Замечательный предел - Макс Фрай
Ладно, чем гадать, лучше расспросить Леха. Чёрт его знает, может, дал какой-то дурацкий зарок? Или высчитал по своим хитрым ведьминским формулам, что переступить порог «Крепости» ему надо, к примеру, накануне летнего солнцестояния, иначе встреча пойдёт не впрок? Или Леху пока просто рано показываться старым друзьям? Всё-таки слишком долго был духом. Вроде бы с ним всё нормально, но мало ли. Вдруг я чего-то не вижу? Человеческие глаза такие человеческие глаза.
Пока она думала, Лех доел свои суши, отнёс коробку в урну, вернулся, сел рядом, сказал:
– А не настолько мир изменился, чтобы я не смог устроить туман. Законы природы более-менее те же. Влажность в Вильно прекрасная, как всегда и была. Всего-то делов – забрать тепло с неба, отправить в землю. В смысле из воздуха в почву. Даже самому ничего нагревать не надо, просто перераспределить.
– Типичная старая ведьма, – усмехнулась Юрате. – Объелся и ну буянить.
– Ага.
Лех выглядел очень довольным, как всякий человек, обнаруживший, что прежние навыки никуда не девались. Обычно умения надо поддерживать, тренировать, но всё-таки если ты в детстве ездил на велосипеде, то и годы спустя вряд ли с него сразу свалишься, а если ты ведьма, значит, точно сможешь устроить туман.
В сквере резко похолодало, с плюс (примерно) двенадцати чуть ли не до нуля. Но Юрате этого почти не почувствовала. Во-первых, ей холод по барабану, а во-вторых, она была целиком захвачена зрелищем, смотрела, как клубится поземный туман, как он постепенно (стремительно) поднимается выше, вот уже сцена исчезла, и кусты, и деревья, остались только верхушки самых высоких елей… так, всё, верхушки тоже не разглядеть.
В тумане было почти светло, но всё равно ни черта не видно, даже собственные ладони – только если к лицу поднести. Очень сыро, одежда насквозь промокла, зато опять потеплело, как днём. И запахи явственно изменились, хотя в чём именно заключаются изменения, хрен вот так разберёшь.
Юрате сидела, смотрела, вдыхала воздух, остро пахнущий счастьем, в смысле, сырой землёй, думала: «Так и знала, что Лех это сможет. Хорошо теперь заживём».
Лех заговорил очень тихо и чуть-чуть нараспев, с такой интонацией детям сказки на ночь рассказывают. И ведьмы про своё колдовство.
– Когда я только начал учиться, у нас преподавал один очень крутой чувак. Но это я сейчас понимаю, а тогда он казался слишком странным даже для ведьмы. Одевался шикарно, но при этом выглядел полным психом, ходил, пританцовывая, говорил, как будто стихи читал. Ну, правда, запоминалось всё сразу и намертво, хочешь ты того или нет. Он очень много давал нам на вырост, такого, что будучи молодым и неопытным, даже теоретически не поймёшь. А потом жизнь идёт, ты растёшь, и эти знания как бы сами всплывают в памяти. Всегда в самый нужный момент. И в частности, он рассказывал про туманы. Что это простое атмосферное явление имеет дополнительный смысл. Туман – это, можно сказать, сон реальности. Поэтому в тумане вносить в неё изменения почти так же легко, как влиять на спящего человека, чтобы исправить его настроение, ускорить процесс исцеления или чему-то сложному научить. Я сейчас, пока ел, это вспомнил. И тут же туман напустил. Это вообще интересно, как всё чётко сработало. Мы оказались дома – или дом нас сам обступил.
– Наглая морда! – улыбнулась Юрате. – Нас обоих сюда протащил. Мирка тоже первым делом сюда намылился, но без меня, зараза такая, один. Поразительное было переживание: почувствуй себя панической курицей и получи приз. Но ничего, обошлось, вернулся как миленький. С тех пор постоянно мотается туда-сюда. Но в этом как раз нет ничего удивительного: таковы возможности их правдивого языка.
– Да знаю, – откликнулся Лех. – Во сне насмотрелся. Чуть не помер от зависти. Пытался подслушать и запомнить его заклинание, или как оно называется. А ни хрена! И не в том проблема, что это был сон, ум-то у меня дрессированный. Просто у них язык такой гадский, что четверть звуков толком не выговаривается, но всё равно они есть. И все разные. То есть их надо по-разному не произносить! Это вообще интересно. Как-то они согласуются с вдохами, выдохами и ещё непонятно чем. Вот эти кошмарные паузы и запинки совершенно невозможно правильно воспроизвести. А с иностранным акцентом волшебный язык не работает. По крайней мере, с моим.
– Да ужас вообще, – подхватила Юрате. – Я же тоже Мирку подслушивала. Причём наяву. Думала: ух сейчас обрету власть над миром до срока, схитрю! Но хрен мне. Этим конкретным способом – точно не обрету.
– Вот, кстати, о сроках. Мы же здесь ненадолго. Пошли пройдёмся и где-нибудь посидим. «Исландия» отсюда далековато, зато рядом «Кофе и соль». Для меня все кофейни – храмы, но «Кофе и соль» – кафедральный костёл.
– Я помню, – сказала Юрате. В смысле ответил Аньов.
Пока они говорили, туман почти рассеялся, и взорам открылся Бескрайний Сад, названный так для смеху, по контрасту с настоящим размером: он – самый маленький в городе общественный парк. Зато в Бескрайнем Саду капризные японские сливы зацветают раньше, чем во всех остальных местах. И сейчас их цветение было в разгаре. Значит, тоже середина апреля… Как – апреля?! – спохватилась Юрате. – Какого апреля? Откуда взялся апрель? Тут же больше нет времени. И, соответственно, смены сезонов. Но апрель почему-то всё равно наступил.
– Здесь до сих пор ничего не цвело, – сказала Юрате. – Была такая, знаешь, невнятная тёплая вечная осень с пёстрыми листьями на траве. Как в тот день, когда все разъехались… Ай, нет, слушай, вру. Год назад знакомая девочка тут очутилась и застала Немецкий бульвар весь в цвету. Так себе из меня свидетель. Слишком редко сюда возвращаюсь. И изменить этот факт пока не могу.
– И слава богу, – нахмурился Лех. – Не спеши сюда возвращаться, пока толком ничего не сбылось. А то, чего доброго, снова рассыплешься. Например, на праздники с фейерверками, чтобы всех как следует растормошить. Сперва отрасти свои сто кило перламутра, а там – ну,
