Марина Ефиминюк - Наследница
– Не переживай, на тебя никто не покушается. Эдмонд согласился отменить обряд. Доволен теперь?
Он не стал забираться со мной в карету, остался на мостовой, видимо, предлагая мне беситься в одиночестве сколько душеньке угодно. Наверное, не прогадал, ведь моей душеньке хотелось бить посуду и со вкусом, по-глупому выяснять отношения.
– Слушай, а может, просто поженимся? – окончательно разозлилась я из-за его ледяного спокойствия. – Ты мне нравишься, тебе нравятся мои деньги, это будет идеальный брак по интересам!
– Хорошо, – отрезал он, вдруг выказывая едва сдерживаемый гнев, – давай поженимся. Ты готова к последствиям, Анна?
Он вытащил из внутреннего кармана пиджака коробочку для ювелирных украшений, следом – плотный коричневый конверт и протянул мне. Когда бумаги и кольцо, врученное столь унизительным образом, оказались в моих руках, Влад с чувством захлопнул дверь кареты.
– Отвезите ниму Вишневскую в гостиный двор!
Кучер пристегнул лошадку, мы тронулись с места. Высокая фигура Горского исчезла из поля зрения.
Конверт жег пальцы, и когда я открывала его, то руки дрожали. В нем лежали плотные черно-белые гравюры и документы, аккуратно сложенные надписями вовнутрь. Только взглянув на карточки, мне немедленно захотелось выбросить их в окно.
Гравюр было всего две. Одна из них изображала двух юнцов лет по семнадцать и девчонку в дешевом чуть великоватом платье, наглухо застегнутом до подбородка. Влада и Генри я узнала мгновенно, но в неловкой ниме с двумя жидкими косицами узнать мою мачеху оказалось практически нереально. На второй карточке Ева и Влад стояли, держась за руки, на фоне маленькой молельни с кривой трещиной на белой стене. Они были молоды, красивы, однако очень серьезны, словно не являлись молодоженами.
Эти карточки напомнили о позабытом вечере, наверное, одном из худших в моей жизни.
…Горит камин. Нервические языки пламени облизывают вишневые поленья, и они дарят душистое тепло. Иногда мне кажется, что от стен в моей спальне исходит мертвенный, проникающий под кожу холод. С ним не справляется даже магический кристалл, вживленный в стену и регулирующий температуру воздуха в комнате.
Я сижу на корточках перед огнем, и жар обжигает кожу на лице. Наверное, другая на моем месте сейчас бы рыдала, била посуду, громила мебель, но не я. Мы пьем кофей из дорогущего фарфора, который просто жалко колотить, а за дешевой посудой нужно идти к прислуге. Если попросить лакея Пимборти одолжить пару тарелок, а потом не вернуть, то особняк встанет на уши. Наша мебель сделана из железного дерева, и не каждый стул можно передвинуть, не то чтобы сломать. Если случайно удариться мизинцем о ножку кровати, то можно получить нешуточную травму. Но главное, я никогда не рыдаю. Все уверены, что я выплакала слезы в младенчестве из-за сырых пеленок, но они ошибаются – я боюсь, что меня посчитают слабой. Наследница огромного состояния не имеет права на слабость. Плакать я отучилась.
Поэтому сейчас с холодным сердцем раскрываю толстую кожаную папку и, стараясь не глядеть в записи, один за другим бросаю исписанные листы в огонь, смело и весело накидывающийся на тонкую сероватую бумагу.
Что ж, не все шкатулки с секретами стоит открывать…
В пламени съеживаются карточки с изображением Евы, Влада и их общего друга Генри. Сжигаю я и гравюру, где Влад в грязной одежде разнорабочего позирует на фоне таблички с названием золотого рудника «Анна», принадлежащего дому Вишневских. Пузырятся и превращаются в черную пыль свадебные оттиски, где молодожены Горские должны выглядеть счастливыми, но почему-то кажутся ужасно печальными, словно через секунду, как вышли от молельщика, осознали, какую совершили чудовищную ошибку…
Ледяное спокойствие Анны из воспоминания передалось и мне. С недрогнувшим сердцем я раскрыла бумаги. Среди прочих документов лежало свидетельство о разводе, датированное тем самым днем, когда Ева официально стала нимой Вишневской.
Не в состоянии справиться со злостью, не дочитав, я вышвырнула в окошко бумаги, следом полетала коробочка с кольцом. Такому прошлому самое место в мусоре! Карета продолжала ехать, лошадка бойко цокала копытами по брусчатке.
– Проклятье! – прошипела я, прикрыв на секунду глаза, и постучала в стенку: – Суним, остановите!
Когда экипаж встал, а возница раскрыл дверь и расставил ступеньку, я вылетела на дорогу и бегом бросилась туда, где брусчатку усеивали документы. Под изумленным взглядом слуги собрала помятые, пыльные бумаги, потом долго-долго искала коробочку с кольцом, а когда нашла, то облегченно вздохнула. Растрепанная и взмыленная я вернулась в карету.
Совершенно точно мне следовало ударить Влада, пока он предлагал. Притом два раза.
* * *
Горная молельня, окруженная деревьями, оказалась бесхозной. Нашего приезда дожидался привратник, и он снял магическую защиту, накрывавшую святилище зеленоватой путиной. Из окна номера храм казался кипенно-белым, но вблизи становилось ясно, что штукатурка давным-давно посерела. Стены опоясывала широкая трещина, показавшаяся такой знакомой, словно мне уже доводилось ее разглядывать.
Обычно в храмах стояли фигуры всей Святой десятки, но в крошечную молельню поместилась только отлитая из натурального золота статуя Святой Катарины, которую не своровали не только из-за охранных кристаллов, но и из-за неподъемного веса. Впрочем, остальное в святилище казалось жалким. Молельный коврик выглядел исхоженным, в песке для курительных палочек, насыпанном в выемку у ног изваяния, тонули мелкие засохшие листики. Видимо, по осени они залетели в храм через сквозные бойницы, пропускавшие в сумрачное помещение перекрестные столпы солнечного света. Под потолком и с потолочной балки свисала паутина.
– По-моему очаровательно, – принцесса снова не говорила, а пела. Видимо, от радости, что главную соперницу за любовь мужа выдают замуж.
– Сюда не поместятся гости, – заметила одна из фрейлин и от пыли громко чихнула в кружевной платочек.
– Мы устроим скромное торжество. Как считаете, нима Вишневская?
– Мои родственники будут в восторге, – себе под нос кисло пробормотала я.
– Жаль, что ваш жених, нима Вишневская, не видит этой красоты, – вздохнула Мария. – Кстати, где он?
Понятия я не имела, где он. Огорошил меня уродливой правдой и затаился.
– Уехал по делам, – не заботясь, насколько правдоподобно звучала ложь, соврала я.
– Нам нужно ехать, – заглянул в храм секретарь Марии.
– Идемте, – немедленно согласилась она и, плавно покачивая бедрами, вышла.
Я повернулась, чтобы направиться следом за принцессой… и вдруг поняла, что произошла какая-то несуразица! Молельный зал утопал во мгле, а сквозь раскрытую настежь дверь было видно, что на улице уже смеркалось. Не веря собственным глазам, я несколько раз моргнула. Еще мгновение назад цвело раннее утро, в сквозные бойницы в стенах проникали солнечные лучи и переплетались над головой в замысловатый узор, а сейчас небо наливалось свинцовой тяжестью, и в преддверии скорого ливня померк день.
Они меня забыли в горах? Сколько времени я провела в молельне?
Не веря собственным глазам, я перешагнула через порог храма и физически почувствовала сопротивление. С хрустом в кольце на пальце лопнул следящий кристалл. Видимо, магическая защита молельной действительно оказалась на высоте и кто-то разбудил вживленный в притолоку камень прежде, чем из храма выбралась я.
В небе сверкнула молния, влетевшая в соседний холм, следом пронесся громкий басовитый перекат, вызывавший оторопь. На нос упала первая тяжелая капля. Я попыталась вернуться в храм, но вспыхнул камень на притолоке, и проход закрыла невидимая плотная стена, оттолкнувшая меня на шаг назад.
– Проклятье! – прошипела я.
Для начала стоило проверить проход рукой, но кто же знал, что на заброшенной молельной защита стояла сильнее, чем в особняке Вишневских?
– Кажется, дождь начинается, – заговорил кто-то в кустах.
– Ты испугался какого-то дождика или просто трусишь из-за невесты? Сейчас даже не ночь. – Хозяин второго голоса явно трясся от страха, но рисовался перед приятелем. – Она всегда появляется во время грозы.
– Ты думаешь, что она правда исполняет желания?
– Ты мне не веришь?
– Ну… не то чтобы не верил.
В этот момент снова сверкнуло.
– Ты видел?! – завизжали в кустах. – Она там стоит! У молельни!
– Эй, ребята, – позвала я, надеясь, что охотники за призраками смогут отвезти меня в соседнюю деревню, откуда утром приходил привратник.
– Караул!!! Она умеет разговаривать! – раздался истеричный вопль, перешедший в тоненький визг. Следом за очередным громовым переливом из кустов выскочила изломленная от вспышек молний фигура и бросилась в мою сторону. Я действительно испугалась, что на меня нападут, но бедняга завопил:
