Пять глаз, смотрящих в никуда - Елена Станиславская
– Нет.
– И это единственное, что ты не видела? Из всех документов отца?
– Да. Изначально он все записывал от руки, в тетрадях, но там не было «Девятнадцать тринадцать».
– Думаю, ты ошибаешься. Он набирал тексты на ноуте. А рукописные копии сделал специально для тебя. «Девятнадцать тринадцать» – одно из самых мутных его дел, и он не хотел, чтобы ты о нем знала.
– Напомню, – холодно произнесла Полина, – что папа сказал мне пароль.
– Иллюзия доверия, – отрезал Йося. – Он знал, что техника ломается от одного твоего прикосновения. Так?
– Я могла попросить Ипполита Аркадьевича. Или кого-то еще.
– Ты бы этого не сделала. А если бы сделала, очень удивилась. В том файле ничего нет.
Полина закусила изнутри щеки. Создать документ, защитить его паролем, но оставить пустым? Зачем папе так делать? Это было странно и нелепо.
– Думаю, твой отец хотел написать в нем правду, но… наверное, не решился.
– Если там пусто, откуда ты узнал про Мостки? – Полина вконец запуталась.
– Ты не в курсе про скрытые файлы, так? Их полно на ноуте твоего отца.
– Это что-то хакерское?
– Пф-ф, нет. Это что-то чайниковское. В общем, я поменял настройки, чтобы увидеть их, и нашел копию «Девятнадцать тринадцать». Там был текст.
– О ней? – выдохнула Полина.
– О ней, – подтвердил Йося. – Погоди секунду, вызову такси. – Достав новый телефон, он зашел в приложение и быстро набрал нужный адрес. – Опять снег. Да еще и мокрый. Офигенный, блин, конец апреля. – Развернув к себе Полину, он деловито и быстро принялся расстегивать ее пальто.
– Что ты делаешь? – Она вяло отстранилась.
– Спасаю тебя от воспаления легких. Наденешь мою куртку. Твой шмот такой мокрый, что будет сохнуть три дня.
– Не надо.
– Ты, конечно, мой шеф, – компаньон продолжил раздевать ее, – но давай договоримся на берегу: кое-какие мои решения неоспоримы.
Стянув с Полины отяжелевший черный габардин, он надел на нее свою куртку, а пальто забросил себе на плечо, словно мокрое полотенце. Каждое движение было таким простым, таким ловким, будто Йося делал это тысячу раз – и не с кем-то другим, а именно с Полиной.
Она не чувствовала себя замерзшей, но, как и в подвале, когда компаньон отдал ей пиджак, не стала возражать. Тогда она не хотела поднимать шум, а сейчас просто приняла правила игры. Кажется, обмен одеждой – пусть и в одностороннем порядке – становится их маленькой традицией. Что-то подсказывало Полине, что такие мелочи укрепляют доверие между компаньонами. Если не заходить слишком далеко.
Куртка обняла за плечи и накрыла теплом. Глубоко вдохнув, Полина уловила запах бора, который уже чувствовала раньше. Аромат был спокойный, надежный и совсем не вязался с ночными криками. В который раз Полина подумала, что Йосе присуща некая двойственность, если не тройственность. Он и сам подтвердил это, сказав ночью про «Иосифа», который «иногда возвращается».
Они вышли за ворота кладбища. Компаньон, изо всех сил сдерживая зябкую трясучку и перестук зубов, произнес:
– Прости, что залез в тот файл и узнал твою семейную тайну. Если хочешь поговорить об этом, я готов. – Он выпятил грудь, будто решив, что Полина бросится плакать ему в толстовку. – Я кое-что знаю о плохих матерях, так что смогу поддержать разговор.
– Твоя тоже застрелилась на собственной могиле, чтобы не воспитывать тебя?
– Ну, не совсем.
– Тогда извини. – Она покачала головой.
Внутри больше не выло и не дрожало. На душе было спокойно и холодно, словно снег вместе с кладбищенской землей накрыл и ее. Полина надеялась, что он не растает и чувство покоя не окажется штилем перед бурей. Не каждый день узнаешь, что твоя мать – оживленный потусторонец, который решил умереть во второй раз, лишь бы не быть с тобой. С другой стороны, Полина и так знала главное: София бросила ее и папу. А кем она была, обычной женщиной или живым мертвецом, не меняло сути.
Гораздо важнее то, что фата-моргана рассказала о Губернаторе и призраке из подземелья. Тот потусторонец был полон загадок. Он рассказал папе, как вернуть к жизни мертвеца, а потом поведал еще одну тайну – о сотворении ангела. Идеи потусторонца нельзя было назвать безобидными – учитывая, что для первого ритуала понадобились череп и кровь. Что, если для второго нужны были глаза?
«В правом ангел, в левом бес».
Убийца забирал только «бесовские» части тела, оставляя «ангельские» на месте. Похоже, в этом состояла основа ритуала. Маньяк не просто убивал детей, он пытался создать ангела.
Полина заметила, что опять перешла на обезличенные «убийца» и «маньяк», хотя не сомневалась в его личности. Все указывало на Губернатора. Он видел подвального призрака, знал про ритуалы. И, похоже, однажды решил: раз друг детства воспользовался идеей потусторонца, ему тоже можно. Воскрешать Губернатор никого не собирался, а вот получить ангела…
Но зачем? На помощь снова пришло детское воспоминание. Потусторонец говорил, что ангелы не имеют собственной воли и подчиняются своему создателю. Чем плохо иметь такого слугу? Существо, которое будет исполнять все твои прихоти? А если таких будут десятки или сотни?
– Ты что-нибудь выяснила? – спросил Йося, когда они сели в машину. – Ну, кроме личного. По делу.
Полина кивнула и, покосившись на водителя, решила:
– Расскажу дома. – В этот раз ей не хотелось, чтобы информация утекла к постороннему: пусть таксист живет спокойно, не ведая о темных ритуалах.
– Ты как вообще? – прошептал компаньон, наклонившись к ней.
– В порядке.
В его глазах плеснулось недоверие. Полина подумала, что Йося продолжит расспросы о ее самочувствии, пытаясь выудить хоть немного эмоций. По ее наблюдениям, их избыток был более нормализован в обществе, чем отсутствие. Хладнокровие легко принималось за равнодушие и отталкивало, наводя на мысли о роботах, психопатах и мертвецах.
Йося, к удивлению Полины, не стал лезть в душу.
– Не знаешь, по этому кладбищу водят экскурсии? – внезапно спросил он.
– Ни разу не видела. А почему ты спрашиваешь?
– Да так, прощупываю почву. Если уволишь, буду таскать сюда посетителей «Сердца тьмы». Ну, верней, не я буду, а она. – Йося усмехнулся. – И как я раньше не подумал?
– А где ты водил экскурсии? По «Мастерам искусств»?
– Сыр меня упаси.
– Батат, щавель, теперь еще и сыр. – Полина покачала головой и поморщилась: стылые струйки с волос затекли за шиворот. – Почему бы все слова не заменить на еду? Гаспачевая кукуруза шавермно булгурнула… и так далее.
– Шик! Как-нибудь попробую. – Компаньон расплылся в улыбке. – Ты только не путай: батат и щавель – это ругательства, овощи в целом – что-то негативное
