Пять глаз, смотрящих в никуда - Елена Станиславская
Гордо держа голову, Полина прошла мимо кукол, домиков, машинок и мягких зверей (ох, как глянул блестящими стеклышками прекрасный плюшевый нетопырь!). Взяв первый попавшийся мяч, она сразу направилась к кассе. На улице, отыскав взглядом брандмауэр, Полина подошла к нему, бросила мяч, и он прилетел точно в руки. Удары о стенку были глухими и звонкими одновременно – так же сердце, казалось, отскакивало от ребер. Кидать можно было по-разному: прямо, с разворотом, одной рукой. Ловить – тоже. Полине понравилось. Закончив, она закинула новенький мяч в ближайшую урну: как ни крути, бросать предметы о стену равно заниматься ерундой. Полина попросила Ипполита Аркадьевича не рассказывать папе, что она делала целых пятнадцать минут, и тот не выдал.
– Пойдем прямо сейчас. – Она решительно встала и потянула Йосю за собой.
– Ух, опять этот шефский тон! – У компаньона сверкнули глаза, прямо как у того нетопыря в магазине.
– Я хочу… – «Показать тебе кое-что» прозвучало бы слишком двусмысленно, и Полина выкрутилась: – Поговорить об убийствах. И о глазах.
С Йосиного лица мигом слетело легкомысленное выражение. Бросив взгляд на закрашенный Жекин рисунок, он последовал за Полиной.
Контейнер со страшным содержимым теперь хранился в спальне. Необходимости в холодильнике не было: глаза не портились. Расстегнув сумку с разрезанным ремешком, Полина дотронулась до пластикового угла.
– В деле есть одна деталь, – она через плечо посмотрела на Йосю, – о которой я тебе не рассказывала. По многим причинам, но сейчас ни одна из них не кажется мне достаточно веской. – Она достала контейнер и, открыв крышку, повернулась к Йосе. – Их должно быть пять. Возможно, у нас еще есть шанс спасти кого-то.
Компаньон приблизился, заглянул в контейнер и выругался – без всяких «бататов» и «щавелей». Его глаза широко распахнулись, и в них, точно в круговороте, завертелись боль, ужас, гнев и что-то неясное, похожее на затравленность кота, загнанного в угол. Ему страшно, но он шипит и щерит клыки.
Подняв руку – она дрожала, – Йося прикрыл лицо, постоял так немного, а когда убрал ладонь, его взгляд изменился. Больше он ничего не выражал. Полина с волнением вгляделась в Йосино лицо. Тот посмотрел на нее сверху вниз и сухо спросил:
– Откуда они у тебя?
– Глаза были на месте каждого убийства. – Она указала на светло-голубой. – Этот лежал в руке следователя. – Перевала палец на зеленый. – Этот у фотографа. – Сместила на карий. – Этот у секретарши. Йося, – Полина вскинула на него взгляд, – ты в порядке?
– У тебя в контейнере для салата лежат три детских глаза. Как думаешь, в порядке ли я? – с раздражением, будто Полина отвлекала его от важных дел, произнес компаньон.
– Как ты понял, что глаза – детские? Они такого же размера, как у взрослых.
– Догадался.
– Да, они принадлежали жертвам. – Полина повела плечами; она чувствовала себя так, будто в ее спальне, совсем рядом, стоит незнакомец. – Безымянному мальчику, Косте и Святу.
– Его звали Ваня. Ну, может быть. Почему нет? Я имею в виду, как-то неправильно называть его «безымянный мальчик». Пусть будет Ваня. – Йося словно на секунду пришел в себя, а потом опять нырнул в раздраженную отстраненность. – Так чего ты хочешь от меня?
– Того же, чего от себя. Спасти ребенка. Двух детей.
– Это невозможно.
– Позволь узнать, почему? – На Полину, как пожар, перекинулась Йосина сухая и резкая интонация.
– Ты сказала, ему нужны пять глаз? Только пять?
– Это сказала не я, а медиум.
– Маньяки не останавливаются, пока не пустишь им пулю в лоб. – Йося надавил пальцем над бровью, а потом достал телефон, будто утратив к разговору интерес. – Мне надо уйти.
– Сейчас? – голос дрогнул, и Полина поняла: она еще долго будет грызть себя за это.
За все остальное – тоже, и куда сильнее.
Йося молча направился к двери. Замерев на пороге, обернулся.
– Почему не сказала раньше? – В словах слышался болезненный упрек.
– А что бы ты сделал, если бы знал?
На его лице промелькнули два противоположных чувства – словно яд и лекарство боролись между собой.
Яд победил.
– Не стал бы связываться с тобой, вот что. – Дверь, выпустив неприятного незнакомца, захлопнулась.
Полина опустилась на кровать, сгорбилась и сжала виски руками. В голове вертелось: «Что это, черт возьми, было?» Сейчас ей хотелось только одного: огромную чашку горячего крепкого кофе. Такого крепкого, чтобы загорчило на языке. Такого горячего, чтобы растопить внутри весь лед. Такую огромную, чтобы можно было в ней утопиться.
Медленно, секунда за секундой, отжила свое минута. Потом еще несколько. Полина выпрямилась и, нащупав прядь, заправила в пучок. Завтра на встречу с Губернатором она пойдет одна.
* * *
Полина прибыла в сад за полчаса до назначенной встречи, а вышла и вовсе рано – чтобы не столкнуться с Йосей. Ночью он не кричал, но, услышь Полина хоть самый душераздирающий вопль за всю свою жизнь, вряд ли навестила бы компаньона. Какое-то время она малодушно ждала, что Йося придет и извинится. Память, будто ополчившись за что-то на Полину, все подкидывала и подкидывала картинки: вот Йося лихо карабкается по трубе, вот впервые касается ее левой руки, вот бросается на защиту с комком кладбищенской земли, вот приближается, приближается и вдруг становится совсем близким. От глупых и никчемных картинок зло щипало в носу, и как бы Полина ни убеждала себя в их глупости и никчемности, они были до́роги ей. До́роги, но испорчены. Как еда вокруг мертвого следователя, как снимки детей рядом с трупом фотографа.
Полина вышла из дома около восьми утра, дождавшись возвращения Ипполита Аркадьевича из штаб-квартиры менделеевцев. Опекун выглядел помятым, взвинченным, но удовлетворенным. Он всласть наругался в очереди у кабинета начальника штаба, а прорвавшись к нему, атаковал ироничными сравнениями из Периодической системы. В частности, Ипполит Аркадьевич отметил, что менделеевцы комичны, как голос человека после вдыхания гелия, вредны, словно мышьяк, а также являются «полным калием».
– Что по той квартире? – спросила Полина.
– Порядок, – потерев лицо ладонями, ответил опекун. – Проверили, запечатали, а хозяйке наплели про аварийное состояние из-за подвала. Мол, канализационную трубу вот-вот прорвет и все хлынет вверх, так что артачиться дамочка не стала.
– Хорошо. – Полина кивнула: по ее прикидкам, через месяц-полтора негатив должен был рассеяться, а вместе с ним и призрачное присутствие. – Одолжи макаров.
– Если наш поваренок тебя обидел, – Ипполит Аркадьевич многозначительно поднял брови и перешел на шепот, – я сам его застрелю. По-тихому. А Жеку усыновим. Комар носа не подточит.
– Это не для Йоси, а для Губернатора, – призналась Полина. –
