Кассандра Клэр - Город священного огня (др. перевод) (ЛП)
— Ты должна была любить меня, — сказал он, звуча раздраженно. — Я твой сын. Ты должна любить меня теперь, независимо от того, какой я, будь я похож на нее или нет…
— В самом деле? — Джослин прервала его. — Ты меня любишь? Просто потому, что я твоя мать?
— Ты не моя мать, — ответил он. Его губы дрожали. — Подойди. Посмотри на это. Позволь мне показать тебе, что моя настоящая мать дала мне.
Он достал стило из-за пояса. Это встряхнуло Джослин — она иногда забывала, что он был сумеречным охотником и мог использовать их оружие. Со стило, он подошел к каменной стене и начал рисовать. Руны, которые она узнала. Те, что все сумеречные охотники знали, как рисовать. Камень начал становиться прозрачным, и Джослин взяла себя в руки, чтобы увидеть то, что было за стенами.
Вместо этого она увидела комнату консула в Гарде в Аликанте. Джиа сидела за ее огромным столом, покрытым кучей бумаг. Она выглядела измученной, ее черные волосы были пронизаны нитями белого. На столе перед ней была открытая папка. Джослин могла видеть фотографии пляжа: песок, серо-голубое небо.
— Джиа Пенхаллоу,— сказал Себастьян.
Голова Джии дернулась. Она поднялась на ноги, папка упала на пол и бумаги рассыпались в беспорядке.
— Кто это? Кто здесь?
— Ты меня не узнаешь? — Произнес Себастьян с ухмылкой в голосе.
Джиа отчаянно глядела вперед. Было очевидно, что чтобы она ни видела, изображение не было четким.
— Себастьян, — выдохнула она. — Но ведь еще не прошло два дня.
Джослин протиснулась мимо него.
— Джиа, — сказала она. — Джиа, не слушай его. Он лжец…
— Еще слишком рано, — сказала Джиа, как будто Джослин не говорила, и она поняла, к своему ужасу, что Джиа не могла видеть или слышать ее. Как если бы ее там не было. — Я не могу ответить сейчас, Себастьян.
— О, а я думаю, что ты можешь, — сказал Себастьян. — Не так ли?
Джиа расправила плечи.
— Если ты настаиваешь, — ледяным тоном произнесла она. — Совет обсудил твою просьбу. Мы не доставим тебе ни Джейса Лайтвуда, ни Клариссу Фэйрчайлд…
— Клариссу Моргенштерн, — сказал Себастьян. На его щеке дернулась мышца. — Она моя сестра.
— Я называю ее по тому имени, что она предпочитает, как и тебя, — сказала Джиа. — Мы не будем заключать договор на крови с тобой. Не потому, что мы думаем, будто наша кровь ценнее крови нежити. И не потому, что мы не хотим вернуть твоих заложников обратно. Дело в том, что мы не можем мириться с твоей тактикой запугивания.
— Как будто я искал вашего одобрения, — усмехнулся Себастьян. — Ты понимаешь, что это значит? Я пришлю вам голову Люка Гэрровэя на блюдечке.
Джослин почувствовала, как будто кто-то ударил ее в живот.
— Ты мог бы, — сказала Джиа. — Но если ты причинишь вред хоть одному из заключенных, то это будет война на истребление. И мы верим, что ты боишься войны с нами также сильно, как и мы с тобой.
— Ваша вера неверна, — сказал Себастьян. — И я думаю, если вы посмотрите, то поймете, что не имеет особого значения, что вы решили не доставлять Джейса и Клэри ко мне, аккуратно завернутых, как ранний рождественский подарок.
— Что ты имеешь в виду? — голос Джии дрогнул.
— О, это было бы удобно, если бы вы решили доставить их, — промолвил Себастьян. — Меньше проблем для меня. Меньше бед для всех нас. Но слишком поздно, видите ли, они уже ушли.
Он покрутил стило, и окно, которое он открыл в мир Аликанте, закрылось перед удивленным лицом Джии. Стена снова стала гладким чистым холстом из камня.
— Ну как? — спросил он, убирая стило за пояс. — Это было забавно, тебе так не кажется?
Джослин нервно сглотнула, хоть у нее и пересохло в горле.
— Если Джейс и Клэри не в Аликанте, то где они? Где они, Себастьян?
Он смотрел на нее мгновение, а затем рассмеялся: смех был чистым и холодным, как ледяная вода. Он все еще смеялся, когда подошел к двери и вышел из камеры, позволяя двери закрыться за собой.
16
Ужасы земли
На Аликанте опустилась ночь, и звезды сияли, словно яркие часовые, отчего башни демонов и вода в каналах — наполовину покрытая льдом — мерцали. Эмма сидела на подоконнике в комнате близнецов и глядела на город.
Эмма всегда думала, что в первый раз приедет в Аликанте с родителями; что мама покажет ей те места, которые она знала в детстве; теперь закрытую Академию, куда мама ходила в школу; дом бабушки и дедушки. Что отец покажет ей памятник семейству Карстаирс, о котором он с такой гордостью всегда говорил. Она никогда не предполагала, что впервые взглянет на башни демонов Аликанте с сердцем, полным горя, что иногда казалось, оно ее задушит.
Лунный свет лился сквозь чердачные окна, освещая близнецов. Тиберий целый день устраивал ужасную истерику, пиная ногами прутья детской кроватки, когда ему сказали, что он не может уйти из дома, крича на Джулиана, когда тот попытался успокоить его, и, наконец, разбив кулаком стеклянную шкатулку для драгоценностей. Для исцеляющих рун он был слишком мал, поэтому Ливви обхватила его руками, чтобы удержать на месте, пока Джулиан пинцетом вытаскивал стекло из окровавленной руки своего младшего брата, а потом как следует ее забинтовал.
В конце концов, Тай рухнул в кровать, хотя и не спал, пока Ливви, спокойная, как и всегда, не легла рядом с ним и не положила свою руку на его забинтованную. Теперь он уснул, повернувшись к своей сестре, голова его покоилась на подушке. Только когда Тай спал, можно было увидеть, насколько необыкновенно красивым ребенком он был: темные боттичеллевские кудри и тонкие черты лица, злость и отчаяние, сглаженные усталостью.
«Отчаяние», — подумала Эмма. Подходящее слово для одиночества в криках Тавви, пустоте в самом сердце, злости Тая и жутком спокойствии Ливви. Никто в десять лет не должен испытывать отчаяние, но она полагала, что больше никак невозможно описать словами то, что пульсировало в ее крови, когда она думала о своих родителях, с каждым ударом сердца звучала скорбная литания: «Погибли, погибли, погибли».
— Привет. — При звуке тихого голоса с порога Эмма подняла голову и увидела Джулиана, стоящего у входа в комнату. Его собственные темные кудри, немного более светлого оттенка, чем черные Тая, были взъерошены, лицо бледное и усталое в лунном свете. Он выглядел тощим, тонкие запястья выглядывали из-под рукавов свитера. В руке он держал что-то пушистое. — Они…
Эмма кивнула.
— Уснули. Да.
Джулиан уставился на кровать близнецов. Вблизи Эмма видела кровавые отпечатки ладоней на кофте Джулса, у него не было времени переодеться. Он сжимал большую игрушечную пчелу, которую Хелен нашла в Институте, когда Конклав вернулся на обыски места. Она принадлежала Тиберию, сколько Эмма себя помнила. Перед сном Тай с плачем просил ее. Джулиан пересек комнату и наклонился, чтобы положить ее на грудь своему младшему братику, потом замер, чтобы с нежностью распутать один из локонов Тая, а затем отстранился.
Когда он отодвигался, Эмма взяла его за руку, и он ей это позволил. Его кожа была холодной, как будто он высовывался из окна в ночной воздух. Она повернула его руку и провела пальцем по коже предплечья. Они так делали, когда еще были маленькими детьми и не хотели, чтобы их застали за разговором во время уроков. За много лет они настолько хорошо в этом преуспели, что могли составлять подробные послания на ладонях друг друга, руках и даже плечах сквозь футболки.
«Т-Ы-Е-Л?» — написала по буквам она.
Джулиан покачал головой, все еще глядя на Ливви и Тая. Его кудри торчали клочьями, будто он водил по ним руками. Она почувствовала легкое касание его пальцев на своем плече.
«Я-Н-Е-Г-О-Л-О-Д-Е-Н».
— Жаль. — Эмма соскользнула с подоконника. — Пошли.
Она прогнала его из комнаты на лестничную площадку в коридоре. Это было небольшое пространство с крутой лестницей, спускающейся в главный дом. Пенхаллоу ясно дали понять, что дети могли есть тогда, когда пожелают, но время приема пищи не было установлено, и семейные трапезы, конечно, не устраивались. Все поспешно съедалось за столами на чердаке, с Тавви и даже покрытым едой Дрю, и только Джулс был ответственен за уборку за ними, стирку их вещей и даже за то, чтобы они вообще ели.
Как только дверь за ними закрылась, Джулиан привалился к стене, откинув голову назад и закрыв глаза. Его худенькая грудь под футболкой поднималась и быстро опускалась. Эмма отступила назад, не зная, что делать.
— Джулс? — позвала она.
Он посмотрел в ее сторону. В тусклом свете его глаза были темными, окруженные густыми ресницами. Ей казалось, что он пытается сдержать слезы.
Джулиан был частью ранних воспоминаний Эммы. Родители их клали вместе в ясли, когда они были еще детьми; видимо, она выползала и прикусывала губу, когда падала на пол. Она не плакала, но при виде ее крови Джулиан начинал кричать, пока не прибегали родители. Первые свои шаги они сделали вместе: Эмма, как всегда, первая, за ней Джулиан, решительно повиснув у нее на руке. Тренироваться они начали одновременно, вместе получили свои первые руны: руна Ясновидения — у него на правой руке, а у нее на левой. Джулиан никогда не любил лгать, но если у Эммы возникали проблемы, он лгал ради нее.
