Стефани Майер - Сумерки / Жизнь и смерть: Сумерки. Переосмысление (сборник)
Она нашла какую-то радиостанцию, где крутили старую популярную музыку, и начала подпевать песне, которую я слышал впервые. Как и все в ней, ее голос был идеальным, она пела точно на октаву выше и знала все слова до единого.
– Любишь музыку пятидесятых?
– В пятидесятые годы музыка была неплохой. Гораздо лучше, чем в шестидесятые или семидесятые… бр-р! – она передернулась. – Восьмидесятые – еще куда ни шло.
– А ты скажешь мне когда-нибудь, сколько тебе лет?
Я не знал, не испорчу ли ей настроение этим вопросом, но она лишь улыбнулась.
– А это важно?
– Нет, но я хочу знать о тебе все.
– Интересно, расстроишься ты или нет, – произнесла она так, словно говорила сама с собой, и засмотрелась на солнце. Шли минуты.
– А ты проверь, – наконец предложил я.
Она вздохнула и посмотрела мне в глаза, на время забыв про дорогу. Должно быть, увиденное придало ей смелости. Она повернулась лицом к последним кроваво-красным лучам угасающего солнца и вздохнула.
– Я родилась в Чикаго в 1901 году. – Она умолкла, искоса посматривая на меня. С бесстрастным лицом, ничем не выдавая, что изумлен, я терпеливо ждал продолжения. Слегка улыбнувшись самой себе, она продолжила: – Карин нашла меня в больнице летом 1918 года. Мне было семнадцать, и я умирала от «испанки» – испанского гриппа.
Услышав вырвавшийся у меня возглас, она снова заглянула мне в глаза.
– Я плохо помню, что со мной было – с тех пор прошло немало времени, а человеческая память ненадежна. – После недолгого раздумья она продолжила: – Но помню, каково мне было, когда Карин спасла меня. Это не пустяк, такое не забывается.
– А твои родители?
– К тому времени они уже умерли от той же болезни. Я осталась одна. Поэтому Карин и выбрала меня. В разгар эпидемии никто даже не заметил, что я исчезла.
– А как она… спасла тебя?
Прошло несколько секунд, прежде чем она ответила. Казалось, она с особой тщательностью подбирает слова.
– Это было трудно. Мало кто из нас наделен выдержкой, без которой этой цели не достичь. Впрочем, Карин всегда была самой гуманной, самым участливой из нас… Вряд ли найдется в истории хоть кто-нибудь, кто сравнится с ней, – она помолчала. – А мне было просто очень и очень больно.
По тому, как она сжала челюсти, я понял, что к сказанному она больше ничего не добавит. И решил отложить эти расспросы на потом. Мое любопытство было далеко не праздным. Этот вопрос мне требовалось осмыслить всесторонне, особенно то, что лишь начинало доходить до меня.
Негромкий голос прервал мои мысли:
– Ее побудило одиночество. Вот причина, которой обычно объясняется выбор. В семье Карин я стала первой, хотя вскоре она нашла и Эрнеста. Он упал со скалы. Его отправили прямиком в морг больницы, несмотря на то, что его сердце еще билось.
– Значит, надо быть при смерти, чтобы стать…
– Нет, это все Карин. Она ни за что не поступила бы так с тем, у кого есть хоть какой-то выбор. – Всякий раз, когда Эдит упоминала о своей приемной матери, в ее голосе звучало уважение. – Правда, она говорит, что обычно бывает легче, когда кровь слабая, – она неотрывно смотрела на уже потемневшую дорогу, и мне снова показалось, что тема закрыта.
– А Элинор и Ройал?
– Следующей в нашу семью Карин привела Ройала. В моем присутствии она была осторожна в мыслях, и лишь гораздо позднее я поняла: она надеялась, что Ройал станет для меня тем же, чем Эрнест стал для нее самой, – она закатила глаза. – Но Ройал навсегда остался для меня просто братом. И всего через два года он нашел Элинор. Он охотился – в то время мы находились неподалеку от Аппалачей, – и столкнулся с медведем, который чуть было не прикончил ее. Ройал отнес Элинор к Карин, более чем за сто шестьдесят километров, боясь, что у него самого ничего не получится. Я только теперь начинаю понимать, с каким трудом ему дался этот путь. – Она многозначительно посмотрела на меня, подняла руку, не выпуская моих пальцев, и провела тыльной стороной ладони по моей щеке.
– Но Ройал справился.
– Да. Он увидел в лице Элинор то, что придало ему силы. С тех пор они неразлучны. Иногда они живут отдельно от нас, как супружеская пара. Но чем более молодыми мы выглядим в глазах окружающих, тем дольше нам удается обходиться без постоянных переездов. Форкс показался нам идеальным местом, поэтому всех нас записали в школу, – она засмеялась. – Думаю, через несколько лет нам опять предстоит их свадьба.
– А Джессамин и Арчи?
– Арчи и Джессамин – редкие существа. У обоих сознательность, как мы это называем, развилась без посторонней помощи. Джессамин принадлежала к… другой семье, совсем не такой, как наша. Она впала в депрессию и какое-то время странствовала в одиночку. Ее нашел Арчи. Как и у меня, у него есть некоторые особые способности.
– Правда? – заинтересованно перебил я. – Но ты же говорила, что только ты умеешь читать мысли людей.
– Так и есть. А у него свои умения. Он видит – то, что может произойти, то, что грядет. Но эти видения субъективны. Будущее не определено раз и навсегда, оно меняется.
Она договорила, сжала челюсти и метнула в меня настолько быстрый взгляд, что я так и не понял, почудился он мне или нет.
– И что же видит Арчи?
– Он увидел Джессамин и понял, что она ищет его, еще до того, как это осознала сама Джессамин. Увидел Карин и нашу семью, и вместе с Джессамин отправился искать нас. Особенно развито у него чутье на нелюдей. Так, он всегда предвидит приближение другой стаи вампиров. И угрозу, которую они могут представлять.
– А разве… таких, как вы, много? – удивился я. Сколько же вампиров живет среди людей?
В голове застряло одно из слов, которые она произнесла. Угроза. Впервые за все время она намекала, что ее мир опасен не только для людей. Я встревожился и уже собирался задать новый вопрос, но она начала отвечать на предыдущий.
– Нет, немного. Но большинству чужд оседлый образ жизни. Только те, кто, как мы, отказались от охоты на человека, – ироничный взгляд в мою сторону, – могут достаточно долго сосуществовать с людьми. Нам удалось найти единственную семью, такую же, как наша, – в одной деревушке на Аляске. Некоторое время мы жили вместе с ними, но нас было так много, что со временем мы стали привлекать внимание. Тем из нас, кто живет… иначе, свойственно объединяться.
– А остальные?
– В большинстве своем кочуют с места на место. Все мы порой ведем такой образ жизни. Как любой другой, он приедается. Но время от времени мы неизбежно сталкиваемся с себе подобными, потому что большинство из нас предпочитает север.
– Почему?
Мы уже стояли перед моим домом, Эдит заглушила двигатель. После рева пикапа тишина казалась абсолютной. Было очень темно, вечер выдался безлунный. Свет на крыльце не горел, и я понял, что отец еще не вернулся.
– Неужели сегодня ты весь день не открывал глаз? – пошутила она. – Думаешь, я способна разгуливать по улицам при свете солнца, не создавая аварий?
Я мысленно ответил, что остановить уличное движение она способна даже без всех этих спецэффектов.
– Потому-то мы и выбрали полуостров Олимпик – одно из самых пасмурных мест на планете. Приятно иметь возможность выходить из дома днем. Ты не представляешь себе, как может надоесть за восемьдесят с лишним лет ночная темнота.
– Значит, вот откуда берутся легенды?
– Вероятно.
– А Арчи, как и Джессамин, пришел из другой семьи?
– Нет, в этом и заключается тайна. Арчи вообще не помнит своей человеческой жизни. И не знает, кто создал его. Когда он пробудился, рядом никого не было. Тот, кто сотворил его, ушел, и никто из нас не может понять, почему и как ему это удалось. Если бы не чутье Арчи, если бы он не увидел Джессамин и Карин и не понял, что скоро станет одним из нас, он, скорее всего, одичал бы.
Столько пищи для размышлений, столько еще незаданных вопросов! Но у меня вдруг заурчало в животе. Заинтригованный, я даже не заметил, как проголодался. И только теперь почувствовал, что у меня разыгрался зверский аппетит.
– Извини, что из-за меня ты пропустил ужин.
– Ничего страшного.
– Я мало общаюсь с теми, кто ест человеческую пищу, потому и забыла.
– Мне хочется побыть с тобой еще.
Выговорить эти слова в темноте было проще: я знал, что голос выдаст мою безнадежную зависимость от Эдит.
– А мне нельзя к тебе? – спросила она.
– Ты хочешь? – я не мог представить себе эту богиню сидящей на старом стуле в кухне моего отца.
– Да, если ты не против.
Я улыбнулся.
– Нисколько.
Я выбрался из пикапа, она обогнала меня, направилась вперед и исчезла. В окнах дома вспыхнул свет.
Она встретила меня в дверях. Странно было видеть ее в моем доме, в привычной будничной обстановке. Я вспомнил игру, в которую мать часто играла со мной, когда мне было лет пять. «То, да не то – один из этих предметов не похож на остальные».
– Дверь была не заперта?
– Нет, я открыла ее ключом из-под карниза.
