули лучи фар и осветили нас. Я вздрогнул, разжал объятия, она отстранилась.
– Ты хочешь, чтобы твой отец узнал, что я здесь? – спросила она.
Я лихорадочно соображал, как быть.
– М-м…
– Значит, в другой раз…
И я остался один.
– Эдит? – шепотом позвал я.
В ответ я услышал призрачную усмешку, а потом тишину.
Отцовский ключ повернулся в замке.
– Бо? – позвал Чарли. Раньше этот вопрос смешил меня: я, конечно, кто же еще? А теперь оказалось, что вопрос не настолько неуместен.
– Я здесь.
Надеюсь, волнение в моем голосе он не заметит. Я поспешно схватил еще кусок лазаньи, чтобы встретить Чарли деловито жующим. После целого дня, проведенного с Эдит, мне показалось, что Чарли при ходьбе издает слишком много шума.
– Лазанью доедаешь? – спросил он, заглянув в мою тарелку.
– Ох, извини. Вот, тут еще осталось.
– Ничего, Бо, я сделаю себе сэндвич.
– Извини, – снова пробормотал я.
Чарли шумно расхаживал по кухне, готовя себе ужин. Я доедал свою гигантскую порцию с молниеносной быстротой. И думал о том, что сказала Эдит: «Ты хочешь, чтобы твой отец узнал, что я здесь?» А это не то же самое, что в прошедшем времени – «Ты хочешь, чтобы твой отец узнал, что я была здесь?». Значит ли это, что на самом деле она не ушла? Было бы здорово.
С сэндвичем в руке Чарли сел за стол напротив меня, и я вдруг засомневался, что всего несколько минут назад на этом же самом месте сидела Эдит. В отличие от нее, Чарли идеально вписывался в обстановку. А воспоминания об Эдит казались сном, который просто не может быть реальностью.
– Как прошел день? Сделал все, что собирался?
– Вообще-то нет. Просто… слишком хороший день выдался, чтобы торчать в четырех стенах. Клев был?
– Угу. Хорошую погоду и рыба любит.
Я соскреб с тарелки остатки лазаньи, набил ею рот и принялся жевать.
– Есть планы на вечер? – вдруг спросил он.
Я покачал головой – пожалуй, слишком активно.
– Взвинченный ты какой-то, – заметил он.
Угораздило же его прицепиться именно сегодня.
Я сделал глоток.
– Да?
– Суббота… – задумчиво произнес он.
Я молчал.
– Значит, танцы сегодня пропускаешь…
– Как и собирался, – подтвердил я.
Он кивнул.
– Ну, танцы ладно, это я понимаю. Но может, на следующей неделе пригласишь дочку Ньютонов поужинать или еще куда? Выберись наконец из дома. Пообщайся.
– Я же говорил тебе: она встречается с моим другом.
Он нахмурился.
– Ладно, упустил одну рыбу – подцепишь другую.
– Рыбак из меня так себе – не то что ты.