Марина Ефиминюк - Наследница
– Нима, долго еще? – подгоняет меня кучер. Чтобы сохранить тайну, пришлось нанять экипаж, и возница не желает стоять на мостовой без дела.
– Возвращаемся на прием, – решаю я. Прячу заледенелые руки в карманах подбитого мехом плаща и вдруг нащупываю в одном из них бусы. С гулко бьющимся сердцем вытаскиваю на свет нитку крупного идеально ровного жемчуга.
Влад вызывал меня, чтобы, не произнеся ни слова, сунуть в карман подарок. И хотя жемчужная нить – самое незамысловатое из всех украшений, которые мне когда-либо вручали, я влюбляюсь в нее с первого взгляда. А в следующий момент осознаю, что, безумно и бездумно, влюблена в человека, подарившего столь простое, но изящное украшение…
* * *
Эдмонд продержал меня три часа в холле, заполненном стражами и скучающими денди. Сидя на краешке кресла, я смотрела в окно, выходящее на озеро, и делала вид, будто не замечаю, как народ с любопытством перешептывается при виде меня. Когда стемнело и на набережной зажглись уличные фонари, озарив деревянный пирс, принц решил, что достаточно меня промариновал, и прислал секретаря.
Тот тихонечко подошел ко мне и, наклонившись, на ушко прошептал:
– Его Высочество ждет вас.
Меня впустили в покои Эдмонда, утопленные в интимный полумрак, и тихо прикрыли спиной. В слепых окнах, выходящих на не освещенную огнями гору, отражалась моя фигура, закутанная в плащ. Кажется, я напоминала призрак. Неожиданно стало ясно, что, кроме меня и принца, в огромных личных покоях больше никого не было.
– Почему не проходишь? – прозвучал голос принца, и я даже вздрогнула.
Он вышел из кабинета, на ходу закатывая рукава рубашки.
– Не думал, что ты придешь ко мне, – произнес он с вежливой улыбкой.
– Поговорим?
– Поужинаем? – Он показал на маленький столик, сервированный на две персоны. – Ты, верно, проголодалась? Я голодный как волк.
Есть совершенно не хотелось. Вернее, хотелось, но не в номере Эдмонда, с Эдмондом же наедине. Как ни крути, а подобный тет-а-тет пах хуже, чем колбаса из потрохов в натуральной кишке, закисшая в нашей гостиной.
– Хорошо, – резко произнесла я, развязывая шнурок на вороте плаща. – Давай, поужинаем.
Раздевшись, я небрежным жестом бросила полупрозрачный плащ на диван и, подойдя к столику, позволила принцу выдвинуть тяжелый стул.
– Красивое платье, – промурлыкал Эдмонд.
– Самое обычное, – расправляя складки, отозвалась я. – Когда оно было шелковым отрезом, то смотрелось провокационнее.
Он уселся напротив, разложил салфетку и принялся есть. Бодро разрезал мясо, запивал красным видом, насаживал на вилку круглые зеленые горошины. Я сидела, не шелохнувшись и сложив руки на коленях, сверлила его тяжелым взглядом.
– Почему ты не ешь? – Он указал ножом на мою отбивную.
– Отмени решение о свадьбе.
Принц усмехнулся, проверил на свет бокал с рубиновым вином.
– Когда ты отказала мне, то заявила, что лучше выйдешь замуж за лесоруба или кузнеца. Признаться, тогда я не думал, что ты говорила в прямом смысле. Что? Работник фермы по выращиванию жемчуга в Мариме? Копатель в золотом руднике в Неале? Хорошо хоть не нищий. Мое самолюбие рыдает кровавыми слезами!
От его пронизывающего взгляда, словно забиравшегося под одежду, становилось не по себе.
– Ты знаешь, почему я всегда испытывал к тебе слабость, Анна? Ты никогда мне не лгала. Что изменилось теперь?
В животе завязался крепкий узел. Не решаясь открыться перед столь страшным человеком, я схватилась за приборы. Потягивая вино, он внимательно наблюдал, как я судорожно отрезала кусочки нежного мяса, закладывала в рот и глотала, практически не жуя. Отбивная закончилась, залпом я осушила стакан воды.
– Я думал, что ты ненавидишь мясо с кровью, – хмыкнул Эдмонд.
– Какой у тебя магический дар? – разглядывая вареные овощи в тарелке, резко спросила я. – Когда я прикасаюсь к лицам людей, то могу видеть общие воспоминания. Что умеешь ты?
– Я вижу ауру людей, – спокойно ответил принц, словно мой вопрос не стал для него полной неожиданностью. – И когда они врут, то их светлая аура наполняется отвратительным вязким туманом. Так почему, милая леди Вишневская, после возвращения из путешествия твоя аура стала такой темной от вранья?
– Потому что я не уезжала ни в какое путешествие. Со мной произошел несчастный случай, я потеряла память и по сей день не вернула всех воспоминаний. Тогда в портняжной лавке я даже не догадывалась, что мы близко общались. Это правда.
– Я вижу.
– Влад был моим любовником, – спокойно продолжила я, сделав вид, что не заметила, как дрогнула рука Эдмонда. – Но мы расстались, и сейчас он просто изображает моего жениха для родственников Вишневских. По контракту он получит два золотых рудника, когда ко мне перейдет наследство. Как понимаешь, мы не можем с ним пожениться по-настоящему.
– Это будет несправедливо по отношению к твоей семье, – согласился он и как будто между делом уточнил: – Кстати, этот милый бирюзовый камень подарил тебе он? Твой фальшивый жених?
Невольно я дотронулась кончиками пальцев до подвески, и этот жест оказался лучше любых слов.
– Что ж, у сунима Горского отличный вкус. – Он пригубил вина. – И в украшениях тоже.
Тут в номере, словно из-под земли, возник секретарь, и нам пришлось прервать беседу. Тенью он прошелестел к принцу, что-то быстро забормотал ему на ухо, отгораживаясь от меня ладонью и невольно демонстрируя перстень с кристаллом. Если я правильно ощущала, то магия кольца не позволяла кому-то, кроме Эдмонда, понимать речь помощника.
– Пропустите его, – громко произнес принц и улыбнулся мне: – У нас гость.
Минутой позже появился Влад, и он был взбешен. Когда он вошел, в гостиной точно сгустилось грозовое облако, и без того не особенно здоровая атмосфера ужина стала буквально взрывоопасной. С удивлением я следила, как он стремительно приближался ко мне. Не замедлившись ни на секунду для вежливого поклона и наплевав на приличия, он на ходу бросил:
– С вашего позволения, Ваше Высочество.
Крепко сжал мой локоть и заставил подняться. Я неловко ударилась коленкой о крышку стола, и с тарелки слетела вилка, со звоном шмякнувшаяся о пол.
– Влад, ты что делаешь? – процедила я сквозь зубы, покосившись на Эдмонда. Тот следил за нами с любопытством ученого, наблюдавшего редкую разновидность загнанных в клетку обезьян.
– Мы уходим.
Крепко схватив меня за запястье, Горский буквально потащил меня к выходу и, не потрудившись хотя бы обернуться, бросил принцу:
– Спокойной ночи, Ваше Высочество.
– Суним Горский, для фальшивого жениха, кажется, вы реагируете излишне остро, – в спины нам произнес Эдмонд. – На мой взгляд, вы слишком вжились в роль.
Влад так резко остановился, что по инерции я врезалась в его спину.
– Роль? – повторил он. Сильные пальцы так сильно сжались на моем запястье, что едва не затрещали кости. Я поморщилась и едва слышно пробормотала:
– Влад, ты делаешь мне больно.
Но он меня не услышал. Обернулся через плечо и процедил:
– Выше Высочество, я на грани того, чтобы забыть, что избиение королевской особы карается смертной казнью.
Он вытащил меня из покоев, под изумленными взорами секретарей провел по лестнице. Мы оказались в мраморном холле, где народ, видимо, наблюдавший приезд разъяренного жениха, ждал шумного скандала.
– Влад, отпусти. Я вполне способна идти сама, – пробормотала я. – Люди смотрят.
– Анна?
– Что?
– Умоляю тебя, помолчи!
– Влад!
И в следующий момент он развернулся. Схватил меня за затылок, портя прическу, и на глазах у пары десятков зрителей впился в мои губы неожиданным и почти болезненным поцелуем. Я стала выкручиваться, пытаясь его оттолкнуть, но Влад превосходил меня силой. Я исхитрилась его укусить. Он отодвинулся, стер пальцем выступившую кровь. Мне хотелось влепить ему пощечину.
Смерив подлеца яростным взглядом, я развернулась на каблуках и бросилась на улицу с такой стремительностью, что швейцар едва успел открыть дверь. Люди, прогуливавшиеся по пирсу, с любопытством поглядывали в нашу сторону.
– Анна, погоди! – Влад нагнал меня и, схватив за локоть, заставил развернуться. – Ударь меня. Я заслужил.
– Не за что. – От злости я дернула за подвеску на шее, цепочка порвалась. – Спасибо за подарок.
Влад не подставил руки, чтобы забрать украшение, и бирюзовая горошинка покатилась по деревянному настилу. Едва не зарычав от злости, я нырнула вниз и подняла подвеску, сжала в кулаке. Вышвырнула бы в озеро, но когда главного зрителя, ради кого разыгрывался спектакль, не трогали показные казни украшений, выбрасывать подарок становилось ужасно жалко. Мысленно я обозвала практичную ниму, сидящую во мне, дурным словом и сорвала злость на Влада:
