Дядя самых честных правил 10 - Александр Горбов
— Я смотрю, с эфирными дорогами нас со всех сторон зажали. Долю отняли, строить не дают. А Бобровы ничего не говорили, кто за всем этим стоит? Сашка всё ещё статс-дама у Екатерины?
Марья Алексевна занервничала, переглянулась с Лукианом, затем с Лаврентием Палычем. Шёлковый платок в её пальцах затрещал, едва не порвавшись.
— Костенька, прости, я не успела рассказать. Александра… — Я встретился с княгиней взглядом и всё понял ещё до того, как она сообщила. — Саша умерла год назад.
Глава 30
Призрачные цветы
На несколько мгновений меня обволокло холодом. Сашка! Наглая, рыжая, частенько вздорная и нахальная. Моя первая ученица, буквально навязавшая мне себя. И вот теперь её больше нет. А ведь этого не должно было произойти! Я с лихвой отсыпал ей песка до отъезда в Египет.
Дыхание перехватило, и я не сразу справился с голосом:
— Х-х-х-к… Как это случилось?
Марья Алексевна развела руками.
— Не знаю, Костя. Когда Пётр привёз её хоронить на семейном кладбище Добрятниковых, он почти ничего не рассказывал. Вроде как лихорадка у неё началась, доктора позвали, но он ничего сделать не смог. Как свеча сгорела, за ночь.
— А Пётр сейчас где? В Петербурге?
Княгиня кивнула.
— Он ещё до похорон подал в отставку со своей должности. Хотел переехать в Добрятино, чтобы к нам поближе, но императрица не дала.
— Вот как?
— Екатерина Алексеевна очень горевала о смерти Александры, даже месяц носила по ней траур. Она назначила Петру пенсию, а детям положила содержание и сама подобрала им учителей. Так что они в столице живут, но на лето приезжают сюда, чтобы старший Добрятников совсем не зачах.
— А дети…
— Мальчик и девочка, близнецы. Им сейчас, дай бог памяти, — Марья Алексевна подняла взгляд к потолку, — лет семь, кажется. В прошлом году Пётр с ними в Злобино часто приезжал: очень смышлёные, в отца пошли, и шебутные в мать.
— Значит, лихорадка?
Марья Алексевна вздохнула и развела руками. А вот Лукиан при этих словах еле заметно поморщился, но ничего не сказал. Похоже, он что-то знал, но не торопился высказывать своё мнение вслух.
Градус настроения у всех присутствующих заметно упал, и даже в кабинете стало неуютно. Так что я предложил закончить на сегодня разговор о делах и вернуться к нему завтра.
— Отец Лукиан, я хотел попросить вас остаться. У меня есть несколько вопросов.
Монах кивнул, откинулся в кресле и уставился в окно на темнеющее закатное небо.
Первым сбежал Лаврентий Палыч, утомившийся долгими разговорами. Таня вышла вместе с Марьей Алексевной, взяв её под руку и помогая старой княгине. Но буквально через пару минут она вернулась и села напротив Лукиана.
— Костя, ты хотел поговорить о Саше? — Таня сурово уставилась на монаха. Раньше она не решилась бы на такое, но десять лет в пустыне с туарегами закалили её характер и вытравили все страхи. — Вы что-то знаете, отец Лукиан. Со смертью Саши не всё гладко, верно? Её убили?
Лукиан обернулся к Тане, видимо, собираясь отшутиться. Но встретился с ней взглядом и вздохнул.
— Не знаю. Честное слово, не знаю. Я был на похоронах и не увидел следов насильственной смерти. Но на теле лежала дурная тень, не связанная с Хозяйкой.
— И вы промолчали⁈
— Ты, девочка, не кричи, — Лукиан строго зыркнул из-под бровей. — Ну, положим, сказал бы я о своих подозрениях. Кинулся бы её муж, горем убитый, искать виноватого. Много бы он нашёл без магической помощи? А если бы нашёл, смог бы он что-то сделать против магов? Сгинул бы, и дети сиротами бы остались.
Таня поморщилась, но, что возразить, не нашла.
— Отец Лукиан, — я встал и прошёлся по комнате, — полагаю, те следы всё ещё остались. И мы можем разобраться, что за магия в этом участвовала. Так?
Монах недовольно скривился, но кивнул.
— Тогда не будем откладывать дело в долгий ящик. Завтра утром съездим в Добрятино в гости к Петру Петровичу. Посидим с ним немного, Таня его отвлечёт, а мы вдвоём сходим на кладбище и всё выясним.
Лукиан тяжело вздохнул и принялся ворчать, что нет смысла торопиться и, вообще, решительно не следует лезть в эту плохую историю.
— Возражения не принимаются, — коротко рубанул я. — Если мою ученицу убили, я должен знать, кто это сделал. И применить карательные меры самого решительного характера.
— Мне не нравится, как пахнет эта смерть, — буркнул монах, — но если ты настаиваешь, я помогу. Только поедем сейчас — смотреть на могилу нужно ночью, в темноте лучше видно тень магии.
* * *
Половину пути в Добрятино мы молчали, каждый думая о своём. Но за Архангелом Лукиан вдруг обернулся ко мне и спросил:
— Марья тебе ещё не говорила? С тобой думает на Алеутщину ехать. Считает, нечего ей тут делать, если ты уезжаешь. Заодно хочет Америку на старости лет посмотреть, — монах покачал головой. — Ты уж будь добр, не возражай ей. Пусть едет, раз решила.
— А вы, отец Лукиан? Не хотите со мной?
— Уж извини, отрок, но я даже в Муром из Злобино не езжу. Что я там не видел? Уж поверь, я за жизнь такого насмотрелся, что меня удивить нечем. Да и стар я для таких поездок: от холода суставы ломит, на кораблях от качки мутит. Тем более меня Хозяйка не отпустит: другого некроманта смотреть за Россией нет. А ещё за моими разбойниками пригляд нужен. Едва ослабишь вожжи, так они распоясаются! И беглых к тебе отсылать надо, тоже следить требуется.
— Может, тогда присмотрите и за моей усадьбой с заводами?
— Чего же не присмотреть, — монах усмехнулся. — Дело нехитрое. Опричников только оставь пару десятков для солидности, а об остальном я позабочусь.
С заводов я собирался вывезти большую часть оборудования и людей, оставив самый минимум, чтобы неспешно делать оставшиеся заказы. Что телеграфы, что вагоны с локомотивами уже не требовались в массовом количестве, так что можно справиться минимальными силами. А на Алеутщине понадобятся все ресурсы, чтобы сделать рывок.
В усадьбе Добрятниковых светились окна на первом этаже, похоже, в гостиной. Отчего казалось, что жизнь в особняке еле теплится. Эх, где те времена, когда здесь было шумно и от рыжих девиц невозможно
