Пять глаз, смотрящих в никуда - Елена Станиславская
Обычно все происходило так. Получив полную предоплату, отец и Полина отправлялись на встречу с заказчиком. Их заводили в спальню или кабинет, если человек ушел тихо-мирно, в противном случае – сопровождали до места аварии или самоубийства. Чтобы обойтись без лишних глаз, на заказы отправлялись ночью. За тех, кто умер в общественных местах, брались редко и только за дополнительную плату. Оставшись одни, медиум и охотница по традиции обменивались цитатами, а затем приступали к делу. Поставив ноги на ширине плеч, отец устремлял взгляд в одну точку. Стоял и смотрел, пока дрожь не охватывала тело. Все сильнее, сильнее. Пот заливал тонкое лицо, вены взбухали на лбу. Иногда отец подвывал, срывался на крик, закатывал глаза и скреб по телу скрюченными пальцами: ногти у него всегда были подрезаны коротко-коротко. Войдя в исступление, он пробивался за грань. Когда появлялся потусторонец, папа приходил в себя. Наладив дыхание, он задавал призраку вопросы, подготовленные заказчиком. Если получал ответы, Полина возвращала потусторонца в его мир за семь-десять секунд. А если артачился… Она не любила эту часть, но млела, когда папа хвалил ее за проделанную работу. Не было сопротивления – не было и работы. А не было работы – не было и похвалы.
Головы опять показались над водой и акульими плавниками закружили у берегов. Как бы избавиться от них по-тихому? Да еще от трех! Полина хоть и обсуждала призраков в такси, не готова была к широкой огласке. Особенно после того, что узнала о своей семье. За эксперименты, подсказанные призраком-сектантом, папу точно не погладят по голове. Если, конечно, он все еще…
«Как тяжко мертвецу», – простонало в голове.
Полина отогнала и строчку, и недодуманную мысль.
Радостный весенний свет померк. Небо завернулось в одеяло, сшитое из мышиных шкурок, и заворчало. Ай да утопленницы! Полина сразу поняла, что перед ней – фата-морганы, а втроем им ничего не стоило сгустить тучи над садом и вызвать ливень. Решили, значит, охотницу поторопить. Или, может, подтопить? Вылезти на берег они, очевидно, не могли. Оставалось лишь поднять уровень воды – чтобы прикрыл остров хотя бы по щиколотку. Хватит, чтобы впиться призрачными пальцами в ноги да утащить в пруд.
Дождь хлынул резко, стеной, и из сада донесся визг. Пара молний крест-накрест рассекла небо и чуть не задела макушки деревьев, словно подавая людям сигнал: бегите, бегите отсюда и не вздумайте прятаться под кронами. Неужто призраки прогоняли посетителей, чтобы схлестнуться с Полиной без свидетелей и обойтись без жертв? Ерунда. Она не верила в благородство потусторонцев. Призрачные девицы просто хотели подтопить остров, чтобы добраться до Полины, а на людей им было плевать.
Отбежав к дереву, похожему на рогатину, Полина вцепилась в ветку, подтянулась и забралась в развилку ствола. Встала, держа баланс. Не напрасно ее с детства гоняли по пирамиде «мощь – скорость – ловкость». Она не то чтобы преуспела в спорте, но кое-что могла: вон хоть на дерево забраться и не грохнуться от первого порыва ветра.
Утопленницы недовольно заквакали: такого они не ожидали. Больше девицы не потешались над охотницей, а обсуждали, «как согнать мокрую кошку с дерева». Полина прислушалась. Та, что назвала ее глупой, была самой толковой – судя по тому, что она предлагала. А значит, могла додуматься, что надо аккумулировать силы, притянуть молнию и поджечь дерево. Полина поняла: медлить нельзя. Ливень застилал обзор, пруд словно кипел, и три головы казались всплывшими фрикадельками. Полина мрачно подумала, что Йося с Жекой оценили бы метафору.
– Немой, глухой, слепой! – прокричала она сквозь стену ледяных струй.
Лучи пролетели над водой и вцепились в трех призраков: один нырнул в пруд, залепляя невидимый рот, второй опоясал голову, закрыв уши, а третий повязкой прилип к глазам. Золотые отражения, гнутые дождем, закачались на воде. Полина не была уверена, что приняла верное решение, раздав «всем сестрам по серьгам», но плана получше придумать не успела. Та, что была сообразительнее других, лишилась языка. Вторая, торчащая посередине пруда, потеряла зрение. Третья осталась без слуха.
Сбросив пальто, Полина напружинилась и прыгнула вперед. Долететь до соседнего острова было нереально, но упасть в воду как можно ближе к нему – уже хорошо. Ноги стукнули о дно пруда, разъехались, и Полина хлебнула застоялой воды. Зажмурившись от боли и омерзения, она сплюнула и устремилась к берегу.
Три утопленницы пустились в погоню. Полина загнула средний палец, и немая получила еще один луч. Ослабев, замедлилась. Слепая врезалась в сестру и, не разобравшись, набросилась на нее. Разинув рот, полный мелких острых зубчиков, впилась в бледную щеку. С углов губ потекла фиолетово-черная, как гемэритриновая кровь, жижа. Пасть немой утопленницы, такая же зубастая, распахнулась в беззвучном крике.
Глухая закричала:
– Ты жрешь сестрицу, безмозглая!
Слепая в ужасе отшатнулась.
– К берегу, к берегу плыви, там она, я вижу! Лови же ее, лови! – Глухая приближалась, но еще не могла ухватить Полину.
– Где, где?! – Голова с повязкой, кружась, устремилась в другую сторону.
– Да не туда! – проквакала глухая.
Полина достигла берега, укрепленного камнем, и схватилась за край. Потянула собственное тело – напряженное, продрогшее, с тяжелой юбкой – и не вытянула. Дрожащие пальцы соскользнули с мокрого выступа. Если с ловкостью и скоростью дела обстояли неплохо, то мощи не хватало. Надо вцепляться в траву, впивать пальцы в землю – тогда будет легче. Полина рванулась, вытянула руки, и в плечо вгрызлась боль.
Сколько резцов обрушилось на плоть, Полина не знала, но их было много. Они пронзали, жевали, разрывали и углублялись. Собственные зубы впились в нижнюю губу, не давая беспомощному воплю вырваться наружу. Нет уж, нет уж, она не доставит утопленницам такого удовольствия. Занеся кулак над головой, Полина обрушила его на черную блестящую макушку и сразу поняла: не драться надо, а выкарабкиваться. Если слепая подберется – а она близко, совсем близко, – будет уже не спастись. Затрещали под резцами сухожилия, и вместе с кровью из плеча потекли силы. В глазах побелело. Превозмогая боль, Полина потянулась к жалким апрельским травинкам. Вот так он и выглядит – последний шанс.
Глухая вдруг ослабила хватку, пробормотала что-то, а в следующую секунду взметнулась вверх – точь-в-точь кочан капусты, выловленный из бочки. Не было у нее ни груди, ни рук, ничего. Одна голова с сине-черным срезом, изжеванным водой. Полина проследила за полетом головы и увидела, что
